Крепость в Лихолесье

Он глухо, злобно зарычал. Бросился на Каграта снизу вверх, целя когтями в глаза, шипя, словно рассерженный кот, ничего не видя от слепой жгучей ярости…

В ухо ему прилетел удар кулаком.

Гэджа отшвырнуло к стене. Ему показалось, что ухо его превратилось в лепешку — боль была такая внезапная, пронзительная и жуткая, что у Гэджа на мгновение потемнело в глазах. В голове что-то со звоном лопнуло, из носа хлынула кровь… Наполовину оглушенный, он скорчился на полу, уверенный, что пришел его смертный час, что папаша сейчас даст волю своему исступлению и попросту прибьет его на месте, придушит голыми руками, ровно цыпленка — или наконец пустит в дело кнут…

Откуда-то из темноты коридора донеслись торопливые, шлепающие по лужам шаги.

Жалобно взвизгнули ржавые петли дверной решетки. Чей-то знакомый голос хрипло сказал:

— Хей, Каграт! Я так и знал, что найду тебя здесь. — На фоне решетки, освещаемая факелом, возникла угловатая фигура Радбуга. Он скользнул взглядом по Каграту, по тощей крысе, метнувшейся в угол, по скорчившемуся у стены Гэджу — беглым и безучастным взглядом случайного зеваки. — Дуй сейчас же наверх, тебя Визгун требует… срочно, сию же минуту!

Каграт взревел от бешенства и досады.

— Визгун?.. Л-леший! — Он с чувством пнул сапогом подвернувшийся череп, и тот мячиком улетел куда-то в темноту, хряпнул где-то там в ударе о стену. — Ладно, иду! — Сворачивая кнут, он испепелил Гэджа ненавидящим взглядом. — Погоди, крысеныш, не думай, что легко отделался, наш разговор еще не закончен… Вернусь — неукоснительно продолжим! Присмотришь за парнем, Радбуг?

— Не вопрос, — лениво отозвался Радбуг.

Вновь завизжала, залязгала, загремела дверца решетки, из коридора пахнуло знобким гнилым сквозняком. Гэдж по-прежнему сидел, съёжившись под стеной, закрывая голову руками — ему казалось, что Каграт все так же стоит рядом, возвышается над ним, как неумолимый утес, готовый обрушиться на него и раздавить, словно букашку, навек похоронить в темном сыром подземелье…

— Вставай, — буркнул Радбуг. — Он давно ушел.

Гэдж медленно поднял голову… Мир двоился, троился в его глазах, неторопливо покачивался, точно младенческая зыбка. Несчастное ухо распухало оладьей… Гэдж с трудом выпрямился, держась за стену — ноги у него подгибались, тело было обмякшее и непослушное, какое-то совершенно чужое. Из носа все еще текла кровь, и Гэдж прижал её рукавом грязной рубахи.

— Ну, ты идешь? — позвал из коридора голос Радбуга.

— Я… да. Иду, — прохрипел Гэдж, пытаясь справиться с головокружением. Он никак не мог заставить себя обернуться и посмотреть назад, в пятно источаемого факелом неверного света — и лишь отчаянным усилием воли заставил себя бросить взгляд на распростертое на камнях безвольное тело. Гэндальф лежал в той же позе, в какой Каграт его отшвырнул, все такой же глухой ко всему и безжизненно-отстраненный; из его приоткрытого рта с хрипом вырывалось трудное рваное дыхание, а неподвижный, безучастный взор был бездумно устремлен в пространство — но Гэдж готов был поклясться, что воспаленные, измученные глаза мага плачут… Гэдж поспешно отвернулся — видеть это было невыносимо.

— Я… я вернусь, — пробормотал он. — Обещаю… я скоро вернусь… обязательно… — голос его пресекся.

Ответом ему был лишь донесшийся из темного угла злобный крысиный писк.

* * *

Обратную дорогу он почти не запомнил.

Вновь был темный сводчатый тоннель с рядами каменных келий по обеим сторонам, пещера с колодцем, мокрые щербатые ступени, плесень и мох, низкие, сложенные из кирпича арки-перемычки. Радбуг ушел немного вперед, и Гэдж тащился за ним следом, едва переставляя ноги; ухо его заполнил собой все пространство слева по коридору, из носа все еще капала кровь, и мерзко кружилась голова, которой за последние пару дней досталось изрядно. «Силы небесные, Гэндальф, — в смятении думал он, — как же так… что они с тобой сделали… я ведь так хотел на тебя рассчитывать… на твою поддержку, на твою надежную руку…» Нет, не у кого Гэджу было искать защиты, не на кого опереться, не у кого даже спросить совета — он остался один, совершенно один в этой мясорубке, в самом средоточии Тьмы, в черном сердце проклятого Замка, и отчаянию его, тоске и смертному ужасу не было границ…

Неожиданно Радбуг, шедший чуть впереди, остановился и обернулся, поджидая спутника.

