Океан

Одержимый

Пробуждение. Открыв глаза, он уже понял, где находится, потому как это место было ему знакомо. Для впервые попавшего сюда оно сначала могло показаться адом. Отделение, где находится постоянно более восьмидесяти человек, длинный широкий коридор, вдоль которого слева идут окна, справа проёмы, ведущие в палаты, одна из которых – реанимация. Первая палата носит особый статус – наблюдательной. Возле неё ежесуточно на стуле дежурит один из санитаров и самых буйных привязывает к кровати. За спиной остаётся дверь, из которой снуют врачи, медсёстры, санитары, за которой находится проход в другие отделения и кабинет заведующего. Впереди многометрового кабинета – процедурная, подойдя к которой, можно завернуть налево и двинуться дальше, где также слева находятся двери туалета, умывальника и ванной. Справа столовая, которая не может вместить в себя сразу всё население отделения, и поэтому людей разбивают на два оголтелых отряда, называя их первым и вторым столом. В столовой установлен телевизор, который включается в процедурном кабинете, если медперсонал устает от шума телевизора, они его просто вырубают. Перед приемом пищи медсёстры выкрикивают из процедурной фамилии, вызывая на уколы. После чего образуются длинные очереди, и люди по очереди заходят с оголёнными ягодицами. Санитары выкрикивают фамилии отставших или дремлющих по палатам и, если нужно, за шкирку подтаскивают к кабинету. После уколов санитары разносят по отделению:

– Первый стол!

И рассаживают голодную толпу по лавкам. От лекарств постоянно хочется есть. Толпа мчится почти бегом, занимая места, толкаясь, извергая ругательства в битвах за стулья, и, уже рассевшись, начинает кричать:

– На раздачу!

Санитарка раскидывает тарелки по столам. Когда заканчивался второй стол, звучала команда:

– На таблетки!

И снова возникала длинная очередь, тянущаяся к процедурной. Медсестра протягивала пластмассовый стаканчик с таблетками, больной проглатывал, запивал из другого стаканчика, показывал рот, если этого требовала медсестра или санитар, и только после этого санитары открывали закрытый перед уколами туалет. И толпа устремлялась курить. Несмотря на то, что туалет был не более восьми квадратных метров, туда могла вместиться добрая половина отделения. В отделении не нужны спички или зажигалки, стоит лишь зайти в туалет, где тлеет «вечный огонь», но сигареты здесь были на вес золота. Желание покурить было вторым безумным желанием после желания поесть.

Санитар Ваня, присев на стул возле первой палаты наблюдал за больными. В этой работе с копеечной зарплатой были свои плюсы. Отдежурив сутки, ты три дня свободен. Ему нравилось отдавать приказания больным, командовать, распоряжаться, когда здоровенный детина, скрюченный в три погибели, отпрашивается у него в туалет, а он с надменным видом решает пустить или крикнуть «На место». В отсутствии другого санитара, Чурилова, который куда-то отлучился, ему вдруг захотелось согнать всю первую палату по кроватям. Иван не страдал обилием интеллекта, его с большим успехом заменяли амбиции. Он облокотился на спинку стула и, как сова, вертел головой.

После сильнодействующего укола образовывается сухость во рту, куда большая, чем с похмелья. Он проснулся, понял, где находится, и, зная дорогу, зашагал к умывальнику, чтобы вдоволь напиться. Пижама, в которую его переодели ночью, была сильно изорвана, волосы взъерошены, на лице небритая щетина. Ване не понравилось, что какой-то новенький «дурик» решил выйти, не отпрашиваясь.

– Первая палата в палате находится, я сказал.

Парень не обращал внимания на слова санитара. Тогда Ваня схватил этого наглеца за воротник пижамы и хотел зашвырнуть этого щуплого назад в палату, но дело приняло необычный поворот: парень перехватил руку и сделал бросок через спину, Ваня со звоном шмякнулся об пол. Когда он очнулся от внезапной дезориентации, его охватил прилив ярости, парня уже рядом не было.

«Вода, всё на земле родилось из воды».

– Он у меня сейчас получит, – и бросился в процедурный кабинет к телефону вызывать наряд санитаров, своего рода больничный ОМОН, имеющий такое прозвище за агрессивность и бесцеремонное отношение к больным.

Четыре крупных санитара в белых халатах шагали по коридору.

– Где он?

– В туалете курит.

Они раскрыли дверь в туалет. Из процедурной высыпались медсёстры, посмотреть на этого наглеца.

– Вон присел, курит, – указывал Ваня.

Рослый молодой санитар отправился внутрь, вернулся с несопротивляющимся парнем.

– Он?

– Он.

– Пошёл в палату, – и отвесил массивной лапой подзатыльник наглецу, на что получил проникающий удар в живот ногой. Острая боль заставила его пожалеть о подзатыльнике, положившем начало этого зверства на глазах обезумевшего медперсонала. Кровь растекалась по белым халатам санитаров. До этого мирно куривший человек обратился дьяволом, вместо глаз – две чёрных бездны, горящие сатанинским блеском. Он по очереди брался за каждого, безжалостно нанося удары невероятной силы, пока те не прекращали сопротивляться. Хватал их за халаты и бил о стены, не давая никому из них подняться.

– Наумов? Андрей, это ты? – из процедурной на него смотрела растерянная молодая медсестра.

–Да, Наталья Николаевна, это я, – спокойный и отрешённый голос, лицо его выглядело измученным внутренними терзаниями.

– Что ты тут натворил? Пойдем со мной, – она взяла его за руку и повела в палату. – Всё хорошо, Андрюша, ложись.

Она уложила его на кровать и принялась сама завязывать на руках ремни, фиксируя его к кровати.

