Мыс альбатросов

— Логично предположить, что, получив сокровища двух Основателей, он занялся поисками реликвий Гриффиндора и Равенкло, — произнесла Андромеда. Она единственная из Тонксов отнеслась к рассказанному Гермионой с олимпийским спокойствием. Завидное самообладание семьи Блэк тому виной, или «кое-кто» успел посвятить её в тайну?

Регулус переглянулся с кузиной, подтверждая догадку Гермионы.

Дора открыла рот, чтобы спросить что-то, но её перебил взволнованный Ремус:

— Поэтому вы поехали в Хогвартс? Меч Гриффиндора — крестраж?

— Меч — единственное известное нам оружие, способное уничтожать их, — пояснила Гермиона.

— Подождите, — произведя подсчёты на пальцах, Дора вскинула на неё глаза. — Медальон, чаша, что-то, принадлежащее Равенкло. Уже три.

— Змея, — добавила Гермиона. — Нагини, по мнению Дамблдора, тоже является крестражем Тёмного Лорда. Это символ его дома. Он наследник Слизерина, в конце концов. Уже четыре.

Несколько мгновений в гостиной царила тишина.

— Исчерпывающе, — наконец заключила Нимфадора. — Значит, вы охотитесь за побрякушками съехавшего с катушек клептомана и в процессе пытаетесь их уничтожить?

— В общем и целом, да, — убитым голосом сказала Гермиона.

Тонкс рывком повернулась к матери, попутно взглянув на отца:

— Ты знала, мам?

— Я?

— Конечно, знала! — нахохлившись, обвинила Дора. — Иначе ты бы сидела с тем же выражением лица, что у папы.

Тед сразу же подобрался. Андромеда не стала отрицать очевидное.

Гермиона бросила короткий взгляд на Блэка. У него хватило совести смутиться.

— У вас есть идеи, где могут быть спрятаны остальные крестражи? — спросил Ремус.

— В качестве тайника Риддл выбирал особенные места, важные для него, — недовольно отозвалась Грейнджер. — Дом родни по линии матери, пещера, где он впервые показал свою силу другим сиротам.

— Сиротам? — удивилась Андромеда.

— Да, Риддл вырос в сиротском приюте.

Затем Гермиона рассказала о своих заметках и исследованиях, назвав ещё пару мест, где Волдеморт мог бы хранить крестражи, хотя в глубине души она сомневалась, что Риддл стал бы прятать бесценные кусочки души в магазине Бёрка, маггловском приюте или отцовском особняке. Последний вариант — ещё куда ни шло. Волдеморт скрывался там во время Турнира Трёх Волшебников.

Регулус встретил предложенные варианты со скепсисом.

— Слишком мелко для Его Темнейшества, — сказал он, соединив ладони домиком и поднеся их к губам. — Но проверить стоит.

— Это точно. Особенно особняк Риддлов.

Гермиона улыбнулась схожести их с Регулусом мыслей.

Ремус несколько мгновений переваривал информацию.

— В любом случае это слишком опасно, чтобы соваться туда без подготовки.

— Но у нас нет времени на подготовку, — настаивала Грейнджер. — «Тот-Кого-Нельзя-Называть» поймёт, что меч украден не просто так. Он начнёт действовать.

— Мы даже не знаем толком, что искать, кроме чаши, — сказал Люпин.

Мистер Тонкс согласно кивнул.

— Поэтому нам и нужна Батильда Бэгшот! — объявила Гермиона. — Она самый известный историк в волшебном мире. Сомневаюсь, что кто-то изучил жизнь Основателей лучше неё!

— Она очень слаба, — возразил Тед Тонкс. — Я попробую её разговорить, но сомневаюсь, что из этого выйдет толк, и не раньше, чем ей станет лучше.

— Ты проделала колоссальную работу… — сказал Ремус.

— Гермиона у нас невероятно умная, правда?! — живо подхватила Тонкс, подмигнув Регулусу.

— …подметила важные детали, — добавил Люпин нравоучительным тоном, — но нужно переждать бурю в «Гнезде». Снаружи опасно.

