Мыс альбатросов

— Да, — тихо произнёс Регулус. — Рабастан Лестрейндж.

Энди вздрогнула, в груди потяжелело, словно её сердце обратилось в камень.

Ей как-то попался его портрет — лицо Рабастана напечатали на первой полосе вместе с изображениями других сбежавших узников, и Андромеда долго гипнотизировала снимок «незнакомца», отказываясь узнавать в нём некогда блестящего молодого мужчину.

Это сделали с ним дементоры.

Нет.

Это сделал с собой он сам.

Регулус повертел в пальцах палочку и внезапно со злостью воскликнул:

— Дурак! Басти, Басти... Какой же дурак!

Энди впервые столкнулась со смертью, увидев распростёртое под кованой люстрой тельце Пачули. Тётя Элладора сказала, что голова домивихи слишком повреждена, чтобы украсить ею барельеф в фамильном гнезде, а потом потребовала у Ориона отдать ей домового эльфа, потому что на Гриммо их два, то есть, по её мнению, в избытке. Регулус топал ногами, вопил и плакал, обозвал тётку чокнутой ведьмой, Цисси заикалась до конца недели, но Энди, Сириус и Белла восприняли событие спокойно. Было в этом нечто пугающее.

Блэки рано начинали видеть фестралов. Традиция отрубать головы домовым эльфам исковеркала понятие жизни и смерти в головах юных представителей благороднейших и древнейших — для них это казалось чем-то совершенно естественным.

Однажды Андромеда рассказала Теду о происшествии в кабинете деда. Он утешающе похлопал её по плечу со словами: «Мне жаль, хотя, по твоим словам, эта Пачуля была не подарок, но никто не заслуживает такой смерти. Ты, наверное, сильно испугалась?»

Испугалась ли она? Нет.

Ему было жаль? Да.

Он ведь даже не знал эту сморщенную, как урюк, домовиху, а Энди знала, но не испытывала ничего, кроме досады, ведь теперь тётя Элладора будет вести себя ещё надменнее, словно ей все обязаны. Эгоистка — впрочем, как и все Блэки.

В глубине души Андромеда понимала, что тоже способна на убийство. Для этого должны быть действительно стоящие причины, но она способна.

Да, она могла бы. Ради любимых людей.

Отчасти поэтому её когда-то потянуло к Теду — наивному, доброму, далёкому от дрязг и интриг чистокровок; к мальчику, который собирал колоски на свежескошенном поле, катал её на велосипеде и ловил погнутым зеркальцем солнечные блики.

Что он нашёл в ней? Она понятия не имела, а на прямой вопрос, заданный однажды ночью, он развернул её руку тыльной стороной и поцеловал запястье, после чего простодушно ответил:

— Боже, ты так прекрасна, что тебя нельзя не любить.

Нельзя.

Андромеда обхватила руками плечи.

Вот бы знать, отчего так тревожно. Скорее бы Тед вернулся.

— Времени совсем нет. План с Батильдой провалился. Кроме того Тёмный Лорд вот-вот перепрячет крестражи ещё надёжнее после пропажи меча из школы, — с досадой сказал Регулус. — А мы топчемся в исходной точке.

— Не совсем так, — возразил Ремус. Будучи сердитым, он не торопился удовлетворять любопытство собравшихся. Он выдержал паузу и заговорил: — Я навёл справки о воспитанниках лондонских приютов в тридцатых годах. После войны большая часть бумаг была утеряна, но я попросил помощи у Кингсли. Он достал список учеников Хогвартса, которым Попечительский совет оказывал финансовую поддержку. Том Риддл был в их числе.

Андромеда живо представила холодное мрачное здание, окружённое высокой решёткой, где живут полуголодные дети, подчинённые страху перед наказанием со стороны надзирателей — эдакие Оливеры Твисты из маггловской книжки, попавшей однажды в её руки. Такова участь многих сирот.

