Океан

Из дневника практиканта.

Как всё неоднозначно в этом мире!

Перед выпиской у меня всё же состоялась беседа с Ерасовым Женей. Он искренне изумился моему предостережению держаться более настороженно в общении с Наумовым, и, преодолев какие-то внутренние сомнения, Женя всё-таки решился и рассказал мне, что, как оказалось, Наумов наоборот помог ему, был единственным человеком, оказавшим ему поддержку, был ему другом. И чудо своего исцеления Ерасов полностью считает заслугой доброй и искренней заботы Наумова.

Что же всё это значит? Что происходит? Неужели в душе Наумова идёт битва? Битва добра и зла. Человек, в одно мгновение превращающий другого, такого же как он, в кровавое месиво. Этот же человек в следующий момент протягивает руку ещё одному человеку. И тащит его, и старается, хотя сам-то еле живёт, скованный болезнью.

И теперь, открыв для себя Наумова через сочувствование, то самое, о котором писал Карл глубокоуважаемый Юнг, я вдруг задался вопросом – а битва ли это? Неужели мы должны сделать однозначный выбор в пользу лишь одной стороны? Выбрав зло, стать тотально плохими, или, выбрав добро, стать ванильно добрыми. Ведь и в том, и в другом случае мы выбираем однобокий, одноцветный мир. Мир – или только чёрный, или только белый. А не может ли быть, что именно противостояние тёмных и светлых сил в душе человеческой раскрашивает жизнь нашу разноцветными красками, давая ощутить холод ненависти, жажду мести, теплоту руки другого, горечь, когда предаешь и когда предают, надежду, которая никогда не умирает.

Может быть, Бог и не задумывал битвы и противостояния, а это всего лишь мы неверно толкуем Его творение? Может быть, Бог задумал игру? Игру добра и зла. Игру света и тени. Игру, которая ежедневно разворачивается внутри и вне нас и не имеет выигравших и проигравших. Ведь завтра будет новый день, и он принесет новые вопросы, новые повороты, новые вызовы. И может быть, завтра ты проиграешь опять…

«Кондак»

«Душе моя, почто грехами богатееши, почто волю диаволю твориши, в чесом надежду полагаеши? Престани от сих и обратися к Богу с плачем, зовущи: милосерде Господи, помилуй мя грешнаго».

«Икос»

«Помысли, душе моя, горький час смерти и страшный суд Творца твоего и Бога: Ангели бо грознии поймут тя, душе, и в вечный огнь введут: убо прежде смерти покайся, вопиющи: Господи, помилуй мя грешнаго».

Зверь уже давно присмотрел свою новую жертву. Он видел, как она ночью возвращается домой с работы, замечал, в какое время она проходит самые тёмные и глухие места, отмечал для себя её график. Он уже мысленно упивался нечеловеческим удовольствием, которое получит, когда будет терзать, убивать и насиловать её. Запуская свои безумные фантазии так далеко, он даже в кошмарных снах не мог себе представить, что уже две чёрные тени увидели его в отражении безумной луны, шли по следу на его запах, читали его сокровенные мысли, с помощью ветра надвигаясь с разных сторон, сметая всё на своем пути. Тени не похожие ни на людей, ни на животных, возжелавшие убить зверя, не оставляя ни одного шанса на спасение. И эти существа не успокоятся ни на минуту, пока их путь не остановит человека, который, по их мнению, давно перестал быть им. И не успокоятся, пока не прольётся его кровь и не остановится мерзкое сердце.

Зверь улыбался, когда появился хрупкий женский силуэт, всё было по часам, она приближалась, он готовился к прыжку, нож был наготове. Один, два, три… Он повалил её на спину, затыкая рот.

– Кричи, кричи, всё равно тебя никто не услышит, – хохотал он, как вдруг ему ответил ветер, и смех смешался со страхом.

–Услышит, услышит, – донеслось с другой стороны.

В испуге он оттолкнул девушку и схватился за нож.

