Михаил Мишин

Имя

Краюхин был взволнован.

— Коля, — сказал он своему приятелю Амурскому, — у меня через год выходит книжка. Включена в план издательства.

— Поздравляю, — зевнул Амурский. — Мне тебя жаль.

— Почему? — обиделся Краюхин.

— Никто твою книжку не купит.

— Да почему?!

— Потому что никто тебя не знает.

— Прочтут и будут знать!

— Смешной ты, — сказал Амурский. — Сперва надо, чтобы знали, тогда прочтут. Или как минимум «Войну и мир» написать. Ты же не «Войну и мир» написал?

— Нет, — признался Краюхин. — У меня в несколько ином ключе…

— Я и говорю, — сказал Амурский. — Никто твоего дебюта не заметит.

— А что же делать? — спросил встревоженный Краюхин.

— Имя, — веско сказал Амурский. — Надо делать себе имя..

— А как? Как его сделаешь?

— Надо, чтоб тебя знали. Узнавали, как Пушкина по бакенбардам. Надо везде бывать, надо, одним словом, вращаться. Понимаешь?

— Понимаю, — неуверенно сказал Краюхин, — Но…

— Позвони при свидетелях кому-нибудь из великих, например Михалкову. Чтоб все знали, что ты с ним знаком.

— У меня его телефона нет, — сказал Краюхин.

— Узнаешь, — пожал плечами Амурский. — Ты пойми: ну, кто ты сейчас? Какой-то там Краюхин. А надо, чтобы все знали: а, так это тот самый Краюхин!.. Мысль понимаешь?

— В общих чертах… — сказал Краюхин.

Краюхин делал себе имя в течение года. Он побрил череп, отрастил усы и ходил по улицам с сиамским котом на одном плече и вороной на другом. Он приходил в известный ресторан, заказывал студень, вынимал голубую бумагу и принимался писать на ней куском угля. Просидев вечер, он складывал бумаги в клетчатую сумку и уходил, не притронувшись к студню.

Амурский тоже, как видно, не дремал. По городу ползли слухи, что вот-вот выйдет книга писателя Краюхина — как, вы не слышали? — но достать ее будет невозможно. Потом стали говорить, что книга вообще никогда не увидит света, потому что в ней есть такие моменты… ну, вы понимаете… Затем выяснилось, что книга все-таки выйдет, но никому не достанется, так как весь тираж закупил известный член Союза писателей, чтобы сжечь из зависти. Далее, из тех же источников городская общественность была оповещена о том, что часть тиража удалось спасти, но такую малую, что книга писателя Краюхина уже стала библиографической редкостью. Поэтому надо бдительно следить за рынком. Может, кому и повезет.

Книга вышла. Очереди опоясывали книжные магазины тройным кольцом. Ничего подобного не могли припомнить даже самые старые и опытные букинисты, пережившие подписи на Эренбурга, «Библиотеку приключений» и Достоевского. Сновавшие в толпе люди Амурского подогревали ажиотаж. За место в очереди предлагали большие деньги, но денег никто не брал.

Весь тираж краюхинской книги был раскуплен за полчаса.

— Теперь ты понял? — спросил Амурский.

— Что ты, Коля, — благодарно сказал Краюхин. — Просто не представляю, что бы я без тебя делал!..

На следующий после банкета день Краюхин вышел на улицу прогуляться. Мимо Краюхина прошли два молодых человека.

— Это он! — услыхал Краюхин. — Он, я тебе говорю!

Краюхин почувствовал себя небожителем. Молодые люди оглянулись несколько раз и быстро ушли вперед.

Краюхин шел, узнаваемый всеми. За спиной шептались. Из-за угла вышла толпа молодых людей. Впереди шли двое, которых Краюхин повстречал раньше. В руке каждый держал книгу — его, краюхинскую книгу!

Краюхин двинулся к толпе.

— Пожалуйста! — широко улыбнулся он, доставая авторучку. — С удовольствием!

— Ну и хорошо, — сказал молодой человек, подавая книгу.

К вечеру Краюхину вернули треть тиража. Когда складывать книги было уже некуда, Краюхин полетел к Амурскому.

— Подумаешь, — сказал Амурский. — Шекспир тоже не всем нравился.

— Я не Шекспир! — закричал Краюхин. — Меня все в лицо знают! Домой несут!

— Интересно, — сказал Амурский. — Что ж ты там написал?

— Ты что?! — страшным голосом сказал Краюхин. — Не прочитал?

— Извини, — сказал Амурский. — На все времени нет.

— Зачем же тогда, — затрясся Краюхин, — зачем ты мне советы давал? И ворона зачем? И студень?!

— По дружбе, — объяснил Амурский.

Краюхин схватился руками за голый череп и, шатаясь, подошел к окну.

Внизу стояли люди с книгами в руках и выкрикивали его имя.

1973