Дары инопланетных Богов

— Вспомнила вдруг Дальние Пески, — сказала она. — Может, как-нибудь искупаемся там?

— Как-нибудь, — согласился он. — Да хоть завтра.

— Завтра? Нет, я не могу. У меня же назначена встреча с заказчицами в столице, а потом…

— А потом очередное бегство от того, что тебе настолько и невыносимо. И мы опять будем бесконечно разговаривать с тобой у меня в машине про тайны твоего великолепного аристократического рода…

Они дружно засмеялись. Не без грусти, что и это уже не повторится.

— У меня уже не осталось тайн от тебя, — Нэя переключилась с нижнего томления на более высокую жалость к нему. Исчерпав ресурс жалости к себе, она впервые задумалась о его глубинной ущербности. Ни оборотень, ни небожитель, а человек с большими проблемами в своём, внешне потрясающем, но внутренне больном существе. Если бы был жив Тон-Ат, как много он объяснил бы ей в нём, а она сама, маленькая невежда, всю сознательную жизнь витающая в своих красочных образах и фантазийных мирах, что она сможет изменить в нём? В сильном, неподвластном чужому и даже более мощному влиянию, своевольном, инопланетном существе? Но был ли он инопланетным, или она была инопланетной здесь, на Паралее? Нэе он казался родным изначально, даже будучи ребёнком, она предчувствовала свою встречу с ним, когда видела в ночном небе звездолёты землян. И она нисколько не сомневалась в том, что его звездолёт в ночь, когда ушла мама, — ушла, чтобы не вернуться никогда, — висел над горизонтом. И когда желание любви, его любви и своей к нему любви, вернулось, Нэя решила лечить его своим искусством, без чьей-либо помощи и подсказки. Поэтому зная, что он слоняется ночами вокруг кристалла, она и ждала его. И вот он ей попался. И она не удивилась, а может, она опять почувствовала его зов, или он её.

Ещё какое-то время они болтали на цветочной террасе, когда он проводил её до дверей «Мечты». Они не хотели расставаться и сели у столика, где обычно Нэя с Элей по утрам пили свои напитки, уже без Антона. Преодолев в себе сексуальное тяготение к Рудольфу, Нэя даже повеселела и будто прибавила такой вот победой над своим изголодавшимся инстинктом к тому светлому чувству к нему, которое засияло в ней ещё светлее. Жалость к нему делала отношение почти материнским и родным. Она присела к нему на колени, гладя его бритую макушку. Но он-то своих устремлений не оставил и попытался повторить натиск, лаская её и побуждая к вполне определённым действиям. Понимая, как давно он пребывал в своём невольном аскетизме, по его накалу и несдержанным уже движениям, Нэя была счастлива, что они вместе отстрадали всё это время в телесном одиночестве. И тут ей на подмогу пришло то самое креслице, расшатанное Антоном, оно сломалось под Рудольфом, и они вместе свалились в клумбу и хохотали, как сумасшедшие.

Эля, — в её комнате была открыта часть окна на втором этаже, — не спала. Она только что вернулась из своего загадочного путешествия с Олегом, о котором никогда не распространялась Нэе. Может, она ревновала её к Икринке, может, сама Нэя к ней охладела, и её нисколько не интересовали тайны Эли. Подойдя к распахнутому окну, — на втором уровне здания стены уже не обладали той прозрачностью изнутри, как это было на первом этаже, — Эля увидела свою хозяйку. Та барахталась с каким-то мужиком и громко смеялась! Вошедшая в последнее время в роль повелительницы очень убедительно, так что ни у кого не возникало желания ей перечить, она уже не подпускала Элю к себе для былых откровений. Эля смогла разглядеть, что явно не Антон там внизу. А тот, о ком и подумать было немыслимо, настолько боялась Нэя одного упоминания о нём даже вскользь, думая, что Эля тупа и ничего не понимает.

— Ну и разошлась! — сказала Эля самой себе и тоже засмеялась, наблюдая комичную сцену. Высунувшись из раскрытой наполовину панели окна, она грозно, но исключительно из озорства, чтобы прогнать Рудольфа, крикнула в темноту, — Эй! Кто там бродит по закрытой для посторонних территории?! — якобы она не сумела рассмотреть в темени ночи хозяйку. Тем ни менее хохот не утихал, а только усилился. Нэя её раскусила.

Эля, как-то и вдруг заражаясь чужим и очевидным счастьем, захлопала в ладоши, любуясь и радуясь окружающей красоте мира. Возле «Мечты» вовсе не было темно. Кристалл не только освещался со стороны Главного Шоссе, но и сам излучал бледно-сиреневый свет на прилегающие террасы. Да и само небо было настолько ясным и обильно-звёздным в эту ночь. Искусственный свет от мощных фонарей вдоль Главного шоссе, поднимаясь до определённой границы и так, что нисколько не затмевал сияния бесчисленных звёзд, сливаясь с сиреневым, матовым и мягким светом самого кристалла, создавал видимость некоего натянутого, гигантского прозрачного зонтика. И тот уже заливал сверху мягким свечением сам холм, пышные купы деревьев, Нэю в светлом платье и Рудольфа в его белой безрукавной рубашке, мерцающей розоватой флюоресценцией, словно всё вокруг было втиснуто в некий волшебный хрустальный купол.

Под хрустальным куполом «Мечты»