– Кто здесь?

Две пары блестящих глаз надвигались с разных сторон. Он сам выбрал место, откуда не было возможности бежать, и он кинулся на одного из наступающих. Нож с нечеловеческой силой был выбит из руки и с лязгом отрикошетил об асфальт. От сильного удара тело оторвалось от земли и шлёпнулось вниз, корчась от боли.

– Не надо… Не надо…

– Смотри в мои глаза, тебе давно пора в ад.

Лицо молодого пришельца из темноты было бледное от света луны. Голова зверя с хрустом развернулась на сто восемьдесят градусов.

– Малыш, ты меня снова удивил, на охоте тебе нет равных.

Сон свинцовой тяжестью наваливался, туманя беспокойством, страхом и кошмаром.

Круглый стол

– Заходите, господа, в этой комнате жучков нет.

– Точно? – недоверчиво оглядывал всё Вяземский.

– Был один, конечно, – скривил мину Гульц, – но я аккуратнейшим образом установил его в туалете. Пусть послушают необузданные порывы души и человеческой плоти.

– Тогда за дело, – уселся в кресло Чесноков.

Вяземский, почесывая усы, уставился на полковника:

– Слушай, когда я узнал, что Васютин главарь мафиозной структуры, меня уже как-то мало интересовало, кто его взорвал. Как работник прокураторы, я считаю, что главнее предоставить Архипову доказательства коррумпированности и криминальности Липецкой области. Информации от Орлова слишком мало для возбуждения дела, ну а если их и доведут до суда, то с такими доказательствами обвинения просто рухнут. И вообще, как мы теперь будем работать, в каком направлении?

– Нужно работать в обеих, – нахмурился Чесноков.

– А сил-то хватит? Нас всего-то, если считать, четверо, а их, судя по списку…

– Главное, что бы хватило мозгов.

В комнате было накурено так, что воздух казался густым и с трудом пролезал в ноздри. Напряжение, выраженное на лицах собравшихся, дорисовывало картину конспиративной квартиры.

Гульц на листе бумаге нарисовал небольшую пирамиду, в вершине треугольника он поставил жирную точку.

– С чем мы имеем дело? С очень сильной группировкой. Васютину нужно было бы в КГБ работать, хорошую бы карьеру построил. Рассуждал он довольно трезво – основу своей организации составил из опытных, обученных офицеров, занимающих посты в силовых органах. СОБР на переднем плане, а в виде кукол – такие, как Толик ББ.

– СОБР, – констатировал Вяземский, – Но как он держал всех в кулаке, оставаясь не засвеченным, нигде не фигурирующим?

– Но всё-таки ведь он где-то засветился, – вставил Костя, – иначе как бы на него вышли.

– Кто на него вышел, был умнее и сильнее Васютина. Кстати, ББ, – улыбнулся Гульц. – Мы видели на кассете, что Борисов убил и изнасиловал девушку. Шантаж – вот на чём держалась основа контроля всей организации. Людей он не нанимал, не привлекал, он их вербовал.

– Трудновато нарыть на каждого что-либо серьёзное, – возразил Маликов.

– Ну, зачем обязательно рыть? Можно подставить под статью. Я вот знал одну историю. Ехал один большой человек, выпивший, со дня рождения, и ему под колёса подбросили бомжа. Дядя сел за непредумышленное убийство, а кто-то занял его место. Так ничего и не доказали. Это один из вариантов. Судя по всему, организация у Васютина была неплохо развита. Ты задумайся только, что они могли наизобретать?

– Итак, оборотни в погонах выбрали выжидательную позицию, установили наблюдение, прослушивание. Предпринимать сейчас что-либо опасно, какие-либо действия против нас могут обернуться более тяжёлыми последствиями. Мы же до этого дня ходили вокруг да около, поэтому нам нужно думать, что делать дальше, – Вяземский уставил вопросительный взгляд на Чеснокова. – Без Архипова нам не обойтись. Но ему нужны веские доказательства, и добыть их нужно без лишнего шума.

