Дары инопланетных Богов

Правила игры нарушены

Рудольф дал о себе знать только на третий день. Больше не выдержал, с ликованием думала Нэя. У неё замерцал контактный браслет.

— Сегодня жду, — сказал кратко и властно, но добавил вкрадчиво, — Придёшь в том костюме госпожи? Твоему рабу очень хочется поднять восстание. Ты не будешь против?

Нэя засмеялась, она всё равно победила в этой игре. В конце концов, Тон-Ат не обиделся бы. Он всегда знал и понимал временность пребывания Нэи в своих плантациях. Конечно, он не предвидел своей гибели. Или да? Прошлое упало с Нэи, как упала листва в лесопарке, и Азира в этих давно сброшенных в небытие днях, та Азира, умеющая раскалять Нэю до припадков от ревности, вызываемой злым и продуманным, демонстративным откровением, эта Азира превратилась в блёклую пыль памяти, ни на что уже не могущую влиять.

Хрустальные покатые стены смотровой площадки были залиты дождём, что отлично просматривалось сквозь прозрачную стену спальни. Водяные струи мерцали от мягкого изумрудно-голубоватого, скрытого в конусе, источника освещения. Он был неярок и рассеян, и Нэя казалась русалкой, вынырнувшей из потопа, окружившего пирамиду. Только она была горячая, и вместо хвоста у неё была пара ног. Разорванное у ворота платье «госпожи» валялось на полу. Всё же «восстание раба», хотя и согласованное по сценарию заранее, оказалось слишком бурным и неожиданно яростным.

— Ты ведь сама согласилась, — мурлыкал «раб», — а я не мог не отомстить своей госпоже за своё попрание. Иметь рабов непредсказуемо опасное дело. Вся история подтверждает это, во всяком случае, у нас на Земле.

Нэя отвернулась и молчала. Она бежала по дождю, полная надежд на нежную и накопленную страсть, но предсказать Рудольфа она не могла никогда.

— Как я завтра выйду отсюда в рваном платье? — спросила она, правда, испытав от такой игры такую же радость, как и расшалившийся «раб». Но платье, принявшее на себя весь накал мести «раба», перестало существовать как шедевр её творчества. Обратилось в рваньё, и Нэя размышляла о возможности его починить, сокрушаясь, что у неё нет такой уникальной ткани, достать которую можно было только в стране Архипелага.

— Думаешь, рабы вели себя иначе, когда срывались со своих цепей?

— Зря я простила тебя, — Нэя закрылась от него пледом и отвернулась, продолжая игру. Раб должен был вымаливать прощение. — Когда ты срываешься со своей цепи, я перестаю любить тебя. Кому это может нравиться?

— Но тебе не следовало напоминать мне о своём прошлом. Так что мы обменялись с тобой равными ударами. Не советую тебе навязывать впредь своих игр. Ты никогда не сможешь просчитать мою реакцию. И не мечтай, — он нежно гладил её бледное от освещения под морское дно тело, стащив с неё плед. Нэе очень хотелось с ним поласкаться, но она хотела поломаться подольше.

— Никто не мешает тебе переселиться сюда. Притащи сюда своё барахлишко и живи тут всегда. Здесь же по любому пусто, а я тут редко бываю.

— И что обо мне будут думать?

— Не всё ли равно.

— Тебе всё равно, это да! А я что тут терплю? Я уже давно для них падшая. И для тебя тоже ничуть не ценность, раз ты так смеешь… — тут Нэя вспомнила свои забытые уроки в театральной школе и очень натурально заструилась слезами, как и природа за стенами, вспомнив Тон-Ата и своё туманное отчего-то, большинством наполняющих его дней, прошлое с ним, которое она неосторожно обнажила. Будто впустила Рудольфа туда, где его не было раньше, и он там наследил, вытряхнул все её сокровенные ящички, разбросал любимые вещички.

— Больше я к тебе не приду! — она уже забыла, что заплакала понарошку, поскольку обиделась вдруг по-настоящему.

— Да куда ты денешься, — он развернул её к себе лицом, ловя губами её ресницы.

