Крепость в Лихолесье
- Автор: Ангина
- Жанр: Фанфик / Самиздат, сетевая литература / Магическое фэнтези / Приключенческое фэнтези
Читать книгу "Крепость в Лихолесье"
Ну и ладно. Теперь, по крайней мере, все было ясно.
Гэдж достал из сумки баночку с мазью из немейника и аккуратно натер снадобьем пораженный бок. Это была не та мазь, которой Гэдж лечил Гэндальфа, другая, сделанная по всем правилам — уж в чем-в чем, а в немейнике в Замке недостатка не ощущалось. Непритязательные растеньица чувствовали себя на болотах вполне вольготно, и снаги время от времени приносили с окраины топей эти серенькие цветочки целыми корзинами.
Минуту-другую ничего не происходило. Хорт лежал, сопел, пыхтел, хватал ртом воздух неуверенно и прерывисто. Смотрел на Гэджа тоскливо.
— Ну, что теперь? — со стоном спросил он. — Ждешь, когда я сдохну?
— Не жду. Сейчас полегчает, — сухо сказал Гэдж.
Мужички, столпившиеся вокруг, выжидательно молчали, дышали Гэджу в затылок ядреными ароматами пота и пивного перегара. По совести говоря, если бы бедолага Хорт сейчас хлопнулся в обморок, Гэдж бы нисколько не удивился. Они мне наваляют, тоскливо подумал он, как пить дать наваляют, если я ошибся в предположениях…
Хорт судорожно вздохнул и прикрыл глаза. Сдавленное его дыхание чуть выровнялось, бледное лицо расправилось, щеки малость порозовели.
— Легче? — нерешительно спросил один из «крысюков».
Немейник наконец проявил свое обезболивающе-охлаждающее действие, и Хорт малость приободрился, неуверенно улыбнулся уголком рта. Приподнялся и ощупал правой рукой грудь. Медленно повернул голову и посмотрел на Гэджа.
— Э, орк… Кажется, и впрямь того… полегчало. Весь левый бок онемел.
Гэдж кивнул. Мельком подумал, что слегка переборщил с количеством мази.
— Так и должно быть… Мажь бок этим снадобьем утром и вечером в течение трех дней, — он поставил баночку с немейником на стол и оглянулся на столпившихся вокруг невольных «зрителей». — Десятник здесь есть?
— Ну, я — десятник, — помолчав, отозвался один из пленников, на рукаве его холщовой робы виднелась тонкая красная нашивка.
— Хворому нужно отлежаться пару-тройку дней в тепле, — не глядя на него, хрипло произнес Гэдж. — И потом еще неделю-другую тяжести не таскать. Иначе болезнь вернется.
Десятник посмотрел на свои широкие, чуть грязноватые ладони — так внимательно и сосредоточенно, точно надеялся увидеть там письменное подтверждение словам орка с подписью и сургучной печатью.
— Пусть Шарки сам мне это скажет, — угрюмо промолвил он.
— Хорошо. Я ему передам, — сказал Гэдж. Поднялся, взял свою сумку и направился к выходу.
Перед ним молча расступились.
* * *
— Ну и что там было с Хортом? — спросил Саруман.
— Ничего особенного, — небрежно откликнулся Гэдж. — Обычный межреберный прострел.
— Как определил?
— Пульс устойчивый, работа сердца без изменений, боль при прощупывании прослеживается вдоль ребра по направлению от позвоночника.
— Молодец.
— А что там с этой… Ханарой? — спросил Гэдж, радуясь, что в каморке полутемно, и Саруман не видит, как у него против воли зарделись щеки. Будто у чувствительной эльфийской девицы, одернул он себя. Похвала была скупой и сдержанной, но Гэджа распирало от счастья и гордости, как будто Шарки щедрой рукой отсыпал ему мешок чистейшего золота. — Спас ты её?
Саруман пожал плечами.
— Не знаю… Местные лекарки-повитухи сами все делали, я только, гм… раздавал указания. Родились двое орчат. Мальчики.
— Они выживут?
— Орчата — да, хоть они и слабенькие. Мать… Не имею представления. Может, и выживет, орки живучие… Я следил, чтобы чрево ей зашили по возможности аккуратно. — Он подошёл к чану с кипяченой водой, зачерпнул из него деревянной кружкой, сделал несколько долгих жадных глотков. Проворчал себе в нос: — Узнал бы Келеборн, чем я тут занимаюсь…
— По-твоему, это постыдно — спасать орков, да? — тихо спросил Гэдж.
Шарки не ответил. Посмотрел на остатки воды в кружке, задумчиво взболтнул её в руке.
— Вода принимает форму того сосуда, в котором находится, — сказал он мрачно. — Так вот: я все чаще начинаю чувствовать себя водой…
Из-за двери (той, что вела к казармам) донеслись тяжелые, чуть прихрамывающие, хорошо (даже слишком хорошо!) знакомые Гэджу шаги. Саруман бросил настороженный взгляд через плечо.
— Спрячься! — быстро шепнул он Гэджу. — И не показывайся, что бы ни случилось. Тебя здесь нет, понял?
