Не проспать восход солнца

УМНАЯ СЕРДЦЕМ

Прошло еще сколько-то месяцев, и однажды я уже не застала Лию в доме. Она с Волей и Валей перебралась в маленький флигель во дворе, заняла там две каморки.

Дядя Ваня еще некоторое время жил у матери, а потом обособился — ушел на квартиру. Саша остался с бабушкой.

Почему же распался брак дяди Вани с человеком большой души — Лией?

Если принять всерьез замечание Чехова, вложенное им в уста старого доктора, что семейная жизнь — это терпение, я думаю, можно сказать, что у Ивана Карповича и Лии кончилось терпение друг к другу.

Он устал от ее безалаберности, хаотичности, от неумения наладить нормальный быт. Она — от его одержимости и эгоцентризма.

Иван Карпович был невзыскателен, казалось, не нуждался ни в уходе, ни в житейских удобствах. О комфорте раньше говорил с презрительной усмешкой. Но, должно быть, годы все же брали свое. Теперь его утомляла неустроенность, хотелось порядка, уюта.

У Лии был талант беззаветной любви, но не было таланта домовитости. Да и где было приобрести хотя бы некоторый хозяйственный опыт, например научиться готовить. Десять лет в Петербурге и Москве она жила по меблированным комнатам. Как правило, домовладелицы и близко не подпускали жильцов к кухне. Вынуждали «столоваться» — так им, хозяйкам, было выгоднее. Великодушно разрешалось пользоваться в комнате спиртовкой: вскипятить чай, сварить ребенку манную кашу.

В Воронеже на Лию свалилось множество хозяйственных обязанностей. И вот все у нее было не вовремя, всегда она спешила, что-то забывала, что-то не успевала.

Бабушкина и Настина комнаты казались раем: тут было тепло, светло и даже в пасмурный день будто бы солнечно. А на дяди Ваниной половине с утра до ночи дымила и сипела чугунка. Лия билась как рыба об лед, но так и не постигла умения топить окаянную «буржуйку» сырыми досками из разломанного забора. Бабушка владела этим искусством в совершенстве, но научить другого не могла или не хотела.

Зимой водопроводная колонка на улице, случалось, выходила из строя. Тогда надо было приносить снег и растапливать его. Ладно еще, когда только на умывание, а если на стирку?..

Жить становилось все трудней, не хватало пищи, одежды, денег, Дарья Петровна не смягчала, а подчеркивала своим глухим неодобрением нехозяйственность Лии. И тот неказистый студенческий обиход, что в годы кочеваний был Ивану Карповичу по-своему мил, теперь, в пору оседлости, да еще осложненный тяготами разрухи, вызывал у него раздражение.

Но в Лии тоже созрел протест.

Одержимость — эта, быть может, важнейшая особенность подлинно талантливой личности и, несомненно, одно из главнейших условий, обеспечивающих достижение цели, — нередко невыносима для близких человека, фанатично преданного только своему делу. Для тех, кому он отец, муж.

Когда Иван Карпович был поглощен работой, окружающее для него не существовало. Дети могли быть голодны, могли плакать или капризничать, маленькая могла перепачкаться, — он способен был не видеть и не слышать. А ненароком заметив — отмахнуться: все ерунда!

Не встал бы из-за письменного стола — хоть камни с неба падай.

Лия видела: так дальше продолжаться не может. Она понимала: чтобы сохранить навсегда то лучшее, что между ними было, надо расстаться. Иначе все может рухнуть, потонуть в накопленных обидах.

В одном из стихотворений Ивана Воронова есть строки:

Погружался ум в дремоту,
Холодела в сердце кровь.
Я должна тебя покинуть,
Чтоб спасти мою любовь.

Спасти любовь!

Она приняла решение.

Он благодарно сказал: «Ты — умная сердцем...»

В своих сегодняшних письмах ко мне Лия Тимофеевна высказывает мысль, что их союз с Иваном Карповичем неизбежно вел к разрыву, потому что в нем не было равенства. Один из них был выдающимся человеком, другой (она имеет в виду себя) — заурядным.

Такой аргумент неубедителен.

Во-первых, не следует прибедняться, умалять себя. Во-вторых, известно много примеров, когда талантливые, даже гениальные люди имели совсем «обыкновенных» жен и были взаимно счастливы. Известны факты абсолютного неведения жен о значимости труда их великих мужей.

Несомненно, можно указать и обратные ситуации: знаменитая жена и ничем не прославленный муж.

В любви два человека делаются равновеликими, сколь бы ни была различна их оснащенность знаниями, одаренность, причастность к сфере искусства, науки или политики. Но семью цементирует не только большая любовь. Необходимы еще какие-то драгоценные микроэлементы. А их не всегда хватает на всю жизнь...

Память снова возвращает меня к тому давнему времени.

Я не знаю, были ли ссоры, сцены, так часто сопутствующие разрыву семейных отношений, или все обошлось мирно.

Больше было похоже, что достигнуто соглашение, взаимно устраивающее двух главных заинтересованных лиц и вполне приемлемое для остальных. Все члены распавшейся семьи проявляли друг к другу доброжелательность. Братья вообще вели себя так, будто ничего не случилось: Саша часами просиживал во флигеле, а Воля постоянно прибегал к нему в дом. Бабушка с того самого дня, как Лия стала жить отдельно, прекратила свои молчаливые придирки, начала относиться к ней проще, теплей.

Учителей в Воронеже было достаточно, Лии пришлось взять работу в детском саду. Потом решила приобрести вторую профессию, окончила курсы счетных работников и в дальнейшем стала бухгалтером.

Мне казалось, что нет специальности, которая бы ей меньше подходила.

Почему она избрала бухгалтерию? По-видимому, помогая Ивану Карповичу в его статистических подсчетах, она заразилась его любовью к цифрам. И может быть, теперь работа с цифрами дарила ей пусть иллюзорное, но отрадное чувство неутраченной общности их интересов.

Впрочем, скорей всего это мои досужие домыслы.

Итак, положение стабилизировалось. Жили как давние добрые знакомые.

Непримиримой к Ивану Карповичу осталась до конца лишь старшая сестра Лии — Цейта. Даже много лет спустя она не смягчилась. Однажды сказала мне порывисто:

— Олечка, я очень люблю вас, вашу маму, но дядю вашего, со всеми его талантами, я презираю.

Ну, что тут возразишь?

Она, оскорбленная за сестру, презирала, может ненавидела. А сама Лия и расставшись любила. И проносит свою спасенную любовь через всю жизнь.