— Кого я полюбила? — бормотала Нэя.

— Контрасты, — сказал Рудольф, — они дают острее прочувствовать то, от чего так быстро наступает пресыщение.

«Не от этих ли контрастов и сбегала Гелия»? — думала Нэя про себя, но боялась разозлить его всерьёз.

— У тебя нет прошлого. У тебя только настоящее. Я тоже ревную тебя к прошлому, как и ты меня. Но твоё прошлое принадлежит мне, как и всё в тебе. А ты моего прошлого не узнаешь никогда. У меня всегда перед тобой есть преимущество, — и он достал из-под своей подушки браслет в виде чёрной змейки с жёлтым кристаллическим глазом, загадочно мерцающим в полумраке.

— Ты починил мой браслет? — обрадовалась Нэя. Розыгрыш удался. Он решил откупиться подарком. Но таким, который привёл её в нешуточный трепет, — Почему браслет стал меньше? — Она схватила его и надела на запястье. На предплечье он уже не годился из-за меньшего размера. Рисунок на теле змейки был несколько иным, по её хребту проходила заметная изумрудная полоска, чего не было прежде. — Ты обработал её каким-то составом? — предупредила она его объяснение своим же ответом. Змейка приобрела загадочную и несвойственную ей раньше флюоресценцию. Его страстные объятия не дали ей времени для размышлений. «Раб» умолял о прощении, а «госпожа» не умела долго сердиться…

— Возможно, и живут на свете такие люди, к которым этот свет благоволит, и они не видят его изнанки никогда. Они больше всего и любят выступать в роли обличителей чужой безнравственности. А вот нам с тобою в этом смысле одинаково не повезло. И ты, и я, мы нахлебались этой изнанки. И что нам чья-то мораль? Именно потому, что мы заглянули за край, мы с тобой и ценим счастливые мгновения, что на обидно короткий миг дарит нам твой Надмирный Свет. А ты, несмотря на мои причуды, ведь любишь меня? Потому что знаешь, что я тоже люблю тебя. Мы хотя и контрастные с тобой, но созданы друг для друга. А моя любовь, она такая же, как я сам. Я девять лет помнил тебя!

— Разве это много? Я даже не ощутила этого времени. Если есть любовь, для неё нет времени. А то, что разрушается от времени, это уже не любовь. Это другое, то, что пристроилось рядом с любовью под общее название. Ты ведь никого до меня не любил? Ты забыл о тех, кто были в твоём прошлом?

— Нэя, даже у животных отличная память! Я помню всех.

— А Гелию сам же обещал забыть, как будто её и не было…

— Я имел в виду другое. Не её забыть, а самому измениться.

— Ты и изменился. Но иногда я жалею, что ты не прежний…

— Если я тебя не устраиваю, так я же тебя не удерживаю. Твой выход свободный, даже при том, что я буду страдать без тебя.

— Ты никогда не будешь страдать! Потому что я не собираюсь тебя покидать, — она капризно надула губы и милостиво подставила их для поцелуя. Он, как и свойственно бывает мужскому роду, был не чуток в отношении её женских игр. Он думал, её обида искренняя и очень старался утешить, чем усиливал полноту её ощущений от победы над ним. А она того и добивалась — усиления его страсти в результате совсем нехитрой игры.

— Я не хотел тебя обижать. Но ты свободна. Уйти в любое время.

— Я не могу быть свободна, если люблю. Любовь не может быть свободой уже потому, что она привязывает. Свобода же и есть отсутствие привязанности.

Утром Нэя опять куксилась, отказалась от утренних ласк, ворчала на него из-за порванного платья. Как добираться домой? Но по счастью из-за дождей можно было добраться и в дождевике. Они стояли в холле «ЗОНТа». Искрились города Нэиля. За прозрачными стенами лил дождь, и голографические города казались загадочной цивилизацией, затонувшей неведомо когда, где.

— Как в Атлантиде, — сказал Рудольф, — а ты как русалка.

Нэя в синем, как колокольчик, дождевике выглядела трогательно и смешно. Рудольф прижал её к себе.

