Дары инопланетных Богов

В следующее мгновение Рудольф услышал сдавленное рычание непонятно кого, не то зверя, не то ещё какого существа. В полутьме, поскольку ночные осветители Главного шоссе частично пробивали стену из зарослей у кромки леса, нечто шевелилось и перекатывалось по мягкому взрыхлённому настилу из трав и перегноя под древовидными кустарниками, росшими недалеко от лесной дорожки, выводящей к жилому сектору. Тотчас же аморфное и неразличимое в деталях непонятно что разъединилось на две части. Тёмный сгусток с треском вылез из кустарников и бросился прочь. Рудольф успел разглядеть, что это был плотный мужик. Он скрылся в лесу молниеносно и, понятно, не было ни малейшего намерения преследовать неведомо кого, хотя бегство неизвестного человека удивило. Спустя несколько минут из зарослей с уже менее сильным треском выползла фигурка поменьше. Рудольф направил на неё луч браслета, активизировав его на освещение того места, где она копошилась. Он узнал Элю, узнал как-то сразу, ещё и не видя её лица. Ночная бродяжка стояла на коленях, долго мотая своей головой, как лошадь, сбрасывая со своих губ травинки, и ничего не соображала.

«Вот же сука»! — обратился он к ней мысленно без всякой, разумеется, эмоции на её счет. Это была её жизнь и её игры. И всё же, отворачиваясь от неё, он скорчился, как будто проглотил таракана. Благоуханная природа вокруг была соучастницей в похотливых игрищах людей. И сейчас её животная суть, её отвратительный механизм размножения, используемый людьми только ради получения импульса наслаждения без всякого такого высокого замысла о потомстве и без размышлений о смысле продления жизни, вызвала потрясающее по силе отторжение. От природы вокруг, от Эли, от себя самого. И только Нэя была в стороне, ничуть не причастна к этому чавкающему Хаосмосу. Обиженный ангел, чьё нежное одухотворённое тело зверь посмел изжевать, обслюнявить и, подавившись, слёг в звериной своей тоске.

Днём Нэя с Элей оценивали девчонок, устроив им повторную репетицию уже для показа в столице. Злая Ноли оскорбляла, войдя во властный запой, одну за другой нерадивых «будущих пустынных обезьян», как она их обзывала на закуску после основного насыщенного блока оскорблений. Одну она особенно третировала, самую хорошенькую, отправив её в душ, как самую потную уже из «обезьян». Каждую девушку Ноли обнюхивала мясистым носом, уверяя что, надев платье на потное тело, они испортят товар, сделав непригодным для продажи.

— Нам по любому мелочь за всё дают, — бурчала Эля, — за такие крохи пусть. Может, ещё прикажешь дорогими духами их опрыскать?

— Знали бы дамы из высших сословий, какие шкуры напяливают на себя эти платья, они бы ими и пол побрезговали вымыть, — Ноли подозрительно рассматривала кожу одной из девушек.

— Она извращенка, это точно! — Эля была готова затеять скандал. — Ты в нижнее белье им не лазила ещё? Они все проходили врачебное обследование перед тем, как очутиться здесь. Ты чем чище?

— «Перед тем как очутиться здесь»! — повторила Ноли, — а что они вытворяли уже после? С кем и где они успели изваляться, тебе это ведомо? А тебе тоже светит обследование, я уж постараюсь. Сегодня ночью тащилась, я видела, со своим драным подолом.

— Откуда и видела?

— Да высунулась в коридор, по нужде захотела, а ты тащишься. Вся мятая, лохматая, в волосах трава. Ну и подлая! Как только муж с тобой управлялся! Детей ведь имеешь. Я ещё могу понять, когда ты позволяла себе в столице…

— Позволяла в столице? Что она позволяла себе? — заинтересованно вклинилась в их перебранку развязная и очень хорошенькая девушка.

— Не с тобой разговаривают! Ты только вешалка для одежды! — пихнула девушку в сторону подиума самопровозглашенный администратор Ноли.

— Да тебе завидно, что ли? И чего ты девчонок-то шпыняешь, как и не люди они, — но отбрёхивалась Эля вяло. — Тебя бы кто в траве извалял! Ты не была бы такой злой. Да неохота никому даже этого.

