Первые войны пустыни

ЗАГОВОР

Это был выпуклый шар — изображение Мира,— вращающийся от нетерпеливых толчков полной, блестящей от колец руки. Глобус был прикреплен к стержню, выходящему из одной из стен в комнате без окон. На полках остальных стен были разложены свитки, книги, магнитные записи и фильмы. Комната освещалась золочеными шарами ламп.

В центре комнаты стоял эллипсоидный стол желто-розового цвета. Его окружали кресла. В одном сидел темноволосый юнец лет шестнадцати, круглолицый с мрачным взглядом. В другом помещался стройный, небольшого роста мужчина с женскими чертами лица. И юнец, и мужчина смотрели на глобус и человека, вертевшего его.

Из-за глобуса послышалось хмыканье, затем басистый голос произнес:

— Вот она, Питер, величайшая ловушка в мире. И Герцог угодит в нее! Его великолепие не сравнится с моим, не так ли?

— Конечно, барон,— отозвался мужчина. У него оказался мягкий мелодичный тенор.

Полная рука отпустила глобус, и его вращение прекратилось. Теперь глаза всех находящихся в комнате могли созерцать неподвижную поверхность шара. Это был глобус, которые делают для богатых коллекционеров или для правителей планет Империи. Он нес в себе характерные черты мастерства ремесленников планеты.

Полная рука снова опустилась на глобус.

— Я пригласил вас сюда для того, чтобы вы, Питер, и вы, Фейд-Раус, посмотрели вот на эту широкую рябь между шестидесятью и семидесятью градусами. Не напоминает ли она вам о сладкой карамели? Здесь есть и моря, и озера, даже реки. Может ли кто ошибиться? Ведь это Арелла! Единственная и неповторимая! Превосходное место для единственной в своем роде победы!

Улыбка тронула губы Питера.

— И только подумать, Барон, падишах Империи верит в то, что отдаст Герцогу вашу часть планеты.

— Подобные слова не имеют смысла,— прогремел Барон.— Ты сказал это, чтобы смутить юного Фейда-Рауса. Но нет никакой необходимости его смущать, моего племянника.

Юнец с угрюмым видом завозился в своем кресле, разглядывая черное трико, в которое он был одет.

В дверь, что была за его спиной, постучали, и он резко выпрямился.

Питер поднялся, подошел к двери и открыл ее на столько, чтобы можно было принять записку, скатанную в трубочку. Закрыв дверь, он развернул ее. У него вырвался смешок.

— Ну? — повелительно спросил Барон.

— Дурак нам ответил, Барон.

— Разве Атридесы отказывались сделать когда-либо благородный жест. Что он там пишет?

— Он очень неучтив, Барон. Обращается к вам, как к Харконнену. Никаких титулов, ничего!

— Это хорошее имя,— проворчал Барон. Голос выдал его нетерпение.— Так что же пишет дорогой Лето?

— Он пишет: «Ваше предложение о встрече отклоняется. Я имел достаточно много случаев убедиться в вашем вероломстве (о нем известно всем) и поэтому уклоняюсь от встречи».

— И?

— «Жаль, что этому искусству все еще поклоняются в Империи». Он подписал так: «Граф Лето Арраки».

Питер рассмеялся.

— Граф Арраки! Господи! До чего же смешно!

— Замолчи, Питер,— сказал Барон. И тот сразу замолк.— Вот как? Вендетта, а? И он использует это старое милое слово, такое богатое традициями с тем, чтобы быть уверенным, что я пойму намек?

— Вы сделали шаг к миру,— сказал Питер.

— Для Ментата ты слишком разговорчив, Питер,— сказал Барон, а про себя подумал: «Я вскоре должен от него избавиться. Больше в нем нет надобности».

Барон посмотрел на своего наемного убийцу и только сейчас заметил в нем то, что сразу замечали в нем посторонние: блеклые глаза безо всякого выражения.

Усмешка скользнула по лицу Питера.

— Но, Барон! Я никогда не видел более прекрасного мщения. Это самое утонченное издевательство: заставить Лето обменять Келадан на Дюну и безо всяких условий, потому что так прикажет Император. До чего остроумно с вашей стороны!