— Русалка, — повторила она, — ты русский, а русалка — женщина вашей расы?

Рудольф прижал её к себе ещё теснее, она тыкалась в его сине-серебряный комбинезон, играя поясом, в котором было спрятано оружие и связь, они улетали патрулировать горы на границе с пустынями.

— Руд, ты такой красивый, у меня заходится сердце, когда я вижу тебя со стороны. Ваши русалки такие же, все красивые?

— Русалка — сказочный персонаж, а не синоним русской девушки. Русалки живут под водой. В Атлантиде, фантастическом подводном царстве. Но может быть, где-то они и есть, на ещё не открытой планете?

Нэя смотрела влюблённо, — Разве ты сам не фантастический? Разве я сама не стала персонажем фантастической чьей-то выдумки? Кто изобрёл сюжет моей неправдоподобной жизни? Встреча с тобой изменила всё мое существо, и мне кажется, я живу не в реальности, а в выдумке. Настолько мне хорошо с тобой.

— Не боишься захвалить? Вдруг возгоржусь? — смеялся он, но радуясь её обожанию. Засунув руку под дождевик, надетый на одно бельё, он заботливо спросил, — Не застудишься? Не торопись. Не по лесу же тебе брести по раскисшим тропам. — Он связался с кем-то по связи и велел ей ждать Арсения, поскольку тот должен был ехать куда-то за пределы стен и по пути довезёт её до кристалла. Нэя вовсе не была в восторге при мысли от встречи с Арсением.

— Больше не будем так играть, — сказала она. — Иначе я разорюсь, если ты будешь рвать настолько дорогие платья.

— Я тебе заплачу за два платья. У меня как раз остались деньги. Можешь вернуться и взять их. Все и бери, какие там есть. Они хранятся в стенном шкафу, где валяется мой халат. Арсений будет послушно тебя дожидаться у стоянки машин, раз он обещал.

В ней вдруг заявила о себе прежняя Нэя, та, что не отказывалась от денег, не в пример теперешней, ставшей сказочной богатой, — и вовсе не в смысле денежного изобилия. Она протянула руку и выхватила протянутые деньги, будто кто мог подсмотреть и подумать о ней как об особой деве. Неопределённое будущее опять задышало в спину. Так поступала Гелия, опустошая карманы Рудольфа вчистую, используя его непонимание многих реалий бытовой жизни. Он жил частично в другом мире, где насущные его потребности как-то удовлетворялись без тех затрат, что у людей в Паралее. А Гелия знала, наблюдала лицо нищеты и боялась столкнуться с ним по-настоящему близко, как те, кто от соприкосновения с этим жутким феноменом всякого неправедного социума, столь быстро утрачивал природные и яркие краски. Потом и Нэя стала бояться унылой униженной гримасы этого лица, смотрящего слишком уж впритык из мира почти поголовного неустройства. Пусть этот мир отгорожен высоченной стеной, он всегда рядом, ощутимо дышит и будоражит пугающими образами.

— Ладно, — произнесла она беззаботно, — провожу тебя и вернусь за своей одеждой. А то правда, жалко платье. Оно очень дорогое. Я постоянно в убытке, это предприятие с пошивом дорогой одежды очень затратное. У меня никогда концы с концами не сходятся. Я плохо считаю, а меня все обманывают. Мой бухгалтер честен, вроде бы. И Эля, вроде бы, тоже, и мои мастера, и швеи стараются, послушно работают даже по ночам, за сущие крохи, если соотносить их прибыток с моим. Но как-то так получается, что кто-то невидимый, бестелесный, хронически подворовывает моё имущество. Вечные недостачи, то тут, то здесь. Может, мне всё бросить и попробовать поступить учиться в Академию? Ах, нет! Это тщетные устремления. Ведь у меня нет друзей, способных определить меня в здешнюю Академию для поднятия уровня образованности, как, например, есть такой тайный друг у моей Эли… — Нэя с лукавым укором взглянула на него. — Хотя в прошлом и у меня был друг, обещавший устроить меня в недоступную Академию…