И лицо твоё в пламени вижу...

29

Когда Рейвен вернулся обратно, было уже глубоко за полночь. Он уходил так далеко, что и не надеялся, вернувшись, застать ведьму в доме. Будто негласно дал ей шанс уйти, спастись.

И сейчас, открывая скрипучую дверь, он внутренне приготовился к погоне- конечно, он настигнет Таниту ещё до рассвета, Охотник внутри не даст отпустить добычу. Но человек хотя бы дал ей шанс. Глупый, сиюминутный порыв. Шанс, что заранее обречён на неудачу.

Вопреки ожиданиям ведьма все ещё была внутри. Отвернувшись к стене, она тихо лежала под одеялом, одетая в те же вещи, в которых ушла от лекаря. Поменяв лучину, Рейвен подошел к ней, усевшись прямо на пол рядом со скамьей. Ведьма даже не шелохнулась.

-Скажи, как давно ты почувствовала силу? - начал он издалека, не надеясь на ответ. К его удивлению, ведьма повернулась к нему, глядя прямо в глаза. Точно боялась быть здесь одна, и даже рада теперь его приходу.

-В детстве, - ответила она, немного помедлив,- Когда Охотники убили мою мать. Сожгли прямо перед нашим домом.

Охотники?! Немыслимо! Снова лжет! Но вопрос словно сам собой вырвался:

-Как это произошло, расскажи?

И снова ведьма удивила- глядя на танцующие отблески лучины на стенах, она тихо начала:

-Моя мать и я жили далеко за лесом, рядом с деревней и небольшим городом. Очень многие из жителей приезжали к маме за помощью - когда Охотник еле заметно хмыкнул, тем самым обозначая, что понимает, за какой именно помощью приезжали те, ведьма грустно покачала головой- Я помню и маму, и то, чему она меня учила. Никогда не творить зло, не нарушать ход вещей. Мама не только не делала ничего плохого, она отказывалась помогать в таком деле кому бы то ни было. Вот вы, Охотники, думаете, что все ведьмы - сплошь злые да ненавидящие весь род людской существа?- она горько усмехнулась- Я могла бы тебе рассказать очень много о том, с какими ужасными просьбами порой приходили к маме люди. Я должна была в это время или гулять в лесу, или прятаться наверху, на чердаке. Но я наловчилась перебираться через окно в комнату, где мама хранила припасы для ворожбы. И развлекалась тем, что подслушивала разговоры с визитерами. Убить мужа, сделать так, чтобы соперница родила мертвого ребенка, приворожить могилой человека- так, чтобы тот медленно умирал, если осмелится чувствам насланным противиться. Болезнь тяжёлую наслать на соперника или смерть. И все они как один были очень злы, стоило маме отказать в подобном. Я даже...- голос ее немного дрогнул - Я думаю, что на маму донесли. Незадолго до этого к нам лично приезжала одна очень знатная дана, просила что-то такое, что мама без промедления выставила ее из дома. Я не знаю суть просьбы - тогда я заигралась с Фроло, нашим котом, в лесу, и вернулась лишь тогда, когда дама, осыпая мать проклятиями, уезжала, подгоняя слуг и лошадей.

Танита замолчала, будто пытаясь унять эмоции, а затем продолжила:

-А вскоре после этого приехали Охотники. А ведь вы, Охотники, - она смело взглянула ему прямо в глаза- Не приговорили ни единого человека, кто зло ближнему творил, ведь так? Ни единого, кто извел другого? Кто болезнь наслал, кто чёрное дело совершил ради выгоды своей. Только ведьм? А люди для вас, получается, сплошь добрые да чудесные? Так?!- ее голос зазвенел обидой.

Рейвен не ответил, осознавая убийственную правильность её слов. В таких случаях расплачивались лишь ведьмы, как инструмент злодеяния. Причем, не всегда ведьма виновна была в чем-то определенном, зачастую причиной был простой донос или месть от тех, кто обозлился, обратившись, но не получив помощи в деле злом. Рейвен это знал, понимал как никто другой. Часто, совсем в глубоком детстве, когда мир ещё делится на чёрное и белое, он задавал этот вопрос и наставникам, и отцу. Но не только ответа не получил, но и был посажен на седмицу в келью, на хлеб и воду, чтобы не смел сомневаться в их предназначении, а ещё в святости миссии. " Наша задача- ведьм остановить! Злу не дать проникнуть в мир! А для людей суды есть королевские да местные"- назидал тогда ему отец, недовольно качая головой. Словно бы разочаровался в сыне. И Рейвен, отсидев в тесной комнатенке с единственным окошком высоко под сводчатым потолком, вышел оттуда с твердым убеждением никогда не подводить отца и Орден, никогда не ставить под сомнение главные цели братства.

-Ну а потом меня забрал Князь. Он оказался моим родным дедом,- заломила руки ведьма.

-Он знал, кто ты на самом деле?- поинтересовался Охотник, уже полагая, что та станет выгораживать деда. И ведьма не разочаровала:

-Нет. И никогда не догадывался. Я скрывала проблески Силы, да и их было не так много.

-Почему? - живо переспросил Охотник, замечая, как краснеет ведьма. И тут же понял, отчего.

-Ты действительно ещё ни с кем не спала?- спросил в лоб. Возможно, внучка Князя и хранила себя для брака, но ведьма? Вряд ли. Отчего же внутри все переворачивалось, страшась услышать не тот ответ?

-Нет.- тихо ответила ведьма, покачав головой.

Рейвен замолчал, переваривая полученный ответ. Что-то глубоко внутри отчаянно кричало, что ведьма не лжет. Наконец, решив не мучить себя, он отрезал, заканчивая эту ставшую уже довольно странной, беседу:

-Ложись спать, вставать будем рано.

Ведьма, ни слова не проронив, опять улеглась на лавку, повернувшись к нему спиной.

А мужчина до самого утра не сомкнул глаз, мучаясь то видением ее коротко остриженной головы, то немного упрека во взгляде, то - той стыдливости, с которой она ответила на его последний вопрос.

Пару раз ведьма во сне с отчаяньем в голосе тихо звала какого-то Вацлава. Наверно, своего золотоволосого ухажера. Глупая ревность уколола в самое сердце- его, значит, простым Охотником видеть в мужьях не желала, а какого-то начальника стражи во снах звала, мечтая о нем. Да и вообще, странная ведьма, разве желают они чего либо, кроме Силы да знаний?

И тут же другая, человеческая сторона души Охотника, тихо возразила- желают. Если не ведьмы это злые, а юные девушки или женщины, силой обладающие. Желают они обычных человеческих радостей- мужа, семью, любовь. Неужели и вправду могут быть ведьмы добрыми? Рейвен в удивлении будто со стороны наблюдал за борьбой в нем Охотника и человека. Один бесновался, требуя не поддаваться чарам ведьмы, другой же тянулся всем сердцем к той, что лежала совсем рядом- лишь руку протяни.

Рейвен вскочил, принявшись мерить шагами дом. Затем, схватив нож, запихнул его в голенище сапога, и вышел наружу. Сердце его разрывалось от боли, едва вспоминалось ее личико, искаженное страхом. Иррациональное чувство жалости схватилось в буйной драке с чувством долга.