Океан

ПАСКУДА

Он уже не помнил, какой день он, по собственной воле, заперт в стенах этой квартиры, и уже не понимал, глядя на окно, день сейчас или ночь. Он разговаривал с голосами, приходившими из стен, кричал им, думал, что они не слышат, и иногда не веря, что они его слышат, он писал им на стенах. Чтобы его видели громче, он писал кровью.

Он не любил чеченцев, хотя трудно сказать, кого он вообще мог любить. И он уже не помнит, что его так разозлило, что он решил пристрелить одного из них. Он запутался, который из голосов приказал добивать своих и почему он чувствовал огромное удовольствие, умываясь чужой кровью. Но варварские оргазмы сошли на нет, а удовольствие сменилось кошмарами, не отпускающими его ни на минуту. Всё из-за этой проклятой кассеты, где из синеватого сияния телевизора явилась та самая девушка, еще почти ребенок. Кассета, где он с глазами беса насилует её, а потом пьёт кровь, как вампир, из перерезанного горла, получая нечеловеческие удовольствия. Он бил эту кассету кулаками, разбивая корпус и оставляя на пальцах страшные раны, он пытался съесть расползающуюся по всей комнате ленту, и чуть не подавился. Увидев своё отражение в зеркале в ванной комнате, он написал кровью послание своему отражению: «ПАСКУДА» – выводил он изрезанными пальцами. Эта запись была последним криком, что он оставил в этой жизни.

«ББ».

Когда бурлила кровь и

Стены были не стены,

Рвало, тошнило от слёз,

Со скрипом лопнули вены.

Когда Рената Кабулина вызвали к следователю из камеры следственного изолятора, он пришёл в досадную растерянность. Вместо следователя он увидел того самого ненавистного полковника, по вине которого он здесь оказался, и из-за которого во рту у него были вставлены спицы, стягивающие перелом челюсти. Когда конвой оставил их одних, он ненавидящим взглядом смотрел на полковника, который невозмутимо, с присущей ему суровостью, просматривал лежащую на столе папку.

– Ну что, Ренат Сергеевич, обвинение достаточно серьёзное в вашем деле, – он кивнул головой на папку, при этом выдерживая большую паузу, которая подавляюще действовала на Кабулина. – Учитывая специфику работы нашего следствия, загруженность судов, большое число свидетелей, я, как человек давно работающий в органах, с большой уверенностью могу сказать, что срок пребывания вас под следствием будет долгим. И с таким обвинением на подписку о не выезде рассчитывать не стоит.

Чесноков постоянно выдерживал длинные паузы, и тишина в эти обрывки пауз нависала мрачным грузом.

– Этот мучительный процесс можно избежать…

– Что вы хотите? – пробурчал сквозь проволоку, сдерживающую челюсть, Ренат.

– Мне нужна информация…

– Я стукачом никогда не был, – прошипел Ренат, обрывая Чеснокова.

– А тебя и не просят ничего писать или подписывать. Просто человеку, вращающемуся в определённых кругах, должны быть известны слухи, разговоры, ты просто поделишься, в виде непринуждённой беседы. И тогда всё будет по-другому, – Чесноков положил широкую ладонь на папку. – Только, конечно, с лицензией на оружие придется расстаться. Адвокаты у вас ребята умные, так что всё идет нормально.… А меня интересует следующее – недавняя разборка на Матырском, кто, зачем и откуда.

Ренат держался за челюсть, видимо, она побаливала.

– Это были курьеры. Это не секрет, – начал он нерешительно. – Не так давно взяли и закрыли поставщиков наркотиков из Ростова. После этого объявились эти чеченцы. В машине при себе имели около 10 килограмм героина. Мало кто у нас потянет такие обороты. Примерно после того события куда-то исчез Толя «ББ». Может куда уехал, может на дно сел, но его, и четверых из его бригады, никто больше не видел.

– Занимается наркотой?

