Токсичные тени

6.

Спустя столько лет война наконец пришла к нему домой.

В конце концов, это поднялось из насильственной коллективной черноты, которая является любовью Америки к битве, войне, смерти, и укусило дядю Сэма прямо в его толстую ленивую задницу. Бог знал, это должно было случиться уже давно.

Джонни Дэвис расположился высоко над городом.

Он сидел на колокольне над католической церковью Святого Фомы.

Казалось, хорошее место, откуда можно смотреть, как город пропадает. Надёжное место, защищённое. Он был невидим в своём доме. Он не думал, что бешеные найдут его здесь. Большинство вышло из тумана в образе животных, диких злобных зверей, знающих только две вещи: трахать и убивать. Но другие? Да, некоторые из них - на самом деле довольно много - были способны к организации, тактике и уловкам.

Это были опасные.

Те, которые могли бы вести за собой и вели других.

Но если бы они пришли за ним сюда, если бы они хотели драки, то он бы дал им бой. Может быть, они в конце концов его поймают, но он не облегчит им задачу.

На Джонни был камуфляж с тигровыми полосками (брюки и рубашка) вьетнамского образца, водонепроницаемые нейлоновые ботинки для джунглей и чёрный платок на голове. Так он одевался на войне. И когда это случилось - в конце концов - он оделся и приготовился.

Забавно было то, что все в Кат-Ривер думали, что он сошёл с ума, какой-то отбитый на всю голову, с мёртвым мозгом, контуженный ветеран Вьетнама, который жил в брезентовой лачуге за городом, на краю болота.

Может быть, они были правы? - часто думал он.

Но самое смешное, ирония заключалась в том, что он был единственным, кто знал, что здесь происходит.

Разве это не поэтическая справедливость?

После войны он вернулся домой в 1973 году, работал на разных работах - на фабриках, заводах, в гаражах, даже на дворовых работах и на строительстве - но обнаружил, как и многие ветераны, что это ему не под силу. Война была слишком свежей, зверства слишком близки, чтобы он мог просто переключить передачу из мира кровавого выживания и истощения в мир монотонности маленького городка, лицемерной морали и оценочных суждений. Были драки в барах, мелкие преступления, потом настоящая история, когда он связался с местной байкерской бандой, ныне несуществующей. Всё это привело к тюрьме, госпиталю для ветеранов и психиатрическому отделению государственной больницы. Ничего хорошего.

В конце концов, Джонни был только рад, что у него нет семьи, которая могла бы стать свидетелем саморазрушительной катастрофы, которой он действительно стал.

Многие ветераны видели плохие вещи, испытали ошеломляющие ужасы, к которым их определённо не подготовило их воспитание на Мэйн-стрит, США, но он видел вещи намного хуже.

Война была историей уже около тридцати лет.

Он видел, как его пятидесятилетний день рождения подходит.

И чему он научился за всё это время?

Ничему такому, совсем. Ничему стоящему, чего он не знал бы в двадцать лет в Дельте. Конечно, он смягчился после того, как его выпустили из больницы, он снова смог понять реальность благодаря интенсивной терапии с другими ветеранами. Ему даже удавалось оставаться на работе. Но что не изменилось за всё это время, так это то, что война всё ещё оставляла неприятный привкус во рту.

И, более того, правительство, которое вело эту войну, его граждане, которые это позволяли.

Он сидел там, жевал свои щёки, размышляя, гадая, почему он до сих пор не отправился в ад, когда видел всё это, потому что уже должен был. Может быть, все эти годы он искал какое-то происшествие, искал хороший бой, причину, чтобы нанести серьёзный ущерб, и теперь он нашёл её.

Колокольня была защищена от птиц и летучих мышей, но Джонни проделал отверстия своим боевым ножом. Итак, там, в башне, у него был четырёхгранный орудийный порт. Со своей винтовкой и телескопическим ночным прицелом он мог ловить бешеных за квартал. Не то, чтобы они оставались и ждали внизу, когда их подстрелят, но он всё равно мог их уложить.

Он изучал город.

В кобуре на поясе у него был револьвер Smith триста пятьдесят седьмого калибра, а также полуавтоматический пистолет Browning калибра девять миллиметров и пулемёт тридцать восьмого калибра в наплечном мешке. Патронов хватало на все три оружия. Затем у него был боевой нож, мачете и ещё дробовик двенадцатого калибра.

Готовился к нападению медведя?

И он был чертовски прав.

Медведи были ничем по сравнению с тем, с чем он столкнулся.

Было бы неплохо, если бы у него было несколько гранат, несколько мин для защиты периметра. Может, автоматический карабин CAR-15 с укороченной рукояткой. И, конечно, ко всему прочему, может быть, гранатомёт и пулемёт Stoner, какие он носил на войне.

Он смотрел на улицы и ненавидел происходящее, хотя знал, что подобное было неизбежно. Он ненавидел, когда в это попадались невинные люди, особенно дети. Они всегда страдали. Он не любил правительство (никогда не голосовал, думал, что все они коррумпированные, корыстные фашисты, принадлежащие богатым группам с особыми интересами) и ненавидел власть в любой форме. Он знал, что он динозавр со своим революционным настроением, направленным против истеблишмента, который отравлял радикализмом шестидесятых.

Но ему было всё равно.

Он стареет и, вероятно, на этот раз умрёт. И мысль об этом его не пугала, а заряжала энергией. Он решил, что просто собирался посмотреть, как это выйдет из-под контроля, подождать, пока те, кто у власти, пошлют войска, чтобы очистить это, чтобы остановить это (если они могли), и когда они придут, он собирался начать их убивать. А до тех пор он...

Господи Иисусе, что это было?

Он видел это, но не верил.

Там внизу по тротуару шла женщина.

Она выглядела растерянной, ошеломлённой, потерявшейся. По крайней мере, так ему говорила её неуклюжая походка. Безумно было то, что она несла что-то вроде гитарного футляра.

Это было возможно?

Собираешься на джем-сейшен с этими животными, дорогая?

Он взял свою винтовку и прицелился в неё с помощью ночного прицела. Он смотрел на неё в зелёном поле, наводил перекрестье прямо между её лопаток. Это был лучший способ кого-то уложить. Пуля в позвоночнике разорвёт позвонки, как шрапнель.

Смертельный выстрел.

Он продолжал наблюдать за ней, гадая, в чём её дело.

Она не двигалась, как одна из них.

Ему не нравилась идея стрелять, объявлять о своём присутствии бешеным. Но эта женщина, она, должно быть, сильно облажалась, чтобы вот так бродить. Должно быть. Кроме того, это был лишь вопрос времени, когда они её поймают, а ему нужна была цель, чтобы прицелиться.

Он спасёт её от них.

Винтовка балансировала на краю колокольни, прижав глаза к отверстию прицела, он медленно вдыхал и выдыхал, опускаясь вниз, желая, чтобы на него нашло полное спокойствие. Убийства на войне были обычным делом, и он должен был обращаться с этим как деловой человек.

Ничего личного, сука.

Он нажал на спусковой крючок.