Две Европы [Очерки Верхнезаморского клуба]

* * *

К.Ш.: Так вот, теперь о России. Образцово устроенным государством Россия была при Иоанне IV Грозном. Я имею ввиду соотношение демократии и автократии, монархии. Широкая демократия («русская Греция») была устроена Иоанном реформой системы местного самоуправления. На государственном же уровне главенствовало самодержавие («русский Рим»). Кроме того, Грозный стал созывать Земские соборы. На Западе парламент считал себя законным представителем верховной власти – народа, и поэтому воевал с королём, который, в свою очередь, верховной властью считал себя. Тут принципиальная несовместимость позиций, и кто – то обязательно должен был уступить.

Д.М.: Мы даже знаем кто.

К.Ш.: На Руси же после революции Иоанна Грозного вопрос о принадлежности верховной власти уже не стоял. И у русского Земского собора, в отличие от западного парламента, совсем другая функция: это был совещательный голос «земли». Говоря языком кибернетики, Земский собор – это канал обратной связи, по которому верховная власть из первых рук узнавала о состоянии дел на Руси.

Со временем этот баланс стал нарушаться. «Рим» постепенно замещает собой «Грецию». Те процессы, которые традиционно были предметом самоуправления, стали разрешаться автократически, из центра. Земские соборы собираются всё реже. Переломом стала Петровская реформа, установившая вместо самодержавия абсолютизм. Самоорганизации стало гораздо меньше.

Но всё – таки весь Петербургский период оно ещё оставалось на уровне разного рода самоуправляющихся общественных организаций.

Советская власть, при всех её демократических декларациях, только усилила авторитаризм на местах. Ещё нэп был глотком свежего воздуха. При Сталине гайки закрутили. И тем не менее даже тогда Ильф и Петров с Булгаковым могли издавать свои книжки. А в экономике ещё действовали самоуправляющиеся артели. Их уничтожил уже Хрущёв. Здесь и умерли остатки «русской Греции». Всё, реальная, творческая жизнь социума оказалась закатанной в асфальт. Не осталось ничего живого. Только указания сверху.

Казалось, ничего хуже уже быть не может. Оказалось, может. Такая зарегламентированность всего и такое количество чиновничьей бюрократии, какая сейчас в РФ, не было даже при большевиках. На всё нужны справки. Любое дело делается строго по инструкции и разработанному где – то в центральном аппарате протоколу. Любая инициатива может исходить только сверху.

Это то же самое, как если бы человек, не доверяя своим внутренним органам, пытался бы в ручном режиме руководить клеточным обменом своего организма, а заодно определять работу селезёнки и поджелудочной железы. Вопрос – зачем? Это не уровень человеческого сознания. Это уровень ДНК, спинного мозга и прочих средств управления, чья функция – в осуществлении низшей вегетативной деятельности. Оставьте вы их в покое! Дайте им свободу заниматься своим делом. А сами займитесь высшим управлением.

Получается всё шиворот на выворот. Демократия с её выборностью у нас (конечно, не только у нас, это везде) там, где её быть не может по определению – в высших областях государственного управления, там, где человек отчуждён от процессов. На местах же, где демократия как раз возможна и необходима, там её и в помине нет. Где самоорганизация в школах, в больницах, в университетах, на предприятиях, в городах и сёлах? А только там она и может быть действенна. Демократия имеет предел действия. Она работает только в небольших сообществах, где все друг друга знают, причём не понаслышке, а в реальном деле. И там не надо клеить по городу листовки с предвыборными лозунгами и биографией кандидата, потому, что и так все хорошо знают, чего он стоит в деле. При расширении этого круга неизбежно происходит процесс отчуждения. Заканчивается органика и выстраивается мёртвая конструкция, при которой демократия перестаёт работать. Тут же появляются всякие активисты, посредники, отщепенцы – депутаты, чиновники, которые начинают проталкивать уже свой интерес. Вот он – корень коррупции.

Также и автократия должна быть там, где она уместна. А у нас она везде. Даже в Церкви главенствует авторитарный принцип. А, между прочим, глава Церкви – отнюдь не епископ и не патриарх, а Христос. Все остальные начальствующие – это выборные менеджеры. В греческой церкви свой епископ есть чуть ли ни в каждом маленьком городке. Всё очень демократично. Ходит по городу пешком в обычной рясе, всех знает. У нас епископ – это царь, безраздельно властвующий в необъятной епархии и передвигающийся исключительно в кортеже. Батюшки этих владык боятся, как огня. Чуть что не так – по миру пустит.

А.Н.: У нас, по – моему, даже шоу – бизнес устроен авторитарно. Все эти разнарядки «заслуженных» и «народных», допуск к главным сценам и центральным каналам.

К.Ш.: Хуже всего, что это многовековая традиция, которую сознание уже отождествляет с русской сущностью. А это совсем не русская сущность, это неудачная акциденция, волею исторических судеб превратившаяся в родовую болезнь. Укоренившееся вследствие многолетних ошибок свойство, которое теперь стало второй натурой.

Некоторые наши патриоты слову «консерватизм» предпочитают термин «традиция». И правильно делают – незачем «консервировать» всё подряд. Но я бы и на «традиции» не зацикливался. Традиция – это всего лишь культура, а она не самоценна и живёт во времени. Творческий дух должен оставаться свободным. В том числе для того, чтобы избавляться от дурных и устаревших традиций.