– Ублюдок, да я его убью сейчас, – перед кроватью появился рослый санитар с разбитым носом и кинулся на привязанного. Он стал наносить удары по лицу и по груди человека, который не мог ему ответить, так как были привязаны руки, но ноги привязать не успели. Смертельный захват обвил ногами шею, и через несколько секунд лицо санитара стало багровым.

– Не надо. Что ты делаешь? Брось, Андрюша, я тебя прошу, брось его.

В дверном проёме появился Чурилов, старый санитар, который дежурил вместе с Ваней. Он выносил мусор вместе с двумя больными. Он стал привязывать ноги Наумова и криками пытался отогнать рассвирепевших санитаров, наносивших удары по привязанному больному. Наконец им вместе с медсестрой Натальей удалось отогнать санитаров. Из разбитой брови на подушку стекала кровь, на груди красные пятна от ударов, пижама стала ещё более изорванной, чем раньше. Он напряженно смотрел вверх, напрягая всё тело, силясь разорвать стропы, опоясавшие руки, ноги, стянувшие грудь.

Наталью трясло, каким-то образом чёрная кровь, струившаяся из брови Наумова, измазала её халат.

– Я схожу за бинтом, – сказала она Чурилову.

Было воскресенье, врачей не было, дежуривший врач куда-то отлучился, поэтому решение нужно было принимать самим медсестрам.

– Галя, ну что? Ему, наверное, нужно укол сделать?

– Пусть врач решает, а то влетит ещё.

– А где он?

– Не знаю.

В дверном пролете появились лица любопытных больных, следивших за дракой, а теперь желавших поближе рассмотреть буйного больного.

– Что вы тут глазеете, подходя трусливой поступью шакалов, прячущих свои мелкие трусливые душонки и возбуждённых запахом крови. Обманывая себя тем, что вы ещё люди, вы запутались в свои пижамы, изображая разумных существ, мечтающих набить своё подлое чрево, воруя друг у друга хлеб и сигареты. Что вы смотрите, пожиратели падали, али вы думаете, что спрячетесь от мрака, надвигающегося на каждую вашу мерзкую душонку? Или ваши пижамы укроют вас от страхов, наполнивших вас за невежество, за ту мерзость, в которую вы превратились?

Он говорил давящим монотонным голосом, который в почему-то нависшей тишине, воцарившейся в обычно шумном отделении, казался парализующим криком, разгоняющимся всё быстрее и быстрее, действуя на подсознание.

– Так радуйтесь, черви, своей поганой жизни, ведь именно её вы и заслуживаете, потому как давно перестали быть людьми, а стали пресмыкающимися, достающими бычки из сортира и сплевывающими в унитаз таблетки. Так неужели вы думаете, что минует вас ужас разоблачения вашей сущности и не получит каждый того, чего заслуживает? И та мерзость, которой вы наполнены по собственной воле и не хотите выблевать из себя наружу, сожрет вас изнутри.

– Дядя Саша, пусть он заткнется, – первым не выдержал натиска непонятной власти на больную нервную систему Заур Хаджибеков. Он заткнул уши руками, не желая таким образом выдерживать натиски на воспалённый мозг неизвестных сил, давящих на подсознание и задевающих за живое непонятным страхом. Он ходил с Чуриловым выносить мусор и не видел до этого произошедших сцен, следов запекшейся крови на линолеуме, и ему страшно хотелось ударить этого привязанного неистовствующего человека.

Это был первый сигнал к необратимому массовому психозу. Старый опытный санитар Чурилов это слишком поздно понял и принялся закрывать ладонью рот Наумова, крикнул санитару Ване, после последних событий стоявшего как парализованный, чтобы бежал в процедурную и торопил Наташу с уколом.

После этих суматошных минут, пережитых в хаосе, уже точно и не помнят тех слов, выброшенных в глубины подсознания замерших от страха обитателей и взорвавших мирный климат в прах. Началась массовая истерика, и отделение взбесилось. Первым был привязан Заур Хаджибеков и еще пятерка рядом с ним, других санитары разгоняли по палатам. Всю смену пришлось успокаивать разбушевавшееся стадо. Это была одна из самых жутких смен для Натальи. После успокоительных уколов обезумевшим, она безразлично смотрела из двери процедурной, как санитарка стирает запёкшуюся кровь после драки.

– Кто этот парень, откуда ты его знаешь? – спросила медсестра Галя.

– Лежал здесь два года назад.

– А почему я его не помню?

– Как не помнишь? Это тот, который сбежал, а спустя три месяца опять попал с попыткой самоубийства, я его тогда всю ночь откачивала.

– А, помню.

– Пойдем, покурим, устала я.

Укол. Темнота, надвигающаяся на раскрытые глаза, направленные к небу, замурованному потолком. Шум и крики потухали под порывами ветра, доносившегося издалека и оставлявшего грохот в барабанных перепонках, порывом, налетающим и проносящимся мимо. Побелённый потолок налился чёрным окрасом, среди которого загорались звёзды, раскинулась дорога Млечного пути и зависла загадочная луна, наблюдая своим печальным взглядом за тем, как переливаются звёзды, как пролетают кометы или неведомые спутники Земли. Бескрайний океан, где уплывали в бесконечность Большая и Малая медведицы, обгоняя другие созвездия. Треск углей костра, курлыканье лягушек, свет огня змеился по воде, и синий дым вздымался к небу, усыпанному звёздами. Студент обжаривал на костре утку, языки пламени описывали на его лице красно-белые очертания, отражаясь в слезящихся от дыма глазах. Блики двух мерцающих огней. Удобно устроившись, чтобы не мешал дым, сжав в руках винтовку с оптическим прицелом, в камуфляже охотника, сидел человек с короткими седыми волосами, отхлёбывая из железной кружки парящий напиток.