— Да, мы уже поняли, что «опасно» — твоё любимое слово, — съязвил Регулус.

Ремус, надо отдать ему должное, невозмутимо стоял на своём.

— Я могла бы… — подала было голос Гермиона.

— Нет, если два дня назад ты была одной из многих магглорождённых, не явившихся в Комиссию по учёту, то сегодня ты беглая преступница, открыто выступившая против нового режима. «Сами-Знаете-Кто» наверняка расставил вокруг тайников ловушки, с которыми не справится недоученная семикурсница, какой бы сильной волшебницей для своих лет ни являлась. Не говоря о том, что в Мунго тебя банально могут узнать нагрянувшие в приёмный покой охотники за головами. Шесть тысяч галлеонов соблазнят кого угодно. Именно во столько оценили твою жизнь.

— Я мог бы предложить им больше за молчание, — невозмутимо произнёс Блэк и пожал плечами как ни в чём не бывало, когда собравшиеся уставились на него. — Если дело только в сумме, почему бы и нет? Семь тысяч выглядят ещё соблазнительнее.

Ремус с осуждающим видом покачал головой.

— Мы пришлём кого-нибудь из Ордена забрать Бэгшот после того, как она восстановит силы.

Грейнджер не сомневалась в необходимости пообщаться с Батильдой. Однако спорить с Ремусом в упёртом состоянии — бесполезно.

— Что касается приюта, — задумчиво произнёс Люпин, — я сегодня же разузнаю поподробнее. Мне понадобятся списки воспитанников лондонских сиротских домов, а в особняк Риддлов можем отправиться хоть завтра. Я лишь наведу справки, вдруг его продали.

Часы в вестибюле напомнили о себе натужным звоном. Мистер Тонкс засобирался обратно в Мунго, а Люпин — на тайную сходку «поттеровских дозорных», как провозгласили ведущих радиоэфира Фред и Джордж. Сейчас «дозорных» было пятеро: близнецы, Ли Джордан, Ремус и Кингсли. Последний появлялся в эфире реже остальных, но приносил самые важные сводки. Кроме того, Ремус пообещал расспросить близнецов об остальных Уизли.

Андромеда вышла проводить его, а Гермиона поднялась наверх. Миссис Тонкс была очень добра к ней, выделив ей комнату, уставленную огромными книжными шкафами. В комнате Блэка стояли такие же, и на верхней полке одного из таких здоровяков на подставке крепилась бутылка с длинным узким горлышком, внутри которой на всех парусах шёл игрушечный корабль. Гермиона не разбиралась в моделях парусников, но то была поистине ювелирная работа. В комнате Регулуса вообще было полно безделушек, так или иначе связанных с морем. В спальне Гермионы было лишь одно упоминание о близком соседстве с побережьем, — зато какое! — на стене над письменным столиком висела потрясающая картина с изображением старинного корабля, оснащенного здоровенным гарпуном.

На кровати лежали разбросанные Гермионой вещи. Сегодня она непростительно долго выбирала одежду, прежде чем спуститься вниз. Стол… бедный стол скоро рухнет от количества справочников и талмудов, со стороны похожих на пузатые хлопушки из-за количества цветных закладок, торчащих из них. Гермиона никогда не загибала уголки страниц, приравнивая неуважительное отношение к книгам к вандализму. В последней прочитанной книге она нашла любопытное заклинание из разряда высшей магии — редкие чары дезиллюминации. Толково написано, несмотря на то, что автор — убеждённый магглофоб — прямым текстом указал в предисловии: «рождённые магглами не в силах освоить ни одно заклинание из сего труда». Звучало как вызов. Естественно, Гермионе было трудно пройти мимо.

Попрактиковавшись в новом заклинании, она могла бы проникнуть в Мунго самостоятельно. В конце концов, Дамблдор научился становиться невидимым без волшебной мантии. А все эти наведения справок о приюте — пустая трата времени!

