Воспламени меня

Глава 30

Уорнер до сих пор не сказал мне ни одного слова.

Мы в его комнате сейчас, Делалью с его любезностями Уорнер быстро отпустил. Это чувство, такое знакомое и странное вернулось здесь, в этой комнате, в которой я находила и страх и комфорт.

Сейчас я чувствую себя хорошо.

Это — комната Уорнера. И Уорнер, для меня, больше не является кем-то, кого стоит бояться.

Эти последние несколько месяцев изменили его в моих глазах, а последние два дня были полны открытий, от которых я до сих пор не могу оправиться. Я не могу отрицать то, что я смотрю иначе на него теперь.

Я чувствую, что понимаю его так, как никогда прежде.

Он похож на испуганное, измученное пытками животное. Существо, которое всю его жизнь избивали, подвергали насилию, и держали в клетке в отдалении. Его принудили жить так, как он никогда не просил, и никогда ему не предоставлялась возможность выбрать что-либо иное. И хотя ему дали все инструменты, чтобы убить человека, он слишком эмоционально измучен, чтобы использовать эти навыки против собственного отца — того самого человека, который научил его быть убийцей. Потому что, так или иначе, каким-то странным, необъяснимым образом, он все еще хочет, чтобы его отец любил его.

И я понимаю это.

Я действительно, на самом деле, понимаю это.

—Что произошло? — Уорнер, наконец, говорит мне.

Я сижу на его кровати; он стоит у двери, уставившись на стену.

— Что ты имеешь в виду?

— С Кентом — говорит он. — Ранее. Что он тебе сказал?

—О. — Я вспыхиваю. Смущенная. — Он выгнал меня из своего дома.

— Но почему?

— Он сошел с ума, — объясняю я. — Из-за того, что я защищала тебя. Из-за того что я вообще пригласила тебя.

— Ох.

Я могу почти слышать, как наши сердца бьются в тишине между нами.

—Ты защищала меня, — говорит Уорнер наконец.

—Да.

Он ничего не говорит.

Я ничего не говорю.

— Так, он сказал тебе уйти,— говорит Уорнер, — потому что ты защищала меня.

— Да.

— И это все?

Мое сердце колотится. Я внезапно занервничала. — Нет.

— Были и другие причины?

— Да.

Уорнер моргает, глядя на стену. Не двигаясь. — Вот как.

Я киваю.

Он ничего не говорит.

—Он был расстроен, шепчу я, — потому что я не согласилась с тем, что ты сумасшедший. И он обвинил меня — я колеблюсь — в том, что я влюбилась в тебя.

Уорнер резко выдыхает. Касается рукой дверной рамы.

Мое сердце бьется так быстро.

Глаза Уорнера приклеены к стене. — И ты сказала ему, что он — идиот?

Дыши. — Нет.

Уорнер поворачивается в вполоборота. Я вижу его профиль, неустойчивый взлет и падение его груди. Он смотрит прямо на дверь сейчас, и ясно, что ему стоило больших усилий, чтобы заговорить. — Тогда ты сказала, что он сошел с ума? Ты сказала, что он должно быть не в своем уме, чтобы сказать подобное?

— Нет.

— Нет, — повторяет он.

Я стараюсь не двигаться.

Уорнер тяжело, прерывисто вздыхает. — Тогда что ты ему сказала?

Семь секунд умирают между нами.

— Ничего,— шепчу я.

Уорнер замирает.

Я не дышу.

Никто не говорит, кажется, это длится вечность.

— Конечно — говорит, наконец, Уорнер. Он выглядит бледным, взвинченным. — Ты ничего не сказала. Конечно.

— Аарон — Я поднимаюсь.

—Есть много вещей, которые я должен сделать до завтра, говорит он. — Особенно, если твои друзья присоединятся к нам на базе. — Его руки дрожат секунду, которая ему требуется, чтобы достигнуть двери. — Прости меня, — говорит он. — Но я должен идти.