Барон холодно сказал:

— У тебя несдержанные речи, Питер!

— О, я счастлив, мой Барон. Вы же... вас точет ревность.

— Питер!

— А-а-а, Барон! Разве не достойно сожаления то, что вы не можете сами привести в исполнение этот замечательный план?

— Однажды я задушу тебя, Питер!

— Ну, конечно, Барон! Наконец-то! Но с добрым поступком никогда не следует спешить, а?

— На что же ты надеешься, Питер?

— Мое бесстрашие удивляет Барона? — спросил Питер. Его лицо превратилось в хитрую маску.— Ага! Но как «браво» я знаю, когда ко мне подошлют палача. Вы будете сдерживаться столько времени, сколько я буду вам полезен. Иначе действовать будет расточительством: ведь я могу еще принести и пользу. Я знаю, что Дюна прекрасная планета. Верно, Барон?

Барон молча смотрел на него.

Фейд-Раус дернулся в своем кресле. «Два спорящих дурака,— думал он.— Мой дядя не может беседовать со своим ментатом без крика. Неужели они думают, что мне нечего делать больше, чем выслушивать их глупости».

— Фейд,— наконец сказал Барон,— я велел тебе слушать и учиться, когда разговаривают старшие.

— Да, дядя,— сказал он.

— Иногда Питер удивляет меня,— сказал Барон.— Я не считаю причинять боль необходимостью, но он... он находит в ней какое-то удовольствие. Что касается меня, то я чувствую жалость по отношению к бедному Герцогу. Доктор уже вскоре займется им, и это будет конец всех Атридесов. Но Лето, конечно, узнает, кто направлял руку уступчивого доктора... и кто знает это будет, наверное, выглядеть ужасно.

— Тогда почему бы вам не приказать доктору просто воткнуть ему кинжал между ребер? — спросил Питер.— Вы говорите о жалости, но...

— Герцог должен узнать, что я стал его роком,— сказал Барон.— И другие тоже должны узнать об этом. Это приведет их в замешательство, и я выиграю время для своей дипломатии. Эта необходимость очевидна, я не могу воспользоваться.

— Возможность дипломатии...— сказал Питер.— Взгляд Императора и так прикован к Вам, Барон. Вы слишком смелы. В один прекрасный день Император пошлет легион-другой сардукаров сюда, и это будет концом барона Владимира Харконнена.

— Ты бы с удовольствием посмотрел на это со стороны, да, Питер? — спросил Барон.— Ты бы с радостью наблюдал, как они разрушают мои города и этот замок. Да, ты был бы искренне рад.— Нужно ли мне спрашивать об этом? — Тебя слишком интересует кровь,— продолжал Барон.— Возможно, я слишком поспешил с распределением трофеев Арраки.

Питер сделал по комнате несколько удивительно мелких шагов и остановился за спиной Фейд-Рауса. Напряжение в комнате, казалось, сгустилось. Юнец обеспокоенно и хмуро посмотрел на Питера.

— Не играйте со мною, Барон,— сказал Питер.— Вы обещали мне леди Джессику!

— Зачем она тебе? — спросил Барон.

Питер молча смотрел на Барона. Фейд-Раус шевельнулся в своем кресле.

— Дядя, может я пойду?

— Мой милый, ты слишком нетерпелив.

— Как дела с маленьким Полом? — спросил Барон Питера.

— Ловушка принесет его к нам,— пробормотал Питер.

— Я не об этом,— сказал Барон.— Ты упоминал о том, что служанка Бене Гессери принесет Герцогу дочь. Ты ошибся, а, ментат?

— Я не часто ошибаюсь, Барон,— сказал Питер и впервые в его голосе послышался страх.— Поверьте мне, что служанки Бене рождают в основном дочерей.

— Дядя,— сказал Фейд-Раус,— вы сказали, что я здесь услышу нечто важное для меня...

— Не торопись,— Барон шевельнулся в кресле.— Что же, Фейд, я позвал тебя сюда затем, чтобы немного поучить тебя мудрости. Ты ведь наблюдал за нашим добрым ментатом. Тебе следовало у него кое-чему поучиться.