— Приют Вула, в котором содержался Риддл, снесён, — продолжал Ремус. — На этом ниточка обрывается, но есть кое-что крайне интересное насчёт дома Риддлов. За последние годы дом поменял нескольких владельцев, но никто из них там не задержался. Сейчас особняк в Литтл-Хэнглтоне пустует. Никаких официальных данных о хозяевах нет, дом словно исчез из всех бумаг графства. Без магии не обошлось.

— Весьма подозрительно, — подытожила Гермиона.

— Ещё один тайник? — предположил Регулус.

— Хорошая гипотеза требует проверки на практике.

— Загадочный заброшенный дом на холме! — воодушевилась Дора, хлопнув себя по коленям. — Звучит заманчиво.

— Ты останешься здесь, и это не обсуждается, — безапелляционно заявил Ремус.

— Неужели ты, как и папа...

— И не спорь, — добавил он, видя, что ему пытаются возразить. — Я был в Литтл-Хэнглтоне после смерти Седрика Диггори, поэтому быстро сориентируюсь на месте, так что проверю особняк Риддлов сам.

— Но не в одиночку же! — вмешалась Гермиона. — Это может плохо закончиться.

— Нет, не в одиночку. С ним пойду я, — Регулус снял с чайного столика чашку с блюдцем, положил кусочек сахара и помешал. — Самому не верится, что говорю это, но я полностью согласен с Люпином. Это работа для мужчин. Уж точно не для беременных женщин и едва перешагнувших совершеннолетие волшебниц. Пусть я и не обещал Теду вслух, что сберегу тебя, Дора, но мы с ним поняли друг друга. Ты останешься здесь.

— В сентябре мне исполнилось восемнадцать! — под пыхтение Доры заявила Гермиона. — Этого достаточно для принятия решений даже по маггловским меркам. Дамблдор брал с собой Гарри в пещеру. Ты ходил туда с Кричером, никому не сказав!

— Я всё равно старше, — практически пропел Регулус, — и опытнее в том, что касается Тёмной магии. Любой магии. Не говоря уже о физической силе, если она потребуется.

— Пижон, — шёпотом заметила Нимфадора.

— Всё дело в том, что «кто-то» ошибочно полагает, что женщина не справится! — обвинила его Гермиона, скрестив руки на груди.

Реджи спокойно отставил чашку.

— После войны «кто-то» может открыть первое в мире общество колдуний-суфражисток. Я с ходу могу назвать пару имён тех, кто с превеликой радостью в него вступит, но до тех пор ты под моей ответственностью.

— С чего бы? — хмыкнула Гермиона.

Регулус воззрился на неё с таким видом, словно обдумывал, что ответить, но в итоге лишь невесело усмехнулся:

— Забудь.

— Нет уж, объяснись!

— Я попросил его присматривать за тобой, — сказал Ремус, почувствовав, что эти двое могли до ночи продолжать в том же духе. — В день вашего отъезда в Хогвартс Регулус дал мне слово. Разумеется, это не Непреложный обет, но...

Грейнджер бросила на Регулуса смущённый взгляд.

— Не стоило, но спасибо.

Андромеда вздохнула с облегчением. Гроза миновала, но тучи ещё не расползлись.

Нимфадора потянулась к приёмнику. Она покрутила ручку стоящего на подоконнике волшебного радио в поисках подходящей волны, но «Поттеровский дозор» взял паузу. Из динамика раздался механический кашель, сменившийся жуткой какофонией звуков — то, что сейчас называли музыкой.

— Ради всего святого, Дора! — прижав пальцы к вискам, простонала Андромеда.

Было время, когда её маленькая нимфа оглашала дом роком. Теду приходилось по несколько раз на дню обновлять оглушающие чары на двери её комнаты, потом всё вроде бы стихло само, и Андромеда наивно решила, что увлечение дочери прошло. Оказалось, Дора освоила заклинание тишины и накладывала его самостоятельно.

— Между прочим, мам, это самый популярный сингл «Ведуний», — в обиде за критику хита проворчала Дора, но сбавила громкость почти до нуля. Она побарабанила пальцами по столешнице и вскочила на ноги, затем схватила мужа за руку, потянув из кресла. — Давай прогуляемся по берегу. Я не выношу, когда на меня дуются. Ты не можешь отказать беременной женщине!

