Дары инопланетных Богов

— Ну, если вы там всех перемеряли на себя, то куда уж после вас и лезть. Да я и не люблю обноски за другими на себя примерять.

— Любишь, любишь. Девку ту первую после старика из их влиятельного сословного уровня на себя натягивал, Голобокую свою. Все это знали, откуда она была, и ты знал. Но пребывал в плену земной этики, не понимал их зачумлённого мира, не брезговал ещё, чистенький был, мамин сынок. Хорошо, что теперь во всём разобрался. К чистейшему источнику припал.

Рудольф подошёл к нему вплотную. Антон старался смотреть прямо в его глаза. В них пугающе быстро расширялись зрачки, как у кота в полумраке. Было удивление, но ответной агрессии Антон не чувствовал. Её и не было, не смотря на дикую и пошлейшую ругань Рудольфа. Он никогда не видел раньше, чтобы от вспышки злобы у людей так менялись глаза. Но взгляда он не отвёл. Рудольф развернулся и ушёл.

— Он тебе кто? — спросил Антон, понимая нелепость своего вопроса.

— Он? Мой отец.

— А ты жила там? В той глуши?

— Ты же видел.

— И что? Сейчас ему что за дело до тебя? Если до этого дня до твоей жизни ему не было этого самого дела?

— Он уже давно зачислил меня в эту вашу Академию. Я сама не хотела тут жить. С ним. Я его не люблю. Он чужой. А ты добрый, родной. Он оскорблял тебя?

— Да не то чтобы. Нормальный процесс, знакомство с мужем дочери. Всё же объяснимо. Он не ожидал. Отцовская ревность. Может, и беспокойство за твою участь. Так твоя мама — это речная лилия?

— Кто это «Лилия»? Мою маму звали Гелия.

— Почему ты не жила с родителями?

— Где? Мама не жила тут. Он не разрешал ей брать меня к себе. Он считал, что она жила в «вертепе». И мне там не место.

— В «вертепе», это где?

— Она была актриса. И она была подруга Нэи.

— Нэи? А Нэя никогда об этом не рассказывала. О том, что была актрисой, что у Рудольфа была ты, дочь. А горы?

— Дедушка был горец. Раньше жил в горах. Он брал меня с собой.

— Но как? Туда нет дорог. Здесь же нет авиатранспорта.

— Это не моя тайна. Он знает много, чего не знаешь ты и Рудольф.

— У вас есть тайные лабиринты? Я слышал об этом.

— Может и есть. Это не моя тайна.

— А ты знаешь, что Нэя стала возлюбленной твоего отца?

— И что? Но мне она этого не рассказывала. Я тоже не буду с ней откровенничать. У меня спрашивает, а сама не рассказывает ничего. Как же может она его любить? Бритоголового, грубого, вечно хмурого. Он бил маму и, наверное, будет бить и её. Он не может быть ничьим возлюбленным. Дедушка говорит, что он сверхчеловек, киборг, и не ведает любви. А Нэя глупа. Если у женщины такая грудь, она и не может быть умной. Сю-сю, вот она кто. Тупая, плаксивая самка Сю-сю: «Ах, я тут одна, меня никто не защищает. Меня обижают»! — Икринка с остервенением высмеивала Нэю, которую стало жаль Антону. — И ещё не так обидит. Это ещё только медовое начало. Он её ещё насадит на вертел над костром своей любви. — Она своей злой язвительностью так напоминала отца, что и не верилось, что это говорит нежная молоденькая девочка. Он не мог знать, что она воспроизводит и слова и отношение своего деда к родному отцу. Даже его интонацию она воспроизводила с невероятной точностью. От того и были её речевые обороты столь странными для юной и только что покинувшей неразвитую провинцию девчушки. Антон закрыл её губы своими губами, заставил замолчать. Она была хороша даже в своей ругани. Но всё можно было оправдать и списать на потребность в психологической разрядке. На инерцию гнева, который она не могла излить на отца, пока он тут метал свои молнии, а она молчала. Пока Рудольф был здесь, он, казалось, своим бурным психическим выбросом заполнил весь объём лаборатории, и она не могла вставить и слова, но потом она отыгралась на той, которая не была перед ней ни в чём виновата.