— Но, дядя...

— Он очень умен, не так ли, Фейд?

— Да, но...

— Вот-вот, но... Он требует слишком много внимания. Всмотрись в его глаза. Умен Питер, но все же слишком эмоционален к взрывам страсти, умен Питер, но все же может заблуждаться.

Питер сказал угрожающим тоном:

— Вы вызвали меня сюда, Барон, чтобы поиздеваться надо мной?

— Ты должен бы знать меня получше, Питер. Я просто хочу показать моему племяннику, что и ментат может быть ограничен в своих действиях.

— Вы уже нашли мне замену?

— Замену тебе? Что ты, Питер. Где бы это я мог найти замену твоей хитрости и уму?

— Там же, где вы нашли меня, Барон.

— Возможно, стоит попытаться,— задумчиво сказал Барон.— Последнее время ты действительно кажешься неуравновешенным. И еще эти снадобья.

— Мои развлечения разве слишком дороги?

— Дорогой мой Питер, твои развлечения это то, что ко мне тебя привязывает. Как я могу против них возражать? Я просто хочу, чтобы мой племянник все знал о тебе.

— Тогда он должен все знать. Мне танцевать?

— Очень хорошо,— сказал Барон,— но сейчас помолчи.— Он посмотрел на Фейда.— Это наш ментат, Фейд. Он был воспитан и обучен выполнять определенные задания. Тот факт, что он находится в человеческом теле, не должен тебя смущать. Правда, это серьезное препятствие. Иногда я думаю, что древние с их мыслящими машинами были правы.

Губы племянника, генетический признак рода Херконненов, были несколько искривлены в изумлении.

— Это сравнение слишком уж нелепо,— сказал Питер.— Вы сами, Барон, могли бы создать нечто лучшее, чем те машины.

— Возможно,— сказал Барон.— Итак...— Он глубоко выдохнул воздух.— Итак, Питер, опиши моему племяннику основные черты нашей борьбы с домом Атридесов.

— Барон, я предупреждал вас, чтобы вы не доверяли тайны этой борьбы никому. Мои наблюдения над...

— Я сам буду решать это. Я дал тебе приказ, ментат. Предстань перед нами в одном из твоих многочисленных состояний.

— Пусть будет так,— сказал Питер. Он выпрямился и в нем появилось какое-то величие, как будто это была еще одна его маска, но на сей раз покрывающая его тело.— Через несколько дней весь клан Герцога Лето вступит на борт лайнера Космического Союза для следования на планету Арраки. Они прибудут скорее всего туда, чем в наш город Картаг, потому что ментат Герцога, Зуфир Хават, совершенно справедливо решит, что Арраки легче защитить, чем Картаг.

— Следи внимательно, Фейд,— сказал Барон,— наблюдай, как план врага становится твоим планом.

Фейд кивнул, думая: «Это уже лучше. Старое чудовище наконец-то допустило меня к своей тайне. Должно быть, он действительно хочет сделать меня своим наследником».

— Есть несколько вариантов,— продолжал Питер.— Я указал на более простой. Тем не менее, мы не должны забывать возможность, что Герцог заключил с «Союзом» контракт, чтобы тот перенес его в более безопасное место внутри системы. Другие на его месте при подобных обстоятельствах с помощью защитных экранов скрылись бы из пределов Империи.

— Герцог слишком горд для подобного поступка,— сказал Барон.

— Это просто его возможность,— сказал Питер.— Тем не менее, конечный результат был бы для нас тем же самым.

— Нет, не был бы,— проворчал Барон.— Я должен уничтожить его род.

— Это все правильно,— сказал Питер.— Некоторые приготовления указывают на то, что его клан собирается бежать, но сам Герцог не сделал ни одного шага в сторону отступления.

— Так,— вздохнул Барон,— продолжай, Питер.

— В Арраки Герцог с семьей займет дом графа и леди Фенринг.

— Посол и одновременно контрабандист,— хихикнул Барон.

— Чей посол? — спросил Фейд-Раус.