— Ты с поразительной лёгкостью забываешь о своём положении, когда тебе это удобно, — сдавшись на её волю, пробормотал Ремус. По всему было видно, что не так уж он и против её простить.

— И вспоминаю тоже вовремя! — Дора обняла его за шею, и недавний упрямец не без удовольствия подчинился.

— Выходит, решено? — спросил Ремус, помедлив на пороге.

Регулус кивнул.

— Отправимся вечером.

Гермиона тоже ушла, а за ней и Регулус — Кричер пристал к нему с выбором блюд для вечернего меню. Тед, когда вернётся, будет страшно голоден.

Андромеда встала у окна на место кузена. Внизу показались силуэты дочери и зятя. Она была счастлива за них, хотя никогда не признавалась в этом вслух.

Говорят, что любовь ослепляет, но это неправда. Любовь, если она настоящая, если верить в неё, открывает глаза. Раньше Андромеда всерьёз полагала, что Дора из упрямства вцепилась в Люпина и поэтому игнорировала опасность, которую представляет больной ликантропией. На деле же её дочь смогла разглядеть за волчьей шерстью трогательную и нежную душу.

— Это несправедливо, — сказала однажды Нимфадора, — что кто-то настолько хороший настолько одинок.

Андромеда понятия не имела, что в дочери столько чуткости.

Люпин боролся с чувствами как мог, но Дора была поездом, который нельзя остановить. С этим экспрессом не совладать простому смертному, даже оборотню.

Она смело шла к цели, брала, если надо, измором и в итоге получала то, что хотела.

Ещё одна эгоистка в их семье.

Влюбляться в Блэков легко, любить — тяжело, а уж быть объектом их романтических чувств — само по себе испытание.

Приёмник слабо подпрыгивал в такт аккордам. Молодёжная группа бодро призывала танцевать, как гиппогриф.(45) Андромеда дотронулась до корпуса приёмника палочкой в поисках более подходящей волны. Наконец она остановилась на какой-то маггловской программе, ведущий которой с забавным акцентом прощался со слушателями до выходных и под занавес обещал поставить что-нибудь из джазовой классики прошлых лет.

После первых же нот Андромеда закрыла глаза от удовольствия. От льющейся из динамика музыки повеяло ностальгией — это был отзвук той прежней, неспешной далёкой Англии.

Андромеда не знала исполнителя, возможно, он и не был британцем, но говорят, что у музыки нет родины.

Их первый танец с Тедом, обыкновенный маггловский ресторанчик на берегу Темзы и старенький патефон с подпрыгивающей иглой на заезженной пластинке — всё слилось воедино в звуках терпкой мелодии, песне о женщине, достойной молитвы влюблённого.(46)

— Позволишь пригласить?

Андромеда в замешательстве уставилась на подошедшего к ней Реджи. Неужели он серьёзно?

— Молодой человек, я не танцевала лет десять.

Он озорно улыбнулся, совершенно по-мальчишечьи.

— А я ещё дольше. Соглашайся, пока музыка медленная, а то годы, знаешь ли, берут своё.

Андромеда негромко рассмеялась и позволила Регулусу увлечь себя в танец. Кузен был спокоен и расслаблен, юный и стройный. Она положила голову ему на плечо и вдохнула запах мужского парфюма: грейпфрута и сухих кедровых нот. А ведь когда-то от Реджи пахло лаком для детской модели «Чистомёта» да миндальным печеньем с шоколадной крошкой.

Он был прав: годы брали своё. Тени усопших — покойных родителей, тётушек и друзей — словно обступили Андромеду, и иногда ей казалось, что прошлое реальнее настоящего.

Она до того окунулась в воспоминания, что упустила момент, когда мелодия закончилась. Регулус галантно поклонился и поблагодарил её за доставленное удовольствие, поцеловав руку. О, этот юноша знал, как покорить женщину, но впечатление Реджи намеревался произвести не на неё. Дело в том, что Гермиона Грейнджер стояла на пороге гостиной, с мягкой улыбкой наблюдая за ними.