Дары инопланетных Богов

— Я боюсь! — Нэя стала поспешно натягивать платье. — Я не хочу тут рядом с какой-то страшной собакой… Вдруг она выскочит и укусит? Разве она настолько большая? Как человек.

— Нет, — ответил он, — они небольшие, если видеть их на земле. Они только в полёте впечатляют своими размерами из-за крыльев. Но летают они только перед вечером и ночью.

— А это была фигура человека! — Нэя таращила глаза, полные ужаса. — Человек, одетый во что-то чёрное и развевающееся. Я успела заметить, как он раздвинул ветви. Он следил за нами!

— Да кто? — он засмеялся, не разделяя её страха ничуть. — Кто тут может быть? У наших нет таких одеяний, чтобы полностью чёрного цвета. И следить никто из наших не станет. У нас воспитание не такое, и достоинство есть у всякого.

— У тебя у самого майка чёрного цвета. Может, это беженец? Ты говорил, что тут обитают беженцы.

— Они тут не ходят никогда. Их бы вычислили мгновенно. Это зона нашего контроля. Да и собак бы спугнула система опознавания. Они боятся того волнового излучения, что сразу же включается, едва они проникают на объект. Тут не может никого быть. Успокойся.

— И глаза были такие страшные, горящие… Руд, я боюсь! Ты же слышал сам, как трещали ветки. Пошли отсюда!

— Прекрати панику! — он встал и раздвинул ветви. Там не было никого. Он снял с остро торчащей и засохшей ветви клок чёрной тряпицы, но сжал её в кулаке, так и не показав Нэе. — Созерцатель, — пробормотал он тихо. — И тут ты отметился, урнинг проклятый… Тут не может быть чужаков! — повторил он громко и уверенно, незаметно выбрасывая клочок в гущину зарослей. — Никогда! Здесь полная безопасность для тебя. Здесь система слежения намного совершеннее, чем в самом ЦЭССЭИ. — Он яростно тёр поверхность ладони пучком сорванных листьев, стремясь удалить мнимый след от мерзкой тряпицы. — Любой лазутчик будет немедленно зафиксирован системой слежения и немедленно нейтрализован.

— Тебя кто-то укусил? — спросила она сочувственно, наблюдая, как он возится с ладонью. — Мошка?

— Нет. Здесь нет никаких мошек. Ты знаешь отлично. Тут особая, можно сказать стерильная, зона.

Нэя обняла его за шею, приникла, пытаясь смягчить приступ вполне понятного раздражения.

— Если не хочешь продолжения нашего совместного праздника отшельничества на просторах природы, тогда пойдём уж поскорее. В тесноте, да в безопасности. А то я сильно наскучался и ещё немного, я не выдержу… — Он мешал ей одеваться, жадно её тиская, отчасти злясь, что был резко снижен высший градус любовного накала, но покоряясь её воле уйти им отсюда. Его лицо стало пасмурным, как будто на Ихэ-Олу нашло дождевое облако. И Нэя, зная его особенности, сама мягко, как белое облако в своём воздушном платье, опустилась на траву, где валялась его рубашка. Раскинула руки, призывая его к себе и отбрасывая прочь недавний страх. Игра должна быть продолжена. Как пикирующая хищная птица на беспомощную белейшую дичь он ринулся следом…

— Надмирный Свет сотворил нас с тобою из одного зёрнышка Духа, — прошептала она, без предыдущей и сорванной, к сожалению, страсти, но всё же нежно подчиняясь ему…

Хагор повторно и абсолютно бесшумно продвинулся на прежнее место, стараясь не допустить прежней оплошности. Он готов был испепелить голую и мускулистую спину того, кто на данный момент обладал одной из прекраснейших женщин Паралеи. Как и всегда. По внешней фактуре Гелия, в общем-то, превосходила Нэю. Но талант души ласковой и скромной птички-щебетуньи переливался, как огранённый чистый кристалл, освещая даже пространство, в котором и пребывала на данный момент эта маленькая женщина. А недостойного её избранника переполняла животворная сила, каковой не было у самого Хагора никогда, ни самой её жалкой малости. Ртом, ноздрями и даже зрением он улавливал в себя чужое искрящееся, любовное силовое поле, но собственное тело оставалось к подобным излучениям не восприимчивым, мертвенно-глухим. Его только что яростно-мерцающие глаза остывали и подёргивались сине-пепельной тоской, плачущим вселенским одиночеством. Он отодвигался всё дальше и дальше в сторону близкого и тайного для всякого входа в скалах, ненавидя само существование человеческого счастья с точно такой же силой, с какой любовники взаимно удваивали его друг для друга. Даже после исчезновения Гелии, с другой уже избранницей Рудольф по-прежнему воспринимался ненавистным соперником. Почему так произошло? Потому что его вина не имела срока давности для Хагора. И Нэя, так или иначе, но станет тем проводником, по которому он свою месть и отправит по назначению.

Уже находясь в скальном и тайном тоннеле, он сквозь расщелину не до конца закрытого и хитро спрятанного входа, смотрел на их последующее купание. Они стояли на мелководье по пояс в воде, и яркая эта вода с пойманными в себя лучами небесного светила слепила глаза Хагору. Он щурился от рези, от ярости, а влюблённые то брызгались, то нежно гладили друг друга. — Ишь, веселится как мальчик! — бормотал Харгор. — Быстро забыл свою звёздную находку, уворованную из-под носа бестолкового Арсения, да зато смял свою собственную необыкновенную судьбу… — Он зажмурился так, что у него заломило в области переносицы. После чего воскликнул, протягивая костлявые руки, обнажившиеся из широких и длинных рукавов, обращаясь к низкому и тёмному своду тоннеля, как к сияющему и безмерно-высокому небу, — Я вижу, я узрел! Не все ещё прежние способности покинули меня! Тебе не будет дано прожить и половины того срока жизни, какой отмерен нынешним землянам, — их жалких полтораста лет. Ты проживёшь лишь чуть больше трети этого срока, вот что говорю тебе я — Хагор синеокий! Я ещё в состоянии прозреть такую малость, как окончание твоей путанной жизненной дороги в инопланетном иллюзорном мире под сиреневыми небесами, куда твой начальник по имени Чёрная Птица заманит тебя! А тебе, моя белая и воздушная птаха по имени «Дарующая любовь», не суждено пережить с ним длительного счастья. Мне не дано, пусть и у других не будет! И там, во мгле кем-то уже и сотворённых лет, тебя, «Дарующая любовь» пташка, не будет с ним. А будет кто-то совсем уже другая, хотя такая же несчастливая… Чирикай, чирикай своим зацелованным клювиком, мерцай белой и налитой грудью, прижимайся к столь же налитому молодой силой и счастливо-удовлетворённому партнёру… А я? Разве я виноват, что мне дарована такая вот художественно оформленная маска, в которой я задыхаюсь? Но как я могу выскочить из этого придуманного, да худо продуманного, навязанного мне образа? Из запутанного вымысла, впихнутого в безразмерную информационную сеть? А ведь и я произрос из того же самого зёрнышка духа, что и вы…