Две Европы [Очерки Верхнезаморского клуба]

26. Отчуждение

К.Ш.: Отсутствие ипостасной онтологии вылилось в ещё одну типичную западную черту – отчуждение.

Слова Христа: «царство Божие внутри вас» обозначили имманентный статус истины. Отныне наивысшим, аристократическим должен был стать именно ипостасный образ мыслей и действий. Ипостасной реальности свойственна неотчуждаемость, потому как это и есть самое глубинное «Я» человека. Ипостась воспринимает мир непосредственно, интуитивно, даже где – то эстетически. Только это эстетика не аристотелевская, а платоновская. Порядок она наводит не потому что «так надо», а в силу самоочевидной красоты порядка. Ипостась видит внутреннюю красоту добра и безобразие зла. И самое главное – она способна любить. Причём любить не влюблённостью, а любовью – не земным чувством, а благодатной духовной энергией.

На Западе же ипостась не была обозначена должным образом, она не была онтологизирована. В итоге Запад из объёмного трёхмерного мира угодил в мир плоскостной, двумерный, оказавшись перед сложной дилеммой: чувство или разум. Чувство тоже неотчуждаемо, но оно субъективно, эгоистично. Оно влюблено, и гравитацией этой влюблённости искажает мир вокруг себя. Разум объективен, общечеловечен, универсален, но отчуждён, и не способен любить.

Псевдо – патриархальный Запад делает выбор в пользу разума. Это породило сначала схоластику, а затем и всю эпоху Модерна. Модерн отчуждает внутреннего единичного человека, его личность. Но когда человек хочет вернуться к себе, он возвращается не к метафизической ипостаси, а к физической персоне с её миром чувств. Не видя цели – ипостаси – он всё время промахивается, и утыкается в самость.

Проблема отчуждения проходит красной нитью через всю западноевропейскую философию. Даже для Канта по – настоящему нравственным является именно отчуждённый поступок. Нравственность является долгом, который исполнять «не хочется». Имманентным может быть чувство удовлетворения от совершённого долга, но не сам поступок, который оказывается ценностно нейтральным для человека. Ценностно окрашенным является всё что угодно: благодарность, успокоенная совесть, хорошие последствия, но только не сам добрый поступок.

Вся западная психология подобным же образом, т. е. отчуждённо, смотрит вообще на культуру. По Фрейду человек как бы вынужден быть культурным. Но творя культуру, человек творит не «своё», не соприродное себе. Культура является лишь условием получения действительных благ – плодов цивилизации. Имманентным, неотчуждаемым здесь является материальный комфорт как следствие культуры и цивилизации.

Западник познаёт мир отчуждённо – посредством разума. Он обустраивает его, потому что «так надо», ведь любой локальный порядок есть отражение космического порядка. Чувство есть резервуар хтонических энергий, которые человек должен преодолеть. Поэтому именно разумный образ мыслей и действий признавался нормативным. Но закон, норма, логика – это всё отчуждённые категории разума, который любить просто не способен.

В итоге потерявшая ипостась западноевропейская культура так и не смогла до конца переварить Евангелие. И Запад «завис» в ветхозаветной системе координат. Выбор «закона» означал отказ от «благодати». И вся европейская философия есть, по сути, философия отчуждения. Причиной этого, я думаю, стал, опять же, неистребимый юридизм западной культуры, не позволивший смотреть даже на Евангелие иначе как в категориях отчуждения.

Л.Д.: А чем так плох юридизм? Ты против законопослушности?

К.Ш.: Далеко не вся человеческая жизнь регулируется юридическими актами. Внутренний мир человека, нравственность – пространство, свободное от законов. Отношения в семье, с друзьями и с коллегами, если они не переступают определённых границ, тоже не регулируются законами. Лишь небольшая часть человеческой жизни входит в правовое пространство. И человек в это правовое поле входит не как ипостась, а исключительно в качестве индивида. И закон регулирует отношения индивидов. Но в христианской системе координат индивид – лишь промежуточное звено человека на его пути к Человеку. А значит и закон – это закрепление чего – то промежуточного, относительного. Тем самым закон, при всей его важности и значимости, это область, всё же не священного, а профанного. К тому же закон безличен. Следовательно, в случае, когда абсолютный идеал личности входит в противоречие с относительным безличным законом, она имеет моральное право его нарушить.

Это не значит, что закон плох, просто он не совершенен. А значит, не может служить препятствием для совершенного действия личности, скажем, действия, мотивированного безусловной любовью. Конечно, такой высочайший мотив – редкость, а значит, нарушение закона – это крайний случай. Большинство человеческих действий имеют далеко не такой идеальный мотив. И здесь на страже людей как раз – таки и стоит закон. Но сам факт отнесения закона в область профанного ставит его в положение чего – то относительного. А относительное – это то, что в принципе может быть нарушено, принесено в жертву более высокому. Ненарушимо ни при каких обстоятельствах только высочайшее, абсолютное.

В русской системе ценностей закон располагается очень высоко, но всё же не на самом верху. Там помещается свободная личность со своим идеалом любви, на пути которого закон, хотя бы даже теоретически, может стать преградой. И в этом случае кто – то должен уступить. В русском сознании разведены понятия «преступление» и «грех». Лучше преступить закон (временный, относительный), чем совершить грех (действие против любви, которая абсолютна, вечна).