В лесах Сибири. Февраль-июль 2010

27 февраля

Наслаждаюсь одиночеством. В этом мире соседи скоро станут главной проблемой. Как я узнал уже в Иркутске, одна французская писательница выпустила толстый роман под названием «Просто вместе». Вместе — это много. Вместе — это наш главный вызов. И, по-моему, нам с трудом удается с ним справиться. Животные и растения сосуществуют в гармонии. Они размножаются или истребляют друг друга, поддерживая равновесие. Их музыка звучит естественно и органично. Что же касается людей, слишком развитые лобные доли мозга мешают нам мирно уживаться друг с другом. Наша мелодия хромает.

Идет снег. Читаю «Опьяненные Богом», эссе Жака Лакарьера о египетских отшельниках IV века. Привыкшие к палящему солнцу угрюмые пророки оставляли свои семьи и подвизались в пустынях. Они селились в пещерах Фиваиды, но Бог никогда не являлся им, потому что, как всякий нормальный парень, предпочитал пустыне великолепие византийских куполов. Отшельники хотели избежать мирских соблазнов. Некоторые из них грешили из гордости, сочетая в себе недоверие к своему веку и презрение к людям. Отведав ядовитые плоды уединенной жизни, никто из них не захотел вернуться в мир.

Человеческое общество не любит отшельников. Им не прощают бегства. Дерзкое «Продолжайте без меня!», которое они бросают в лицо окружающим, вызывает осуждение. Желание уйти означает желание отгородиться от себе подобных. Отшельник отказывается от благ цивилизации и тем самым открыто критикует ее. Он нарушает условия контракта между собой и обществом. Разве можно верить тому, кто преступает черту и цепляется за первый же порыв ветра?

В четыре пополудни мне неожиданно наносит визит Юра Усов, метеоролог со станции Узуры на Ольхоне.

Выпавший снег снова придал пейзажу чистоту. У берега образовался торос высотой в полтора метра. Из-за него машины не могут въехать на отлогий склон. Юра оставил свой уазик неподалеку. Он проводит экскурсию по Байкалу для австралийской туристки.

Расставляю на столе стаканы с водкой. Мы согреваемся в блаженной теплоте и медленно пьянеем. Австралийка расспрашивает меня, и некоторые вещи ускользают от ее понимания.

— У вас есть машина?

— Нет.

— А телевизор?

— Нет.

— А если что-то случится?

— У меня есть ноги.

— За продуктами вы ходите в деревню?

— Здесь нет деревни.

— Вы голосуете у дороги?

— Здесь нет дороги.

— Это ваши книги?

— Да.

— Это вы их все написали?

Мне больше нравятся человеческие натуры, похожие на замерзшее озеро, чем те, что похожи на болото. Первые — твердые и холодные на поверхности, но живые и беспокойные внутри. Вторые — мягкие и вибрирующие с виду, но их глубина вялая и мутная.

Австралийка не решается присесть на чурбачок, который служит мне табуреткой. Смотрит на меня недоумевающим взглядом. Беспорядок в комнате, должно быть, подкрепляет ее мысли об отсталости представителей французской нации. Когда они с Юрой уезжают, я пьян как сапожник. Настало время прокатиться на коньках.

Вчерашний ветер отполировал каток до блеска. Скольжу по ледяному зеркалу с грацией тюленя. Бирюзовая гладь исчерчена линиями. Стараясь не потерять равновесия, объезжаю замерзшие трещины цвета слоновой кости. Заснеженные горы, обступившие Байкал, напоминают затянутых в белые бальные платья робких девушек, не смеющих ступить на лакированный паркет и присоединиться к танцу.

До того как лезвие конька застрянет в трещине и я с размаху упаду на лед, успеваю подумать о выступлениях фигуристов. Чех атлетического телосложения в узкой жилетке со стразами буквально взмывает вверх и крутит над головой свою юную партнершу в розовом. В жюри сидят немолодые дамы, которые словно сбежали из игорных залов казино на набережной Ниццы, а теперь размахивают табличками с цифрами, сумма которых означает либо поцелуй партнерши, либо ее злые слезы.

C жалким видом и ноющими лодыжками возвращаюсь домой.

К вечеру небо прояснилось и температура упала. Хорошенько закутавшись, блаженствую, сидя на деревянной скамье (сосновая доска, прибитая к двум бревнам) под выходящим на юг окном. За спиной — лес. Ветви дерева над моей головой наклонены к озеру — атакуемая западными ветрами крона приобрела форму флага. Под навесом из хвои, создающим видимость тепла, вглядываюсь в темную бездну Байкала. Гигантский, покрытый льдом котел, в котором жизнь не прекращается ни на минуту. Представители местной фауны без устали работают челюстями, глотают и переваривают пищу. Ветвистые губки мерно колышутся на глубине. Моллюски с хрупкой раковиной набекрень мирно пасутся рядом. Монструозные сомы, зарывшись в ил, подстерегают добычу. С наступлением ночи крупные рыбы перемещаются ближе к поверхности для охоты на молодняк и ракообразных. Косяки рыб помельче демонстрируют чудеса синхронного плавания. Невидимые глазу микроорганизмы очищают воду, усердно разлагая и минерализуя органические остатки. Вся эта бесшумная и мрачная возня скрыта под ледяной броней, в которой не отражаются даже звезды.