Дары инопланетных Богов

А был ли Чапос наваждением?

Нэя растянулась на ложе, было мягко и уже привычно, не то, что поначалу. К запахам она уже не была чувствительна, надышавшись ими под завязку. За перегородкой, сплетённой из гибких тонких стволов лиан, в соседнем помещении слышались возня и бормотания. Периодические удары, всё убыстряющиеся, приводили в колебание шаткость этой условной стены. Что за неудержимые страсти, а главное кого, там бушевали?

Пока она беседовала с призраком или подлинным Чапосом, вернее, беседовал он с нею, за стеной с шумом вскипали краткосрочные бурные контакты похотливых насекомых с интервалом затишья в несколько коротких периодов времени. Отстранённо, только с лёгким оттенком отвращения к происходящему, он размышлял вслух по поводу того, насколько перенасыщена атмосфера Паралеи сексуальными выбросами, да всё вхолостую. Страна год от года становилась всё безлюднее, пустели целые районы отдалённых провинций. Как будто сама Мать Вода не хотела больше воплощаться во временные и страдательные организмы, не имеющие ни целей, ни высших смыслов в своём существовании. Они тут галдели, пили, уединялись ради кратких и зачастую имеющих прейскурант, как и еда, животных случек, не ведущих ни к чему. Только к растрате и усталости, только к тоске и возрастающему отупению чувств, вплоть до полной их конфискации оскорблённой их развратом Всевышней Матерью, кого они в своём скудоумии уподобили самим себе, заточив её образ в синюю порнографическую бутыль.

Нэю поражали его отточенные речи, будто он читал вслух философские тексты. Но он не получил хорошего образования, так она думала. Отличная дикция и приятный тембр голоса наводили на мысль, что в нём пропал незаурядный оратор. Неужели, думала она, он выдаёт подобные гневные обличения тем, кто покупает у него женщин, в качестве рекламного буклета-приложения? Но Нэе не было смешно. Несоответствие, несуразность были заложены не только в видимых пропорциях этого человека, но наполняли его изнутри тоже. Кружась мыслями вокруг Чапоса, Нэя хотела спать. Возобновившееся, но уже приятное головокружение тянуло куда-то, где оказалось ещё чернее, чем вокруг. Сквозь полусон, а просыпаться ей не хотелось, она ощутила себя поднятой и узнала руки Рудольфа. — Ты с ума сошла? Как ты и додумалась сюда залезть? Я как безумный носился вокруг всей «Лианы», думая, что ты ушла в другую сторону от моей машины… Ифиса же сказала, что ты шла за нею следом….

— Где Ифиса? — спросила она.

— Выползла с каким-то мешком, заставила меня загрузить его в свою машинку. Я у неё спросил, ты бутыли что ли пустые туда сложила? Все собрала? Где Нэя»? Она мне: «Сейчас выйдет. За мной шла. Присела отдохнуть у выхода, её ноги не держат. Иди скорей»! Я туда, а тебя нигде нет. Решил, что ты уже успела выйти, но направилась в противоположную сторону. Вот же шкура эта Ифиса! Нажралась за чужой счёт и даже не проводила тебя до выхода. Ты реально сомлела или решила поиграть со мною в прятки? — он злился и не понимал, что она хлебнула слишком опасную дозу заколдованного неизвестным создателем напитка.

— Голова кружится, — ответила Нэя, и он сразу ей поверил.

— Потому что ты голодная. Так и не прикоснулась к еде!

Разгневанная Мать Вода, та самая из проповеди Чапоса, грозила ей синей ручонкой, укоризненно покачивала стеклянной головой, увенчанной высокой причёской-пробкой. Прозрачное лицо наполнялось дыханием и реальной плотью, становилось матовым и узнаваемым. Мать Вода сбросила свои тяжёлые мерцающие заколки и встряхнула каскадом тёмно-синих волос, подобно воде они пролились в чёрную грязь, и сосуд стал стеклянно лысым. В издевательской позе был намёк на определенные отношения, к которым она призывала прямо здесь и сейчас. Нэя сделала усилие отпихнуть её, но руки, пихающие пустоту, пугали Рудольфа.

— Тебе не кажется, что она похожа на Гелию? — спросила Нэя, — она всех опьяняет собою, но всех при этом презирает, холодная и чистая сама. Я не видела, но слышала, что Гелия обладала уникальным бесстыдством, сохраняя при этом своё лицо святым. Мой бедный Нэиль — он попал в капкан, он думал очеловечить её своим жаром, выплавить из ледяной заготовки живые пропорции. Ведь она похожа?

— Кто?

— Мать Вода. Чапос сказал, что она мстит людям за своё осквернение.

— Чапос? Когда и что он тебе сказал? У него рот был набит твоим десертом.

