Крепость в Лихолесье
- Автор: Ангина
- Жанр: Фанфик / Самиздат, сетевая литература / Магическое фэнтези / Приключенческое фэнтези
Читать книгу "Крепость в Лихолесье"
40. Надежда и отчаяние
— Помнишь Брана, Гэдж?
— Какого Брана?
— Того, которому мы пытались перелить кровь — еще там, в Изенгарде… Кажется, теперь я понимаю, отчего он умер.
— Отчего же?
Саруман задумчиво хмыкнул. На столе перед ним располагался ряд скляночек, наполненных кровью, отстоявшейся и разделившейся на два слоя: верхний был прозрачный, соломенно-желтый, нижний — темно-красный, цвета выдержанного гранатового вина. Соломинкой извлекая из скляночек по капельке содержимого, Шарки смешивал их на отдельном фарфоровом черепке и внимательно разглядывал полученный результат сквозь выпуклое стекло.
— Смотри, Гэдж. Возьмем кровь из скляночки номер пять, а сыворотку… ну, скажем, из номера третьего. Смешаем одну с другой… Что ты видишь?
Гэдж склонился над лупой.
— Ну, кровь какая-то неоднородная… в ней сгустки… хлопья, словно в свернувшемся молоке. По-твоему, в жилах Брана произошло то же самое?
— Да. Его кровь потеряла текучесть и свои животворные свойства, поэтому он и умер. Все как будто логично.
— А почему не умер тот человек, которому ты переливал кровь в Эдорасе?
— Потому что при смешивании крови результат не всегда одинаковый. Возьмем опять кровь из пятого номера, а сыворотку — из номера семь. И что теперь?
— М-м… Ничего. Обычная кровь. Никаких сгустков.
— Вот именно. Сгустков не будет даже в том случае, если пытаться кровь взбалтывать или перемешивать.
— И в чем причина?
— Хотел бы я сам это узнать…
— А чья это кровь, Саруман?
— Обычных «крысюков», которым я бессовестно объяснил, что кровопускания весьма полезны для здоровья, лечат от головной боли, избавляют от шума в ушах и вообще улучшают цвет лица. Но дело не в этом… А в том, что каждый раз, когда я смешиваю кровь с сывороткой в различных вариантах, я получаю и различный результат. Кровь номера пятого отлично совмещается с кровью номера седьмого, но совершенно не подходит к крови номера третьего. Номер второй в номере шестом и третьем образует сгустки, а в номере четвертом и седьмом — нет.
— Несуразица какая-то…
— Да нет, некая закономерность, видимо, существует, только её не так просто выделить. Номер седьмой вообще подходит ко всем образцам без исключения, кстати… Впрочем, этому, возможно, объяснение как раз и можно найти.
— Какое?
— В склянку под номером семь я собрал собственную кровь, — маг показал Гэджу перебинтованный холщовой тряпицей порез на запястье.
— Ну… ясно… — пробормотал Гэдж, — ты же у нас волшебник.
— Как, видимо, и тот славный мужичок, чья кровушка присутствует здесь под номером один. Она тоже замечательно смешивается со всеми образцами без исключения.
— Правда? Интересно, а к моей крови она тоже подойдет?
— Это несложно проверить. Если ты от щедрот одолжишь мне самую капельку…
— Почему бы и нет? — Гэдж резанул запястье ланцетом — и смотрел, как тоненькая темная струйка весело побежала в подставленную скляницу. — И чего не сделаешь ради занятного опыта…
…Кто-то почти неслышно поскреб ногтем по закрытой ставне. Саруман накинул на склянки широкий холщовый плат, нехотя поднялся и распахнул дверь. На пороге стоял худосочный, большеносый «козявка» в перепачканной грязью робе — видимо, его с каким-то поручением выдернули прямо из дренажной канавы. Оба глаза у него слегка косили к переносице, отчего казалось, будто снага очень сосредоточенно, с превеликим вниманием разглядывает кончик своего внушительного носа.
— Меня Гарбра прислала, — сообщил он гнусавым, слегка простуженным голосом; говорил он тоже в нос и, видимо, обращался к этой же, не терпящей невнимания, части лица. — Ханара у них там… того.
