Михаил Мишин

Какое ваше мнение?

В Древнем Риме говорили: «Каков пастырь, таково и стадо». На Руси переводили: «Каков поп, таков приход». Ну а для современных условий — «Все зависит от руководства».

Ну, все не все, но многое. Многое зависит от руководства. Сегодня вот даже курсы открыли специальные для директоров, решили, что надо их тоже учить, а не только подчиненных. А среди подчиненных ведут социологические исследования, спрашивают у коллектива: мол, как вам ваш директор, нравится? И если да, то почему? Разумеется, всех опросить трудно. Опрос проводят выборочный. И, как говорили в том же Риме, сколько людей, столько мнений…

ЧЕЛОВЕК, ГОВОРЯЩИЙ ПОЛУШЕПОТОМ

Мнение о нашем директоре? Самое лучшее!!! Ах, мое личное… Я вам скажу мнение о нем, а у него потом будет мнение обо мне?.. Ах, фамилии не надо? Другой разговор.

Ну, самая сильная сторона его руководства — это хамство. То есть, в лучшем случае, посылает. А в худшем — посылает дальше, и потом трудно устроиться.

Тут он мне говорит: «Что вы лезете? Вы что, не видите, что я занят?»

Я видел, что он занят. Я даже видел — чем. Ему секретарша принесла в кабинет паёк, и он решал, взять или взять сразу два.

Кстати, зачем ему эта твердая колбаса? Официально ему нельзя, у него язва. Но неофициально — у него есть одна… Так вот, ей можно. Он у нас такой… Про меня сказали бы: развратник. Про него говорят: жизнелюб.

Причем каждый раз: «Если позвонят, я — в управлении».

А знаете, где находится это управление? Рядом с финской баней! Вам все ясно?

Насколько надо оторваться от коллектива, чтоб не видеть, что коллектив видит, что он оторвался?!

Но ему наплевать. Потому что основные показатели у нас всегда перекрыты. А какие не перекрыты — значит, не основные!

Да, с него тоже могут снять премию. Теоретически. А практически — пусть с меня так снимают, как с него, чем дают, как мне дают.

А дачу эту видели? Ее никто не видел. Но, говорят, один увидел забор и свихнулся.

А кто с него может спросить? Кто может, тот не дурак, чтоб спрашивать! А кто не может тем более не дурак…

Но все возмущены и считают, что надо действовать. И написали про него частушку. Подействовало: он слышал и сильно смеялся. Потом попросил узнать, кто это в коллективе такой остроумный. Познакомиться. Но они сами записались на ударную стройку…

Потому что ему ж достаточно слова! Тут как раз вчера он меня при людях таким словом назвал!..

Ну тут уж я не смолчал, как обычно.

— Виноват, — говорю. — У вас со стола карандашик упали!..

И тонко усмехнулся. Настолько тонко, что он ничего не заметил!

ЧЕЛОВЕК С ЖЕЛЕЗНОЙ ГРУДЬЮ

Заявляю официально: начальник у нас хороший! Почему хороший? Потому что начальник! Плохого не поставят. Так что начальник наш очень даже всем нравится. Кроме меня.

Да что это за начальник такой, если коллектив его не боится? Хвалит тихо, ругает еще тише. И что это за ругань такая, если знакомых слов — ни одного?! Прямо подозрение берет! Что это за руководитель, если общего языка со мной найти не может?!

И главное, всех по имени-отчеству! Будто фамилий нет! Мне тоже говорит:

— Здравствуйте, Федор Федорович.

Я говорю:

— Здравия желаю, товарищ директор! Ура!

Он говорит:

— В каком смысле — ура?

Я говорю:

— В каком скажете! Ура!

Он говорит:

— Тише, тут люди работают, вы ж не фельдфебель, а завхоз…

И пошел, пошел себе. Манжеты белые, галстук серый. Но в синюю полоску. Я сразу понял: галстук не наш. Оттуда. Я, конечно, проявил бдительность — сигнализировал. Написал: «Как человек с таким галстуком может руководить нашими людьми? Куда он их заведет?» Написал левой рукой и подписался: «Мотальщица Петухова».

Сигнал подействовал. Вызвали — меня,

И говорят.

— Ты, мотальщица! Еще раз напишешь — будешь сидельщица! Понял?

Я говорю:

— Не понял, как вы догадались, что это я?

