Две Европы [Очерки Верхнезаморского клуба]

18. Эра рассудка

К.Ш.: Определённые позиции западный квази – патриархальный тип мышления вернул лишь в эпоху Реформации. Это был период высочайшего религиозного напряжения, пришедший на смену Ренессансу с его религиозным индифферентизмом. И это же было время рождения науки. Новоевропейская наука рождается не «где – нибудь» и не «когда – нибудь», а именно в эпоху религиозных войн и расцвета инквизиции. Казалось, вера и мышление вновь соединились в союзе против вернувшейся матриархальной ментальности.

Но религиозный индифферентизм Возрожденчества не прошёл даром. Пока народ наслаждался вышедшей из – под контроля чувственностью, с западной рациональностью произошла серьёзная метаморфоза – место разума на троне занял рассудок, который тут же выступил против своего предшественника.

Протестантизм восстал против схоластики, объявив, что спасение осуществляется верой, и что эта вера проста. Лютер назвал разум «потаскухой дьявола» и объявил, что «Аристотелем христиан Бог наказал». В итоге под видом «простоты веры» стал царствовать произвол в истолковании Писания.

А.Н.: Поэтому приятель Лютера, Меланхтон, быстренько составил катехизис по схоластическим лекалам.

К.Ш.: Да, вскоре стало ясно, что «простота веры» без рациональности не работает. Но тут произошло то, о чём Христос предупреждал в притче об изгнанном бесе (Мф. 12:45). Бес рациональности, изгнанный Лютером, вернулся, но уже в другом качестве. Изгнан был разум, а вернулся рассудок. Это сразу спускает западноевропейскую интеллектуальную деятельность с ментальных высот платонизма и возвращает её к временам героической мифологии.

Разум и рассудок – это два принципиально разных вида рациональности. Разум всегда исходит из метафизических, априорных оснований, которые невозможно проверить эмпирически. Это путь философский, путь прозрения. Рассудок – это поиск связей и причин, каузальность. Это путь объяснения внешних факторов, приведших к данному явлению, путь чисто научный, сциентистский. В этом, по существу, и заключается вся разница между средневековой схоластикой и новоевропейской наукой.

Возникла ситуация qui pro quo – одно вместо другого. И это явно была игра на понижение. Ещё более усугубляется старая, матриархальная парадигма, в рамках которой «надлунный» мир окончательно лишается онтологического статуса. Теперь это не более чем эманация, которую порождает этот, «подлунный» мир.

Таким образом для человека закрывается уже не только ипостасная, но даже сущностная метафизика. Вместо них возникает некая бутафорская лайт – версия – метафизика рассудочная, которая полагается началом относительным. Это и было окончательным рождением модерна.

Поначалу этот дискурс не был основным «тоном» эпохи. Он скорее звучал как «обертон». И лишь постепенно, по мере накопления матриархального бэкграунда, он перешёл в «доминанту», во многом определив западноевропейскую философскую, научную и культурную «тональность» последующих эпох.