Дары инопланетных Богов

— Мне стало так хорошо, как не бывает в мучительном мире никогда. Во мне не было стыда за то, что я столь тесно прижата к человеку, которого абсолютно не знаю! А этот необычный старик, — если бы ещё и не видеть его лица! На ощупь-то мужчина хоть куда! Он шептал мне в уши, пронзая меня всю наслаждением, не испытанным мною ни разу и в моей, такой скудной на впечатления, молодости. Нет, ранящих-то событий и горьких чувство было как раз избыток.

«Я знаю, чего тебе не хватает», — так он мне сказал. — «Мне тоже не хватает любви. А люди не ценят дара, данного Создателем свыше. Они превратили любовь в какой-то краткосрочный пароксизм, в пошлый инструмент для получения бессмысленной разрядки и телесных судорог. Они перестали ценить собственную способность дарить жизнь через любовь. Почему ты, обладая таким пышущим здоровьем, не дала жизнь многим детям»?

«Да от кого? Если даже нелюбимый муж прикасался так, словно преодолевал бесконечную брезгливость. Если и я ничего не испытывала в ответ? Я стала холодна и вся ушла в карьеру».

«А теперь и наступила твоя расплата. Ты ощутила, что время текучее, и оно стремительно утекает через тебя». Я спросила: «За что расплата»?

«За то же самое, что и всем», — так он ответил. — «За неоценённый дар жизни и отсутствие любви к другим людям», — так он ответил, — «Чтобы получать любовь, надо её отдавать. Не жалея и не ожидая награды в эквиваленте насущных примитивных благ. Если человек излучает из себя любовь, к нему тянутся все. А если он только и хочет брать, жрать, употреблять, подавлять, то наступает расплата. Она приходит, как ликвидация свыше самой способности испытывать счастье. А без счастья жизнь — череда тусклых лет, прерываемых мучительными событиями, когда даже возврат пустых, но свободных от боли дней кажется благом». На прощание, когда я уже оделась и собиралась уходить, он своей сильной рукой взял меня за подбородок и, задрав моё лицо, повторно вонзил свой страшный взгляд в мои глаза. Как будто нож в них засунул, и я закричала. От режущей боли.

«Хорошо, что ты не успела сотворить никакого вреда моей любимой жене. Иначе я бы убил тебя на месте».

«Вы старый, вы и сами не способны к любви».

«Что же тогда я подарил тебе только что»? — спросил он. И я не знала, что ответить, потому что не знала, что это было. «Вас не могла любить Нэя. Она была слишком юная тогда, чтобы ценить вашу мудрость. Разве в молодости она кому нужна, мудрость? И она давно вам не верна. Она отдаёт своё тело другому»! Вот что я ему ответила. А он: «Я люблю не Нэю, а то будущее, которое она мне подарит. И не мечтай, что выдав её, ты вызвала мою ненависть к Рудольфу. Я сам подарил ему мою Нэю. Ради того малого зёрнышка, из которого произрастут обновлённые поколения всей будущей Паралеи. В любви же, глупая женщина, отдают душу вместе с телом». Он всё знает о тебе! О Рудольфе. Он потребовал, чтобы я всё вам рассказала и повинилась. Он сказал, что любой человек обладает даром влиять на реальность, но делает всё зачастую спонтанно и неконструктивно. Никакого колдовства не существует, а есть либо стремление к разрушению, либо к созиданию. Вот и всё. Он смеялся надо мною. Сказал, что моё колдовство это тьфу! Не смогу я оказать никакого влияния на вашу жизнь. Самообман тёмной души, поскольку нет людей без тех или иных бытовых невзгод и закономерно случающихся бед, раз уж живут люди в такой дикости путанице. Если я изменюсь, то и моя жизнь изменится. Если же человек хочет кому-то зла, он непременно его совершит при представившейся возможности. Колдовство тут не причём. То, что мы принимает за колдовство, есть древнее искрошившееся знание о законах Вселенной…

Лата затёрла трясущуюся Нэю в самый угол здания. Решив, что сумасшедшая вдова убьёт её, Нэя истошно вскрикнула, — Ай-ай! — вырвалась и бросилась к дверям. Лата без труда настигла её и опять прижала, на сей раз к витрине, внутри которой посверкивал радостными огоньками в своём игрушечном замкнутом мироздании макет «Зеркального Лабиринта». Его починили совсем недавно ребята из настоящего «Зеркального Лабиринта», присланные Рудольфом. Казалось, что туда кто-то уже и вселился, гораздо более уменьшенный, чем люди вокруг, раз уж им построили такое вот чудо — копию чуда подлинного. Отблески от витрины придавали лицу Латы вид ненастоящего, а также придуманного кем-то существа. На вскрик хозяйки выбежала Эля, она как раз и хотела заблокировать центральный вход в «Мечту» ввиду позднего часа. Она встала в недоумении, увидев Нэю в объятиях Латы.

— Иди и принеси мне моё платье, независимо от каких-то дурацких пуговиц. Я как раз за ним и пришла — приказала Лата Эле. Поняв, что страх перед Латой ничем страшным не завершится, Нэя сразу устыдилась.

— Принеси и жди. Мы идём следом, — велела она Эле.