— Он говорил в той каморке, где мы попробовали с тобою уединиться. Но уже потом, когда я сидела там без тебя. Он сказал, что ты не убивал Нэиля. Я знала всегда… Рудольф, я знала, что ты не смог бы, поэтому я и не разлюбила тебя… Ты мой муж, единственный, я всегда знала… Не страдай, милый, мне не за что прощать тебя! А тот чёрный крылан из скал как же ужасен! Он всегда мог убить тебя, о чём ты и не подозревал, но не смел, поскольку Икринка твоя дочь, а проливать родную кровь запрещает закон их Райского Созвездия. Ты же через Гелию и вашу совместную дочь стал их соплеменником, поэтому он не мог… Милый, как хороши были твои волосы, светлые, как у диковинного мутанта, и какой белой была твоя кожа, с каким тонким румянцем. Я хочу потрогать тебя на ощупь, хочу такого, каким ты был на Земле. Отрасти волосы на голове ради меня. Не лишай меня счастья обладать тобою в твоём прежнем земном облике. Отчего это в Паралее все темнеют? Я тоже потемнею и ссохнусь очень быстро под жёсткими лучами Ихэ-Олы. Я стану серой как пепел, стылой и едкой, и ветер будущих пространств навсегда сотрёт мои следы… Забери меня отсюда! Насовсем…

Рудольф разрывался между стремлением отвезти её к доктору Франку для очищения крови и между невозможностью так поступить, представляя с какими глазами его встретит доктор, даже если промолчит и ничего не скажет.

Как ни старалась Нэя, она не могла увидеть лица Рудольфа, хотя слышала его дыхание и ощущала себя в его руках. Он не мог стащить с неё узкий лоскут, оказавшийся на ней опять вместо её собственной одежды, так она себя одновременно и ощущала, и видела со стороны. Они находились уже в его мансарде в ЦЭССЭИ. Непонятное это платье отливало то белым, то жёлтым, то сиреневым цветом, поражая и пугая её нездешней голографической красотой. Дорога домой выключилась из её памяти, или она спала всё то время, пока они ехали через столицу, через леса и через город Центра по Главному шоссе. Сквозь конус пирамиды струились внутрь замкнутого пространства, не имеющие границ звёздные миражи, бывшие где-то в своей запредельности реальными объектами, гроздьями созвездий в новорожденных и умирающих уже Галактиках, представить которые не мог никто из живущих на Паралее.

Узкий лоскут стягивал тело Нэи, мешал ей и сдавливал грудную клетку, и она металась в беспомощной попытке освободиться от него.

— Сними, — требовала она со слезами, — разорви, мне нечем дышать! — злилась и царапала его спину, как дикая кошка.

— Успокойся, — упрашивал Рудольф, — мне же больно!

— Разве ты способен испытывать человеческую боль? — с внезапной радостью Нэя нашла на груди застёжки, поняв, что это её собственный корсет давил её и мешал дышать, и никакого платья на ней нет. Рудольф оборвал все застежки на корсете резким рывком, сорвал его и перевернул Нэю на живот, утопил её лицо в прохладной и спутанной простыне, напомнив вдруг того демона из подземелья. Потому что она увидела на его руке свирепое и живое мерцание Кристалла…

Кольцо, давно ею забытое, возникло неизвестно откуда. Непонятно, когда он его нацепил на себя. В досаде она ловко перевернулась и ускользнула из его тисков. Стащила жуткий камень с его пальца с неожиданным проворством. Рудольф дёрнулся рукой, и тогда кольцо с тяжёлым Кристаллом слетело на постель, а Нэя увидела в нём, как в осколке зеркала, маску бледной красотки вместо своего лица. С неконтролируемым смехом она надела огромный перстень на свой палец, подняла руку, чтобы он не свалился. Внезапно, под воздействием чудовищной плотности Кристалла, отведя кисть в сторону, шмякнула по скуле Рудольфа острыми шипами тяжёлой друзы. По его лицу потекла кровь, она испуганно ойкнула.

— Уймись же! — ответного гнева не последовало. — Я же не бесчувственный, и мне бывает больно! — он смахнул Кристалл с постели, и тот с гулом упал на пол. Удар был таков, словно упал увесистый булыжник, точно так, как произошло давно в квартире Гелии.

— Когда ты достал Кристалл Хагора? И что с моим лицом?

— Твоё лицо злое и пьяное, — ответил он, вытирая кровь с собственного лица, — Кристалл Хагора замурован в сейфе вместе с оружием.

Но Нэя явственно услышала звук падающего на пол Кристалла. Даже невнятное эхо от удара отразилось от стен просторного помещения. Злая мистика, заключённая в ничтожном осколке могущественного и утраченного Хагором «Созвездия Рая», вовсе не была её сновидением. Рудольф, сбрасывая кольцо, думал, что проделал это незаметно для неё.