– Официально ЧП. Частный предприниматель, контора «Рога и копыта» в городе. Это, пожалуй, всё, что я знаю.

– Диктуй адрес конторы и можешь быть свободен

Выйдя из здания левобережного отделения милиции, Чесноков отправился к своей машине. У него была запланирована на сегодня встреча с хакером, которого должен был доставить Колобов. Он отправился в свой кабинет. Для встречи, назначенной Колобовым на двенадцать, было ещё рано, поэтому, чтобы не терять зря время, он принялся наводить порядок в кипе бумаг, разложенных в папках, заварил себе чаю и включил компьютер.

Вдруг его взору предстал глобус, стоящий на шкафу. Он сразу вспомнил свой маленький глобус, стоящий у него дома, привезённый в подарок из Испании, на лакированной подножке выгравированы слова: «Нашему любимому чемпиону». Надпись была сделана до его знаменитого поединка. Его школьные друзья верили в него всегда и вручили этот подарок сразу после боя. Тогда на первенстве города ему приходилось сражаться с заслуженным мастером спорта, ему, никому неизвестному молодому перворазряднику. Противник превосходил его по классу, опыту, он был на много выше Чеснокова, имел длинные руки, что давало ему большое преимущество. Когда они пожали друг другу руки, ладонь мастера спорта Чеснокову показалась узкой и мягкой с изящными пальцами, как у пианиста или скрипача, в отличие от широкопалой мощной лапы Чеснокова. С первых же минут противник повёл в счете, нанося серии, и технично уходил, легко передвигаясь по рингу. Лишь прижав к канатам противника, Чеснокову удавалось провести серию в корпус, но сам он продолжал безбожно пропускать удары, которые с шумом звенели в голове болью и мешали глазам видеть. С каждым разом тяжесть и бессилие подходили ближе. Скептики предрекали исход боя ещё до его начала. В конце второго раунда, после виртуозного удара, у Чеснокова хрустнул нос, из повреждённых капилляров брызнула кровь, после чего судья остановил бой. Противнику Чеснокова оставалось пропрыгать третий раунд, и он выигрывал по очкам, но звания ЗМС и вид уставшего, заляпанного кровью перворазрядника разжёг в нём желание закончить бой нокаутом, что не часто бывает в весе до 70 кг. Он забыл все советы, полученные от тренера, он уже чувствовал себя чемпионом. Он пошёл вперед, нанося выматывающие серии, и заигравшись, не заметил, что оказался в углу канатов, не оставив себе места для манёвра. И уже изрядно устав, оказался в тисках, и он это понял после серии в корпус. В отличие от его виртуозных быстрых ударов удары Чеснокова были медлительными, но оставались также тяжелыми. В начавшемся суровом обмене Чесноков пропускал удары в нос и в голову, терпя сильную боль, собирал в себе все силы. Обессиленные соперники оба понимали, что в эти секунды решается победа. Всё окончилось внезапно, когда соперник, пытавшийся уйти вправо, нарвался на оглушительный удар Чеснокова и рухнул. Когда ребята вручали Чеснокову глобус, они потребовали подарить свою окровавленную майку, по которой без всяких слов можно понять цену этой победы.

Из воспоминаний его вывел стук в дверь. Вместе с Колобовым вошел худой парень с кучерявой шевелюрой и плешивой бородкой, на глазах были очки с очень мощными линзами.

– Ну вот, – указал Колобов на парня, – это специалист по компьютерным программам.

Глаза парня в этих очках были огромными.

– Как зовут?

– Рома.

– Проходи Рома, поработаем. А ты, Алексей, возьми ребят и гоните по этому адресу, нужно проверить одну контору.

– Ну что, Ромик, вот компьютер, там дискеты, изучить которые для меня является проблемой.

– Сейчас посмотрим, – Рома по-хозяйски уселся за компьютер, вставил дискеты, из-под свитера он вытащил CD-плеер и отмотал провод с наушниками.