Стоило идее захватить её, как в дверь тихонько постучали. Гермиона высунулась в коридор и встретилась глазами с Блэком.

— Есть минутка?

Она пропустила Регулуса в комнату, машинально проверив ту на наличие бардака. Бардак, к сожалению, никуда не делся.

Регулус выдвинул стул и сел на него верхом, положив руки на спинку.

— Итак?

— Итак? — переспросила она.

— Ты уже придумала, как попасть к Батильде?

Гермиона прислонилась к дверному полотну и невинно улыбнулась, что под пристальным взглядом Регулуса было достижением.

— С чего ты взял, что я ослушаюсь Ремуса?

— Ну же, — поддержав её игривый тон, сказал Блэк. — Не разочаровывай меня.

Она сдалась без боя, лишь шумно вздохнула.

— Ты плохо на меня влияешь. Я хитрю и выкручиваюсь.

— Уверен, ты не гнушалась этого и раньше. Так как? Полагаешь, Бэгшот могла навести Гарри на другие крестражи?

— Мы не будем уверены, пока не убедимся лично, — Гермиона подошла к столу за книгой и показала Регулусу отмеченную страницу. — Есть одно любопытное заклинание. Твоё мнение?

Он пробежал глазами по строчкам, затем вернулся к началу и прочёл титульный лист.

— Варнава Деверилл, — озвучил Регулус, приподняв брови в знак удивления. — Весьма специфичный выбор. Где ты достала эту книгу? Тебе не стоило её читать.

— Почему? Потому что автор ни во что не ставит магглорождённых волшебников и каждые две страницы любезно напоминает об этом? Неужели я буду обижаться на человека, который жил два века назад? По крайней мере, он не призывает убивать нас направо и налево. Странно, правда? Выходит, раньше к магглорождённым относились терпимее, чем сейчас.

— Это объяснимо, Гермиона, — сказал Регулус, потирая корешок книги большим пальцем. — В двадцатом веке магглорождённых волшебников стало гораздо больше, чем во времена Деверилла. Неприязнь к ним крепла с каждым десятилетием и окончательно установилась при Нобби Личе.

— Первом магглорождённом министре.

— В точку. При нём магглорождённые и полукровки получили значительные преференции для продвижения по карьерной лестнице, началось квотирование рабочих мест по статусу крови.

— Ты цитируешь «Историю магии». Марши сквибов, забастовки зельеваров из-за роста цен на котлы, роспуск Попечительского совета при Хогвартсе. Я всё это знаю, — нетерпеливо сказала Гермиона. — Ряд факторов объясняет социальную нестабильность и рост возмущения у обывателей, но не жестокость, приведшую к Первой магической войне.

Блэк шумно вздохнул.

— В то время я был очарован волшебником, приехавшим издалека, прекрасно образованным, утончённым и успешным. Он волновал меня своими идеями. Он говорил, что убивать врага так же нормально, как защищать свой дом, чем и является Британия для каждого из нас. В конце концов, испокон веков убийство не считалось чем-то зазорным, если совершено во благо общества. Это борьба. Даже казни когда-то собирали тысячи зрителей. Римляне, образчик цивилизованного европейца, приходили в восторг от гладиаторских боёв в стенах Колизея, от вздетых на пики голов, и в то же время эти люди возродили Рим из пепла, укрепили границы и подарили миру образчики искусства архитектуры, скульптуры, поэзии. Этот волшебник не боялся общественного мнения, не испытывал обычных человеческих ограничений, в том числе моральных. В его словах жила часть нас самих, наши желания и чаяния, на воплощение которых у многих не хватало смелости. Он говорил то, что мы боялись произнести, делал то, чего втайне жаждали самые тёмные, уродливые уголки наших душ. Это ужасало и притягивало одновременно. Второе перевешивало. Мы были напуганы, наш мир менялся под воздействием маггловского, а страх всегда рождает агрессию.

Гермиона не ожидала услышать подобное откровение. Иногда она напрочь забывала, что перед ней не просто её сверстник, а бывший приближенный Волдеморта.