— Что «того»? — спокойно спросил Саруман, он уже привык к таким немногословным, но вместе с тем ёмким объяснениям: «Приятель мой там того…» Подразумеваться под этим могло все что угодно, от «сверзился с лестницы» до «проглотил лягушку».
— Того, — повторил посланник, видимо, недоумевая, как это Шарки сразу не ухватил суть дела. — Корчи с ней сделались, в обморок повалилась. А она на сносях, рожать вот-вот.
— Корчи? Однако! — Саруман сделал знак Гэджу, чтобы тот подал ему сундучок с инструментом. — Давно повалилась-то?
— Куда?
— В обморок.
— Да не знаю я, — сердито буркнул снага. — Меня Вахра поймала: беги, говорит, Трыш, за лекарем, да побыстрее, Гарбра велела звать… Ну, я и побёг.
— А Гарбра — это кто? Повитуха?
— Повитуха? Нет! — На скомканной бородавчатой мордочке Трыша выразилось возмущение. — Гарбра — Мать Рода!
Шарки изумленно пошевелил бровями — но ничего не сказал. Обычно орочьи бабки и мамки сами справляются в таких случаях и отнюдь не стремятся допускать на свою территорию посторонних — видимо, случай произошел из ряда вон выходящий, раз понадобилась помощь пришлого лекаря. Не иначе занемогшая роженица приходилась грозной Матери Рода ближайшей родней — дочерью либо внучкой.
— Что ж, если припадок еще не закончился, придется, видимо, делать чревосечение… За жизнь матери не ручаюсь, но за плод еще можно побороться. Гэдж, бери свои снадобья…
— Мальчишку бабы к себе не пустят, — прогундосил Трыш, по-прежнему обращаясь к кончику носа. И добавил презрительно: — Не дорос.
— Мне понадобится помощник, — заметил Саруман.
— Найдутся помощники, у баб там свои лекарки есть. Ну, идем скорее, — он потянул Шарки за рукав.
Они уже вышли на порог, когда из-за ближайшего угла выскочил, спотыкаясь, тощий бородатый мужичок, рысцой приблизился к крыльцу, бесцеремонно оттолкнул Трыша, заступил Саруману дорогу. Мужичок был встрепанный, потный и взволнованный, руки у него тряслись, губы прыгали, глаза были квадратные, испуганные, умоляющие.
— Шарки, идем скорее! Там… Хорт помирает!
— Какой ещё Хорт? Я первый пришел, — злобно прогнусавил Трыш из-за его спины. — Меня Гарбра прислала.
Шарки на секунду остановился.
— Что там с Хортом? — невозмутимо спросил он. — От чего помирать вздумал?
Мужичок тяжело перевёл дух:
— Лежит. Стонет. В груди болит, говорит, мо́чи нет.
— Задыхается? Сознания не терял? Губы синие?
Мужичок смешался.
— Не терял… Вроде бы нет…
Саруман ободряюще похлопал его по плечу.
— Значит, все не так страшно, успокойся, дружище. — Он небрежно кивнул Гэджу: — Гэдж, вот и для тебя дельце нашлось. Иди разузнай, что там с Хортом. Грудная жаба, по всей видимости… Я приду при первой возможности.
* * *
Бородатый мужичок поглядывал на Гэджа с плохо скрытым неудовольствием — видимо, то, что Шарки отправил вместо себя какого-то мальчишку (да еще орка!), ему не особенно нравилось. Он то и дело досадливо вздыхал и что-то сердито бормотал у Гэджа за спиной — жаловался на вопиющую несправедливость происходящего в целом и на тяжкую бесправную долю пленника в частности…
Какой-то озорной демоненок словно подтолкнул Гэджа кулаком в плечо: он обернулся, исподлобья посмотрел на мужичка и, по-кагратовски приподняв верхнюю губу над клыками, издал негромкий, но очень свирепый и выразительный рык. Мужичок шарахнулся. Он вообще был невысокий и щупленький, и Гэдж внезапно подумал, что, пожалуй, мог бы сбить его с ног одним-единственным щелчком пальцев. Если бы захотел.
Оставшийся путь они преодолели во враждебном молчании.
Страдалец Хорт, полураздетый, лежал на лавке в одном из бараков, держался рукой за сердце и хрипло постанывал. Двое-трое «крысюков», окружавшие недужного, при появлении Гэджа неохотно расступились.