— У, падшая, — Ноли начисто забыла о благодеянии Эли, попав туда, куда без неё не попала бы никогда. Нэя пребывала в эйфории от загадочных препаратов доктора, и гомон зала показов долетал до неё, как через стену, обрывками и бессвязно. Но, всё же, она усилием воли заставила себя вернуться в то место, где и сидела в физической реальности.

— Ты чего такая сегодня? — спросила Нэя у Эли, заметив, наконец, непривычную сумрачность на лице вечно улыбчивой подруги.

— Да так. Сегодняшней ночью, — вдруг зашептала она, — кто-то отделал меня в зарослях. В меня всаживали нечто несусветное, ещё бы чуть-чуть, и я бы треснула. Видишь, до сих пор сидеть не могу. — И она как-то боком поёрзала в кресле.

— Кто? — Нэя в ужасе ширила глаза.

— Знаю, что ли. Темно же было. Мужчина, понятно. Свалил сзади, когда я уже почти подошла к дорожке на выход из леса. Навалился на спину, я и упала лицом в траву, а он уволок за ноги в темень, в кусты какие-то. Дышал хрипло как скотина какая. Все ноги и руки изодрала о сучья. Видишь, длинное платье с рукавами теперь ношу. Хорошо ещё, что не лицо.

— Не мужчина, а бешеный зверь! Закономерное происшествие с тобой! Как ты можешь бродить ночью?

— Когда ещё? Днём что ли у всех на глазах? Не все же такие, как ты. Из фарфора ты, что ли? Я не умею быть одна бесконечно долго. Знать бы, что красивый был, сама уступила бы. А так, всё думаю, вдруг урод какой?

— Да какая разница? — Нэя сжала театральным жестом свои руки, прижав их к груди, но искренне жалея подругу. — Кто это посмел? — Нэе не хватало дыхания от возмущения.

— Ты так ужасаешься, что можно подумать, сама через это не прошла. И где же тут закономерность, если ты не разгибаешься от своих трудов и никуда никогда не шляешься?

— То есть? Что я, как и ты, кем-то была изваляна в траве? — Тут уж дыхание кончилось совсем, и Нэя раскрыла рот, как рыба, засыпающая от избытка кислорода.

— Ну, может, и не в траве. Где-то. Ничего ведь, выжила. Крик не поднимала. И правильно. Итак, позор хлебаем тут. Хуже нас и нет, как они считают, эти избранники счастья. И если что узнают, вышибут отсюда. Мы же будем во всем и виноваты.

Уязвлённая плебейской грубостью Эли, Нэя отвернулась. Но другой подруги у неё не было. И никого тут не было. И нигде не было.

— Но я догадалась, кто это, — опять зашептала Эля.

— И кто?

— Показалось вдруг, что наш уличный уборщик Ихэ-Эл. Он не может меня спокойно видеть. Возник вдруг у самого здания, как я хотела внутрь войти. Не иначе, крался за мною по пятам.

— Наш «Утренний Свет» хулиганит по ночам? — У Нэи не укладывалось такое в голове. Неуклюжий здоровяк, не умеющий толком и говорить? — Да он и не разговаривает ни с кем. Не умеет.

— Ну и причём тут его неумение складно говорить? Он меня языком, что ли, умял всю? Раздавил просто, как плита каменная. Он это. Он! Но знаешь, я в таком случае завидую его «Лучезарной». Я бы знала, что он такой, сама бы свидание назначила. В кустах. Ладно уж, согласилась бы ради экзотики.

— И не вздумай! Его злобная луковица тебя задушит. Придавит как гора, не смотри, что по виду как мягкая подушка. Вот эту самую девочку, которую затиранила Ноли, эта «Лучезарная» жёнушка чуть не утопила в декоративном бассейне, когда её «Рассвет» вздумал с девушкой поиграть, всего лишь полил ей ножки водичкой из шланга. Подстерегла её поздно вечером, ухватила за шиворот, когда вокруг не было ни души, придушила, чтобы она не закричала. «Вот тебе вода, мойся, мойся»! И пихала её лицом в воду, вниз. А бассейн глубокий! Олег девочку еле успел вытащить, а то бы она захлебнулась! И поскольку свидетели отсутствовали, всю вину так и свалила бы на несчастную. Сама, мол, и оступилась. А кстати, что там делал Олег в такой поздний час? К тебе приходил? — Эля не ответила. — Тут уж я выскочила на шум, а Олег эту ревнивую злыдню пихнул туда, так она своим объёмом всю воду вытеснила из бассейна. И плавала там поверху, как надувная подушка. Девочку еле откачали, воды нахлебалась. Я думаю, подать жалобу в Администрацию. Мне надоел произвол нашей обслуги.