– Я люблю слушать музыку, когда работаю.

– И всё? А ты не пользуешься никакими записями, литературой?

– Нет, вот этого достаточно, – он выложил из заднего кармана записную книжку, в середине которой лежала дискета.

– Ну ладно. Кофе, бутерброды?

– Если можно крепкий, а то я ещё сплю обычно в это время.

Он надел наушники, сменил свои очки на затемнённые, закинул жвачку в рот и стал неистово отстукивать по клавишами.

Чеснокову это даже понравилось. Он как бы получалось, не мешал Роме, и Рома не мешал ему. Чесноков мог спокойно звонить, получать звонки, читать, писать, копаться в бумагах, и, в общем, получалась вполне рабочая атмосфера. Так покатилось время.

– Готово, одна готова, – вымолвил Рома спустя несколько часов.

– Что там, Рома?

– Числа, цифры, схемы.

– Ладно, снимай с неё этот чертов замок и давай следующую.

– Ага.

И в компании воцарилась вновь, так сказать, рабочая атмосфера.

– Вторая ещё проще, ну в смысле того, что замок однотипный, через полчаса вскроем.

– Что, так всё просто?

– Нет, я просто остерегался, что здесь будет использован метод, похожий на мой.

– Интересно, что за метод?

– Вместе с замком закладывается вирус. Сделал что-нибудь не так, он сожрет твой компьютер. Можно так покутить! Ух! А здесь пользовались, наверное, учебником – ключом могут быть числовые, буквенные коды. Задаем программу, и она найдет.

– Программы тоже твои?

– Конечно. Готово.

Раздался телефонный звонок, прервавший познавательную беседу.

– Да?

– Это Вяземский, срочно подъезжай, у нас труп, записывай адрес.

– Диктуй. Так. Так. Ага. Скоро буду.

– Рома, сворачивайся, – он показал ему листок, на котором он только что записал адрес.

– Знаешь, где это находится?

– Покажу без проблем. Мне там до дома будет недалеко.

– Едем.

Март. Вяземский не любил ни ранней весны, ни поздней осени. Времена непостоянства. Тает снег, оголяется асфальт и земля, и внезапно вновь наваливает снег, и опять всё сначала. Или неуверенные попытки зимы взять верх над осенью, сковать землю и покрыть её снегом, как вдруг начинает таять, заполняя всё серой слякотью. Время прозябания в холодной сырости, проникающей в одежду и обувь, время простуд и разных недугов.

Вяземский стоял у подъезда в каше, состоящей из воды и снега, и курил. В теле была легкая дрожь от холода. В сумерках во дворе замелькали фары автомобиля. Автомобиль безошибочно подъехал к нужному подъезду. Грузную фигуру Чеснокова трудно было с кем-либо спутать. Он вышел из машины.

– Что тут у вас?

– Труп Борисова, Толик «ББ». Самоубийство. Иди, я покурю, насмотрелся уже до тошноты.

Чесноков кинул ему ключи от машины.

– Тогда парня отвези до дома, он говорит тут недалеко.

Трехкомнатная квартира кишела людьми: одни что-то смазывали кисточкой, после чего пытались рассмотреть результаты своих трудов с помощью линейки, другие работали фотоаппаратами, кто беседовал с понятыми. В этой суматохе Чесноков не знал к кому обратиться для выяснения обстоятельств. Вяземский уехал, и его сначала даже не пропускал сержант возле двери, пока он не показал удостоверение. Расхаживать по квартире, он тоже не решался, зная тонкости в работе экспертов.

Чесноков решил подождать, так сказать, оглядеться, но даже в таком переполохе такая фигура как он не может долго оставаться незамеченной. Он не успел разглядеть неказистый, непонятный рисунок на обоях коридора, нанесенный, видимо, кровью, которая от времени стала черной, как к нему подошел капитан в форме.

– Полковник Чесноков, убойный отдел, – представился Чесноков. – Что здесь произошло?