— А где Шарки?
— А нету. Дела у него. Этого прислал! — Мужичок-посланник со сдержанным раздражением кивнул в сторону Гэджа.
Среди пленников поднялся недовольный ропот:
— Не любят нас тут… орков охотнее лечат… а мы — так, расходный материал… пособие для оболтусов… сдохнешь — никто и не почешется…
Гэдж старался не обращать на это ворчание внимания, хотя оно зудело и зудело у него над ухом, назойливое, как комариный писк, втыкалось в кожу будто множеством раскаленных иголок. Он никак не мог развязать горловину сумки со снадобьями — пальцы стали какими-то непослушными.
Хорт страдальчески смотрел на него мутными ввалившимися глазами. Гэдж взял его за запястье. Пульс у Хорта был четкий, частый, и дышал он трудно и медленно, словно бы с осторожностью, точно каждый вздох причинял ему боль. Впрочем, запавших щек и посинения вокруг губ, свидетельствующего о слабости дыхания, как будто не наблюдалось.
— Давно прихватило? — спросил Гэдж.
— С полчаса назад, — неохотно отозвался один из пленников. А тебе-то какая разница? — неприязненно говорил его взгляд. — Сердечные капли ему надо, чего тут думать-то…
«Сердечными каплями» называлась вытяжка пустырника и боярышника, настоянная на спирту, и некоторые из «крысюков» любили глотнуть таких капелек вечерком «для крепкого сна». Гэдж достал деревянную трубочку, приложил её к груди страдальца, чтобы послушать работу сердца. Кожа у Хорта была бледная, липкая от пота, и на то, что он просто пытается изобразить сердечный приступ в погоне за успокоительным снадобьем, дело отнюдь не походило.
Хорт едва слышно закряхтел.
— Жжет в груди… в боку… в руке… мо́чи нет!
Сердце его билось чуть учащенно, но вполне ровно — никаких посторонних шумов, которые говорили бы о его неправильной работе, Гэдж не уловил, как ни прислушивался.
— Зелья сердечного надо, — повторил один из «крысюков». — Капелек ему дай, полегчает.
— Не дам, — сказал Гэдж.
Мужичок-посланник набычился:
— Почему?
— С сердцем у него все в порядке.
— Да что ты понимаешь, орк! Шарки сам сказал, что это грудная жаба.
Да. Жгущие боли в левой половине груди, отдающие в руку, липкий холодный пот, затрудненное дыхание — все говорило о том, что Хорта одолел приступ грудной жабы. Надо было накапать Хорту вожделенных «капелек» и убираться восвояси, но Гэдж медлил, что-то было не так… С начала приступа, по словам «крысюков», прошло уже больше получаса, а боли при грудной жабе так долго не длятся. Либо сердечный приступ серьезнее, чем кажется… но тогда пульс на запястье не прощупывался бы совсем — только под подбородком, и то еле-еле. Либо…
Либо — что?
Гэдж чувствовал себя дурнем. А Сарумана, который мог бы парой слов дать ему дельный совет, рядом не было.
— Сердце в порядке, — сухо повторил Гэдж — и сам возненавидел себя за нотки сомнения, проскользнувшие в голосе. А если он не прав, чего-то не услышал, недопонял, и это действительно грудная жаба? Враждебность и неудовольствие, исходящие от столпившихся вокруг людей, ощущались почти физически, будто угрожающе занесенная над головой лопата. — Вздохни так глубоко, как только сможешь, — сказал он Хорту.
Тот покосился на орка со страдальческим видом.
— Никак не могу! Больно! Что ты меня мучаешь!
— Привстать тоже не сможешь?
Хорт сделал вялую попытку подняться — но тут же, схватившись за грудь, с хрипом повалился обратно на лежанку.
Гэдж наклонился к нему, чуть ли силком отодрал его руку, прижатую к левому боку, и резко надавил пальцами на ребра. Наверно, даже слишком резко… Хорт дрогнул всем телом и глухо взвыл от боли, с уст его сорвалось невнятное ругательство; он, наверно, пнул бы Гэджа ногой в живот, если бы тот не успел вовремя отскочить.