Они говорят:!

— По ошибкам… Ты, — говорят, — гляди! Не те порядки!

Вот я и гляжу — точно! Нет порядка! Вот при прошлом начальстве порядок был! Был!! Никаких этих галстучков, манжетиков, никаких женских талий! Коллектив трудился в галихве! Галихве всех цветов радуги — от бурого до хаки! Глаз радовался! И особенно ухо! Потому что полная же тишина была! Никаких дискуссий! Сегодня ж — ужас! У каждого — точка зрения, у некоторых даже две!..

Прежний, бывало, спросит:

— Вы как думаете?

Ему говорят:

— Ура-а-а-а!!

Да чтоб ему возразит»! Это ж присниться никому не могло! Никто и не спал! Все бдили! А ну как вызовет ночью, в три часа? Может, ему кнопки понадобились?

Ну, может, качества там не давали или количества, зато благоговение было! В обед не расслаблялись! Строевым шагом мимо его кабинета гуляли — равнение на дверь! Это начальник был!

А нынешний? О чем говорить, если при нем на весь коллектив у нас только одно мое галихве?!

Он говорит:

— Мне не надо, чтоб люди соглашались, мне надо, чтоб люди думали!

Вот я и думаю: нету благоговения! Нету! А без благоговения какой порядок?!

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СМЕЕТСЯ

Слушайте сюда! Если вам про нашего кто скажет плохо, так это потому, что боится, что если говорить хорошо, то его от нас заберут и дадут другого! Мы не переживем!

Потому что у нас все его горячо любят, а кто не любит, тот обожает! При нем мы добились таких успехов, о которых ему даже боятся говорить! При нем у нас рабочее время и личное слились воедино — в пользу последнего! У нас столько народу уже трудится в счет будущего года, что не найти, кто остался работать в этом..

И только благодаря ему. У него к людям такое безграничное доверие, что просто глупо не врать!

Он говорит:

— Почему опоздал?

Я говорю:

— Автобус сломался.

Если б у нас столько автобусов было, сколько я «переломал», так у нас бы все давно ездили сидя! А он верит. Он мне говорит:

— Почему вчера не был?

Я говорю:

— Провожал в последний путь тетю Феню.

Он говорит:

— Ты ж ее на прошлой неделе уже провожал.

Я говорю:

— Вы не знаете тети Фени. У нее семь пятниц.

Верит!

Говорит:

— Сколько тебе надо на эту работу?

Я говорю:

— Месяца четыре!

Он говорит:

— А быстрее?

Я говорю:

— Очень надо?

Он говорит:

— Очень!

Я говорю:

— Три недели и неделя отгула.

Он говорит:

— Спасибо за сознательность!

И тогда я засучиваю рукава, плюю на свои трудовые ладони и три недели ни хрена не делаю! Потому что всей работы — на полтора часа.

А он говорит:

— Молодец, я знаю, кому доверять! Такие, — говорит, — как ты, пользуются полным моим доверием!

— Точно! — говорю. — Пользуемся! И еще как!

ЧЕЛОВЕК С НИТРОГЛИЦЕРИНОМ

Скажу прямо: про работу нашего директора я хочу сказать много хороших слов. Но не могу. Работа такая, что вечерами вахтеры пугаются: директор за день полысел и стал ниже ростом.

Ведь директор — это что такое? Это такое, с которого в конце года за все спросят. А что он может ответить, когда он ничего не может?

Взять нужного человека не может: нет штатов. Уволить ненужного не может: у того рука в министерстве.

Наказать рублем нельзя: местком говорит, надо воспитывать. Не наказывать рублем — все будут воспитанные, но работать будет один местком…

Вообще, все теперь умные, грамотные, каждый шаг директора обсуждается!

Хорошо одевается — пижон. Плохо одевается — жмот. Орет на коллектив — запугивает. Не орет — боится. Улыбается секретарше — заигрывает. Не улыбается — значит, уже доигрались..

Молодой — строит замки на песке. Старый — еще хуже, из него самого песок сыплется.

А главное, все, кому не лень, лезут с советами. В газете даже эту рубрику завели: «Если бы директор был я». Ну, народ и пошел строчить: «Если б я…» да — Если б я…».

А вот если б директором был я, я бы всех директоров тут же уволил к чертовой матери!.. Как это кем работаю?!

Непонятно?!

1979