– Итак, – начал Чесноков, – Васютин создал мощную коррумпированную организацию, занимающуюся самым прибыльным в мире бизнесом – наркотиками, сам при этом оставался в тени. На первый взгляд, эта пирамида идеальна, потому как люди, задействованные в ней, представляют силовые структуры. Устранение каких-либо звеньев из механизма не является невосполнимой потерей для всей машины. Тем не менее, Васютина вычислили, и, вероятно, даже его убийство не разломало бы механизм, ибо свято место пусто не бывает. Как поступил киллер? Он организует взрыв, замаскированный под террористический акт, указывающий на чеченских сепаратистов, то есть, заведомо зная, что расследование будет вестись не силами липецких оперативников, а бригадой из Москвы. А рано или поздно мы всё-таки докопаемся до истины.

– А что у нас получается с Борисовым? – вставил Маликов.

– Наркотики и деньги куда-то ушли. Видно, тому, кто и заказал всю эту песню. Плюс, по некоторым данным, в Воронеже цены на наркоту падают, а в Липецке взлетают. Можно предположить, что партия ушла туда.

– А Орлов? Не мог заказать полковника? – предположил Вяземский.

– Это вряд ли. Он бы тогда ни за что не связался бы со мной. И вообще у него другой, будем говорить, почти законный бизнес, хоть и начинал…

– Вероятность, конечно, есть, – Гульц почесал свой бритый затылок. – Пирамида Васютина всё время укреплялась и подминала под себя прибыльный бизнес, плюс деньги от наркоты. Но вряд ли Орлов был бы сейчас в живых, если это был он. Матёрые волки Васютина уже бы догрызали его кости. Тут кто-то другой, и этот кто-то продумал и сработал красиво, вместо улик, оставляя за собой одни знаки вопроса.

– Выясняются следующие обстоятельства – Васютин перед взрывом, – продолжал Чесноков, – ездил в охранную организацию «Щит». На этой территории был его подпольный офис, и там что-то произошло, какой-то инцидент.

– По-моему, идеальное место, чтобы хранить важные документы, ты так не считаешь? – спросил Гульц, – Продать бизнес, выкрасть документы, взорвать руководителя, и сделать это без проколов. Кому это под силу? Одному человеку, бригаде или не менее сильной организации?

– Теперь, хоть понятно, кто нас пасёт: бандиты – вряд ли, это либо Васютинские, как ты говорил, воины, – Вяземский закурил, – либо те, кто завалили Васютина. Тоже одни знаки вопроса.

– Один из ярких примеров талантов Васютина. В эпоху беспредельных денежных отношений возродить революционную идею начала века, достойную Феликса Дзержинского. – Гульц поднялся со стула и зашагал по комнате. – Командир СОБРа выстраивал своих бравых, матёрых бойцов – «Браты! Мы защищаем честь нашей многострадальной родины кровью и потом, мы теряем своих товарищей в горячих точках, мы защищаем наших отцов, детей, жён. И только мы можем избавить страну от всякой мрази, продажных чиновников, наглых бандитов. Мы их будем давить, давить и давить». И я представляю, с каким удовольствием они втаптывали в асфальт сытые, бритые рожи, и, застегивая наручники с хрустом костей, отправляли их в изолятор. Опытные опера шили им дела: кому наркотики подкинут, кому оружие. И никто не смел возразить такой силе, потому что знал, что завтра они могут передернуть автоматы и прийти к нему, не обращая никакого внимания на звание, чин и должность. И бойцы так и не поймут, что это был передел интересов в пользу оборотней в погонах. Правда, красиво и талантливо?

Чесноков разложил листы, среди которых была стопка фотографий, сделанных на похоронах Васютина. Люди в милицейской форме со скорбью на лицах. О чём они горевали больше, что остались без хозяина или о том, куда теперь попадут украденные документы полковника.