Какое-то время Эля топталась на месте, не веря Лате и обдумывая странную сцену с объятием. Если бы не блестящее длинное платье ненормальной вдовы, Эля стукнула бы ту по голове уличным креслицем, приняв в темноте за насильника. Креслице было весьма увесистым, и Лате бы не поздоровилось, не сверкай она так очевидно своим женским нарядом.

— Всё хотела с вами поговорить, да у вас вечно народ толчётся, да и рыжеволосая прилипала ваша всегда поблизости. Вы хоть где и когда одна бываете?

— А что? — спросила Нэя, не ожидая уже от Латы никаких приятностей.

— Я заметила, что у вас изменилась фигурка. Я искренне желаю вам счастья с вашим возлюбленным, хотя моё сердце мне не подчиняется и болит от ревности. Но думаю, что и эта последняя буря моей жизни утихнет, как утихают все бури на свете, хотя и не без разрушительных следов. Требуйте того, чтобы он повёл вас в Храм Надмирного Света. Иначе вас загрызут. А за мерзавкой Элиан следите внимательнее. Сколько раз вам говорила уже! Она целый сарай сняла на рабочей окраине в столице, куда таскает наворованное у вас, беспечная моя госпожа Нэя. На окраине же ни улиц нормальных, ни проспектов, а нагромождения каких-то нечеловеческих гнездовий для людей! Мало того, что вы её не контролируете, так вы ещё предоставили ей все возможности для собственных махинаций под укрытием тех дел, что ей поручаете. Я не выдумываю. Я просто наблюдательная и сообразительная. Бесполезно мягко укорять вашу мерзавку Элиан. Если вы не стукнете её по рукам, она и от крупной кражи не откажется, если будет такая ей удача в кавычках. Тогда её бросят в тюрьму. Вы же того не хотите? Воспитывайте тех, кого мните своими подданными.

— Уйдите! — взмолилась Нэя, — безумная вы женщина. Я ничего не поняла из вашего бреда! — тут у неё повторно зазвонил контакт, и она не успела перевести звучание на наушник. Мурлыкнул голос Рудольфа. Ласкающие любовные интонации произвели на Лату впечатление оглушительного грохота. Она бледнела на глазах, как от звуковой контузии. Но быстро овладела собою.

— Так я подожду, когда моему платью пришьют пуговицы. Посижу в вашем приёмном холле, чтобы не мешать вашей беседе. — и скрылась за дверями «Мечты», оставив Нэю на уличной цветочной террасе.

Нэя отлично видела через прозрачные двери, как с поразительным достоинством и привычным высокомерием она устроилась на диване, ожидая своё очередное платье. Эля вынесла готовое платье. Швея успела пришить пуговицы. Лата не проявила к Эле ни капли неприязни. Улыбалась ей, и они обе о чём-то говорили. Лата сняла с себя какой-то пустячный шнурок с переливчатой безделицей и сунула его Эле. Вскоре Эля принесла Лате напиток в красивом вызолоченном бокале из цветного стекла на подносе, как наиболее дорогой клиентке. Нэя, даже не поняв, о чём ей говорил Рудольф по связи, не могла себя заставить войти в холл. Она не знала, как Лату выпроводить отсюда, а Эля улизнула, не потрудившись выгнать Лату вместе с её готовым платьем. Лата упорно ждала Нэю. Пришлось к ней подойти. — Мы давно закрылись, — напомнила ей Нэя холодно и официально, решив выбросить из головы чужие безумные бредни.

— Я только примерю платье, — протянула одурманенная блюстительница за нравами тоном капризной клиентки, как и привыкла. — Вдруг оно косо на мне сидит?

— Да какая разница вашим старым любовникам, как сидит на вас платье, если вы милуетесь с ними полностью нагая, — Нэя дерзила, уже ненавидя её как Эля, как все.

— Где же я, женщина-труженица, возьму себе молодого силача, если их всех расхватали по себе праздные шлюхи? — долго и тщательно Лата примеряла новое платье в примерочной комнате. Словно собираясь на самое важное свидание в своей жизни, она крутилась вокруг зеркал, тянула время, не обращая внимания на невежливые напоминания Нэи по поводу давно уже закрытой для посещения «Мечты».

— К чему вам молодые, если старики из музыкальных джунглей дают вам то, чего вы и жаждете. Может, вы тут в примерочной комнате и останетесь спать, укрывшись новым платьем? А я пойду спать к себе. Я устала!

Ещё чуть-чуть, думала Нэя, и Лата действительно попросится на ночлег, так очевидно не хотелось ей покидать «Мечту» или саму хозяйку. Нэя представила, как Лата храпит в примерочной комнате на полу и засмеялась. Возможно, Лата и не храпела во сне, но так ей представилось. Лата и на это не среагировала, указывала на тот или иной мнимый недодел, демонстрируя Нэе изрядно похудевшее тело, что делало Лату только краше. Нисколько не стыдясь своего обнажения, как и бывает в бане или в примерочных комнатах пошивочных салонов, она была удивительно упруга, как не всякая девица. «Нерастраченный потенциал», как она и говорила. И было уже жаль её. За личную её невостребованность. Ни мусорщиком, ни работягой, ни тем, у кого плохое зрение. Впрочем, ей такие были не нужны. Она вела себя так, будто не было нападения и странного разговора о колдовстве, злых духах и о старике, с которым она прелюбодействовала. Сугубо деловито, здраво она или соглашалась с замечаниями Нэи по поводу наряда, или нет. Как обычно.