— Почему ты и распустила всех? — с готовностью накинулась на Нэю Эля. — Объяви им всем, что я главная, и я быстро наведу порядок! А ты? Нэя, ты мечтательница, а не управительница. Ты и над мужчинами не умеешь властвовать. Поэтому ты и одна. Будь я такой красоткой, то тут в царстве лучших мужчин Паралеи, простолюдинов по рождению, конечно, но по уму, я бы стала их богиней, как была Гелия. Я выбрала бы лучшего из них и стала бы им верховодить.

— Под кустами, что ли? — оборвала её Нэя.

— Ну, уж… — Эля, однако, сбавила свой градус подъёма над подругой. — Я и сама не стремлюсь. Я же мать двоих детей. Я только ищу свою женскую маленькую радость, время от времени. Хотя, если честно, так хочется найти большую радость, вернее, большого… Аристократа бы влюбить в себя, — добавила она и с вызовом толкнула Нэю, но маскируясь под игру и шутку. — Я бы не отказалась ещё раз там упасть, но уже без всякого страха. Если уж честно. — Не находя отклика своей игре, Эля обиженно добавила, — Можно подумать, что ты аристократка. Настолько горда собой.

— Да! Я родилась в аристократическом сословии, в отличие от тебя. — Не принимая её игры, гордо и даже надменно Нэя вскинула свою голову, приняв позу, выученную в театральной школе, где училась два года всего.

— Если хочешь и можешь понять, не у всех людей одинаковая природа, разная кровь течёт в сосудах у таких, вроде, и внешне схожих и близко соседствующих здесь существ. Например, мои предки пришли со звёзд, — вдруг выпалила Нэя. Но желание поставить на место заигравшуюся и распущенную подчинённую, пользующуюся её любовью и её практической беспомощностью, было сильнее здравого смысла.

— Откуда? Что это за страна «звёзд»? Где это? Они были беженцы?

— Что толку тебе объяснять. Ты не учила ни географию, ни историю. Тебе и не объяснишь в двух словах. Я настолько тут одинока. — Нэя отодвинулась от Эли, от женщины недостойной, но единственной её подруги. Эля была ей чужда по своим качествам, примитивна. Если бы не злой нрав Ноли, то и по уму, и по уровню образованности, да и по личному поведению, она подходила бы куда как больше к той должности, что захватила себе Эля.

Неприспособленность, мечтательность, щепетильность, гордость и доверчивость, все эти качества делали Нэю кормушкой для других. Едва ей улыбнулась хмурая судьба, как на ней целой гроздью повисли люди, не желающие её и знать в её бедности. Кроме Ифисы. Та тоже была гордой. И помогая Нэе раньше, не напоминала о себе, когда Нэе удалось пристать на светлый и тёплый бережок, где она обсыхала от мутных вод столичного водоворота. Но наделённая тонкой психологической структурой Нэя, видя и понимая многое вокруг себя, никогда не умела использовать это качество ради жизненных выгод. А Эля хваталась за любую возможность, цеплялась и заискивала, если надо, и всегда легко вставала на ноги, когда её сшибали оземь люди или обстоятельства.

— Я думала, здесь живут лучшие люди континента. А здесь, как и везде.

— Да где ты их видела. Лучших? Это всё социальные игры. А суть у всех одна. Каждый старается только ради себя. Никто никого не любит за бесплатно.

— Нет, — никогда Нэя не хотела соглашаться с этим. Даже после всего. Даже после того, как с треском рухнула цветочная декорация и этого мира, явив свою изнанку, полную тёмных лабиринтов и страшных отсеков. Нет. В таком мире жить не хотелось.