Михаил Мишин
- Автор: Михаил Мишин
- Жанр: Юмористическая проза
- Дата выхода: 2003
Читать книгу "Михаил Мишин"
Публика захлопала. Все смотрели на Ножкина, который, красный от духоты и неловкости, проходил за стол президиума, стоявший возле самого бассейна. Наталья Владимировна села рядом.
— Душно как. — сказала она.
— Цветы повянут, — сказал Ножкин.
Праздник завершился поздно. Публика разошлась по домам. Организаторы сошлись на банкет.
К вокзалу Ножкины шли пешком. От банкета они отказались.
— После дождя воздух получше стал. — сказал Григорий Александрович.
— Тебе нехорошо? — спросила Наталья Владимировна.
— Да нет, — сказал Ножкин. — Ничего.
Дальше шли молча.
В этот воскресный вечер вокзал бурлил. Людские потоки захлестывали кассовый зал, проходы и перроны. Толстые кольца очередей душили измученных мороженщиц. Ежеминутно стартовали пустые электрички и прибывали битком набитые. Все входы, выходы и другие стратегические пункты вокзала находились в руках цветочных торговцев.
Выйдя на перрон, Ножкины очутились прямо перед цветочными столиками. Торговля шла вовсю. Мужчины и женщины подходили, отходили, подходили снова. Мелькали цветы, руки, звенели монеты, шелестели рубли, надо всем стоял вокзальный гул.
Внезапно в этом гуле Наталья Владимировна чутким своим ухом уловила голос, показавшийся знакомым.
— А вот посмотрите, молодой человек! Купите для своей дамы!..
Наталья Владимировна посмотрела.
Голос принадлежал той самой девушке, которая рассказывала Ножкиным про свадьбу друзей. Рядом с девушкой маячил тот самый молодой человек. Они вместе смотрелись. Они продавали цветы.
Наталья Владимировна смотрела на них несколько секунд, потом отвернулась и потянула Григория Александровича.
— Что ты? — спросил Ножкин.
— Ничего, — сказала Наталья Владимировна.
Но было поздно. Ножкин увидел.
Они сели в пустой вагон. Двинулись за окном большие и малые огни. Потом электричка вырвалась за город, в вагоне зажегся полный свет, и в окне стало черно.
Наталья Владимировна заснула только под утро. Она спала, когда Григорий Александрович встал, оделся и вышел из дома.
Утро было холодное, воздух — сырой, небо — серое.
Григорий Александрович открыл калитку, поглядел на табличку
ЗДЕСЬ МОЖНО ВЗЯТЬ ЦВЕТЫ
отодрал ее и бросил в сторону. Потом закрыл за собой калитку и пошел по дороге.
— Здоров! — закричал дядя Коля. — Куда собрался? По грибы, что ль?
— Пройдусь, — коротко сказал Григорий Александрович.
— Но! — сказал дядя Коля. — А то я гляжу, куда это ты собрался?..
Григорий Александрович шел по дороге. По сторонам стоял скучный лес. В голове вертелась дурацкая песенка «звездоглядов».
Вдруг Григорий Александрович остановился. Перед ним стояла девчушка лет четырех-пяти. В руке у нее был пучок ярко-желтых одуванчиков.
— А я умею делать букеты, — сообщила девочка без всяких предисловий.
— Молодец, — сказал Григорий Александрович.
— Пахнут, — сказала девочка, понюхав букет. — Понюхай!
Ножкин присел на корточки и поднес одуванчики к лицу.
— Замечательно, — сказал он.
— Их надо поставить в вазу. У тебя есть ваза?
— Ваза есть, — сказал Ножкин.
— Тогда ты тоже собери букет — сказала девочка.
И исчезла так же неожиданно, как появилась.
Ножкин с трудом поднялся и вдохнул тяжелый сырой воздух…
Впрочем, нет! Не так!
Ножкин поднялся во весь рост и вдохнул чистейший озон. Сверкнул на дороге осколок стекла. В ультрасинем небе трепетали зеленые листочки. Звенела радостная птичья ругань. За лесом лихо свистнула электричка. Утро было великолепное. Оно уже начинало становиться отличным днем.
Нигде по всей земле в этот день не было отмечено осадков в виде дождя, града или мокрого снега. Не отмечалось даже переменной облачности
Над поселком и городом, над всеми другими городами, селами, поселками, кишлаками, аулами и дрейфующими станциями — над всем миром в этот день торжествовало Солнце.
Огромный ярко-желтый одуванчик — нежный и ослепительный.
И здесь, пожалуй, можно поставить точку.
Для верности, конечно, следовало бы еще написать, как Ножкин с просветленным взором вернулся домой, поднял с земли табличку и вновь водрузил ее на калитку…
Но мы уверены, что это легко представит себе каждый, кто полагает, что так оно и было в действительности.
197?