Воспламени меня

Глава 64

Уорнер сидит в одном углу. Адам — в другом. Они оба попросили, чтобы их оставили в покое.

И оба они уставились на Джеймса.

Джеймса, который по-прежнему слегка посапывает, свернувшись комочком.

Адам выглядит измученным, но не побежденным. Усталым, но не расстроенным. Он выглядит более свободным. Он больше не морщит брови. Его кулаки разжаты. А лицо настолько спокойно, каким я не видела его уже давно.

Как будто ему стало легче.

Как будто он нес это огромное бремя, думая, что не сможет избавиться от него. Как будто он считал, что рассказав правду Уорнеру, развяжет пожизненную войну между ним и его совершенно новым биологическим братом.

Но Уорнер вовсе не злится. Он даже не расстроен.

Он просто в невероятном шоке.

Один отец, думаю я. Три брата. Двое, из которых чуть не убили друг друга, и все потому, что они были рождены в таком мире. В котором большинство речей, которыми их кормили — было ложью.

Слова, подобно семенам, думаю я, высаживают нам в сердца в юном возрасте.

Они пускают корни в нас, пока мы растем, оседая глубоко в нашей душе. Хорошие слова и прорастают хорошо. Они процветают и находят убежище в наших сердцах. Их стволы растут вдоль позвоночника, обвивая его своими ветками, придерживая нас, когда мы чувствуем себя наиболее неустойчиво; твердо держат нас на ногах, когда мы чувствуем себя наиболее неуверенно. Но плохие слова растут плохо. Они заражают и портят наши стволы, пока они не становимся полыми, заполняя их интересами других, а не нашими собственными. Мы вынуждены вкушать плоды, которые несут эти слова, находимся в заложниках веток, обвивающих наши шей, душащих нас до смерти, слово за словом.

Я не знаю, как Адам и Уорнер собираются рассказать эту новость Джеймсу. Может, они не скажут, пока он не подрастет, и сам не сможет решать, что ему делать с этим. Я не знаю, что станет с Джеймсом, если он узнает, что его отец на самом деле массовый убийца и презренный человек, который уничтожал, каждую жизнь, к которой когда—либо прикасался.

Нет.

Может, даже лучше, что Джеймс об этом не знает пока.

Может, достаточно того, что Уорнер все знает.

Я не могу помочь, но факт того, что Уорнер за одну неделю потерял мать и нашел двух братьев, кажется мне одновременно и мучительным и прекрасным. И хотя я понимаю, что он попросил, чтобы его оставили в покое, я не могу удержаться того, чтобы подойти к нему. Я не скажу ни слова, уверяю я себя. Но я просто хочу побыть рядом с ним прямо сейчас.

Таким образом, я сажусь рядом с ним, и облокачиваюсь головой о стену. Просто дыши.

— Ты должна была мне сказать— шепчет он.

Я колеблюсь, прежде чем ответить. — Ты понятия не имеешь, сколько раз я собиралась.

— Ты должна была мне сказать.

— Прости— говорю я, уронив голову. Понижая голос. — Прости.

Молчание.

Долгое молчание.

Затем.

Шепот.

— У меня есть два брата.

Я поднимаю голову. Смотрю на него.

— У меня есть два брата— говорит он снова, его голос настолько мягкий. — И я чуть не убил одного из них.

Его глаза смотрят вдаль, в них все вместе: боль, растерянность и Что-то, похожее на раскаяние.

— Я думаю, что должен был знать— говорит он мне. — Он может коснуться тебя. Он живет в том же секторе. И его глаза всегда были странно знакомыми. Теперь я понимаю, что они напоминали мне глаза моего отца.

Он вздыхает.

— Это так невыносимо неловко— говорит он. — Я был готов ненавидеть его всю оставшуюся жизнь.

Я вздрагиваю удивленно.

— Ты имеешь в виду... ты не чувствуешь больше ненависти к нему?

Уорнер опускает голову. Его голос настолько понижается, что я почти не слышу его.

— Как я могу ненавидеть его гнев— говорит он — когда я так прекрасно знаю, откуда он берется?

Я ошеломленно смотрю на него.

— Я могу себе представить его отношения с моим отцом— говорит Уорнер, качая головой.

— И как, что он сумел пережить это все, сохранив больше человечности, чем я?

Пауза.

— Нет— говорит он. — Я не могу ненавидеть его. И я бы солгал, если бы сказал, что не восхищаюсь им.

Я думаю, что я могла бы заплакать.

Минуты проходят между нами в молчании, останавливаясь только, чтобы услышать наше дыхание.

— Пойдем— наконец, шепчу я, протягивая ему руку. — Пойдем спать.

Уорнер кивает, встает на ноги, но затем останавливается. Неловко. Мучаясь. Он смотрит на Адама. Адам оглядывается.

Они смотрят друг на друга в течение длительного времени.

— Пожалуйста, прости меня— говорит Уорнер.

И я смотрю, поражаясь, когда он пересекает комнату. Адам поднимается на ноги в одно мгновение, неуверенно принимая защитную позу. Но по мере приближения Уорнера, Адам, кажется, смягчается.

Они стоят теперь лицом к лицу, и Уорнер Что-то говорит.

Челюсть Адама напрягается. Он смотрит в пол.

Он кивает.

Уорнер продолжает говорить.

Адам тяжело глотает. И снова кивает.

Затем он поднимает голову.

Они долго смотрят друг на друга в течение длительного времени. А потом Уорнер кладет одну руку на плечо Адама.

Наверное, я сплю.

Оба обмениваются еще парой слов, прежде чем Уорнер поворачивается на одной ноге, и уходит.