— Слышь, парень.

Гэдж также сбавил шаг. Они уже почти подошли к лестнице, ведущей наверх, к казармам, и внезапная заминка выбила Гэджа из колеи его унылых мыслей, словно попавшийся на дороге ухаб.

— Слушай сюда, — негромко сказал Радбуг. — Через час я иду с обозом за хлебом на Мирквудский Тракт. Ты можешь спрятаться под рогожей в одной из пустых телег… я обещаю, что целым и невредимым вывезу тебя за болота. Может быть, юго-запад — и не совсем нужное тебе направление, но, по крайней мере, ты окажешься за границей земель, подвластных Дол Гулдуру. Понял?

Гэдж молчал. Предложение свалилось на него неожиданно, точно рухнувшая поленница, и в очередной раз стукнуло чурбаком по затылку.

— Ты… ты это всерьез? — пробормотал он наконец.

— По-твоему, — спокойно спросил Радбуг, — я похож на орка, способного говорить о таких вещах не всерьез?

— Да, но…

— Что «но»?

Гэдж облизнул губы. Раз, и другой. Действительно, что «но»? — спросил он себя. Какое тут вообще может быть «но», болван?

В ухе у него стреляло.

— Я… не могу уйти, — выдавил он наконец едва слышно. — По крайней мере, не сейчас.

— Не можешь?

— Нет…

— Почему?

Под взглядом собеседника Гэджу стало нехорошо… Радбуг терпеливо ждал ответа, внимательно смотрел на него светлыми серыми глазами, так не похожими на черные, зеленые, желтые глаза чистокровных орков. Радбуг вообще заметно отличался от остальных… редко сквернословил, почти не принимал участия в традиционных орочьих забавах, не задирал снаг, не хватался за оружие по поводу и без. Эта «непохожесть», конечно, не служила ему добрую службу, но он как-то умел с этим справляться, успешно вписываться в попойки, травить при случае забавные байки и даже имел в глазах сородичей некоторый вес: несмотря на его «выверты», его уважали за верность слову, сдержанность и здравомыслие — и все же подчеркнуто старались держать на некотором расстоянии. Он был с рождения мечен позорным клеймом — полукровка, без вины виноватый, — и не имел ни приятелей, ни закадычных дружков (за исключением, пожалуй, Каграта, но о том, что́ связывает этих двоих, Гэдж не знал и даже не пытался предполагать). Тем не менее спокойная рассудительность Радбуга и немногословие, граничащее с замкнутостью, странным образом располагали к себе и даже вселяли в Гэджа робкую надежду на то, что по крайней мере ему, Радбугу, можно довериться без опаски…

Гэджу отчаянно хотелось довериться хоть кому-то.

После недолгой паузы он сказал:

— У меня здесь… друг. И он… тяжело ранен. Он не выкарабкается, если я его сейчас брошу.

Где-то в глубине каменного лабиринта размеренно сочилась вода: кап… кап… На стене потрескивал смоляной факел, иногда начиная гневно трещать, коптить и разбрасывать искры, точно воображая себя неукротимым властелином света и грозой подземелий. Лицо Радбуга оставалось в тени.

— И это всё? — негромко, как будто даже недоверчиво спросил он.

Гэдж чувствовал себя полнейшим дурнем.

— Д-да…

— Подумай еще раз. Другой такой вероятности может и не представиться.

Гэдж молчал. «Гэндальф — труп, ему все равно уже ничем не поможешь, — яростно сказал он себе. — Да и что я сейчас, собственно, могу сделать? Я здесь сам — чужак и приблудыш… презренный «глоб»! А Радбуг прав — другой возможности выбраться за болота может и не случиться…»

— Я… не могу, — едва слышно пробормотал он. — Извини.

Радбуг секунду помолчал. Покосился на покрасневшее гэджевское ухо. Потом отвернулся и — с досадой, показалось Гэджу — плюнул в кучку бледных худосочных грибов, съежившихся в углу под стыком стен.

— Ну, как знаешь, — сказал он равнодушно. — Дело твоё.

Оставшийся путь они преодолели в молчании.