Еще не успев ни о чем подумать, Гэдж нырнул под ближайшую лавку, вытянулся там на полу, затаился в темноте, будто мышь, укрылся под низко спадающими краями попоны, которой лавка была покрыта. Над полом скользнул сквозняк: без стука распахнулась дальняя дверь. В щель между полом и краем попоны Гэджу были видны лишь сапоги вошедшего: простые, но крепкие, с плоскими тупыми носами и короткими голенищами, подвязанными на икрах кожаным ремешком. Незваный гость прошел через горницу, чуть прихрамывая, оставляя за собой грязные, остро пахнущие тиной отпечатки следов.
— Здорово, Каграт, — проворчал Саруман. — Почему без стука? Вваливаешься, словно в нужник.
— Здорово, старый, — хрипло отозвался орк. — Зелье свое припас?
— Прихватило, что ли? Почему раньше не появлялся?
— В разведку ходил, недосуг было.
Кагратовы сапоги остановились возле гэджевского убежища — так близко от Гэджа, что он мог бы дотронуться до них пальцем, если бы захотел. Дощатый настил над головой Гэджа затрещал — папаша тяжело обрушился на лавку, прислонился спиной к стене, по-хозяйски вытянул вперед ноги.
— Ты поганки-то свои получше, получше вываривай, старый, твое вонючее пойло дерет горло хуже сивухи… Сопляк-то мой нынче где? — в голосе орка звучал не интерес — скорее ленивое брезгливое недовольство. — Гляжу, прижился он у тебя тут, приблудыш, к папочке под крылышко не торопится возвращаться.
Саруман копошился где-то в отдалении, скрипел дверцами шкафчика, позвякивал скляночками.
— Тебе-то он зачем, повидаться хочешь? Так я его в лес отправил, за вершками да корешками… Цветы заунывника аккурат в самом соку.
Каграт фыркнул.
— Ну-ну. Цветочки да ягодки собирать — как раз по нему работенка. Ты, старый, я вижу, крепко на него глаз положил?
Саруман подошел к столу, забулькало какое-то переливаемое в пузырек снадобье.
— А что́ он для тебя, Каграт — обуза, постылое бремя, лишний рот на скупую орочью пайку… А мне нужен толковый помощник и ученик, здесь работы тоже хватает. Так почему бы нам и не наладить это дельце ко взаимному удовольствию, эм?
Каграт неопределенно хмыкнул.
— Ишь, как ты гладко стелешь: и волки у тебя сыты, и овцы целы. Помощник, значит, тебе понадобился? Только вот что, — он коротко, злобно взрыкнул, — от моего обормота — лапы прочь! Достаточно его в теплом местечке выращивали, окучивали, да сахарной водичкой опрыскивали, то-то он блажить начал, нос задрал, родного отца в грош не ставит. Не указ я для него, видите ли — так, букашка, мушиный помет… загогулина на пустом месте!
— Ты зря воспринимаешь это как личное оскорбление, — спокойно заметил Саруман. — Если твой сын не такой, как другие, это не значит, что он хуже других. Не нужно подгонять его под общую мерку.
Орк раздраженно зарычал.
— Нет, нужно! Ему тут жить, в Замке, а мерками тутошними визгуны заведуют: не вместишься — выступающие места одним махом подрежут. Да меня мои же парни на смех поднимут, если я не заставлю этого сопляка ползать передо мною на брюхе! Кто такой, скажут, Каграт — да никто, тряпка… спасовал перед мальчишкой, собственного щенка не сумел вышколить… да какой он тогда на хрен начальник? Не будет такого, слышишь! Я этого брыкливого наглеца обломаю, кнутом да дубинкой не таких умников укрощал… им иная наука впрок не идет. Так что ты его за пазуху не прячь, я его из-под земли выкопаю, если потребуется… а коли придется — туда же и закопаю, рука у меня не дрогнет. А насчет помощника… Помощника я тебе пришлю. Джахрая знаешь?
— Это однорукого-то?
— Вот то-то и оно, что однорукого. Не в строй же мне его ставить… А тебе, глядишь, как раз пригодится.
— Да ну, правда? Может, ты мне заодно тогда и Уштура пришлешь?
— Это который с зелеными человечками разговаривает? Ну, могу и прислать. Только у него мозги набекрень, это всем известно.
— Ну и что? Оружие ему, конечно, в руки не дашь, ну так вместо меча ланцет ему вручим, пусть целительствует… Не в распыл же его пускать, верно? Этак одного пустишь, другого, а потом тебя самого туда же — в расход, по проторенной, так сказать, дорожке, чтобы под ногами не путался…
— Не вспухай! — голос Каграта зазвучал угрожающе. — Болтаешь много… не в соответствии с уставом. Язык-то у тебя длинный, я погляжу, как бы укоротить не пришлось… Ты вообще-то у меня в кулаке, старый, не забывайся, будешь вспучиваться — примну ненароком.
Саруман усмехнулся.
— Ну, попробуй, примни. Тебе твои парни за это, конечно, спасибо скажут. Кто им, кроме меня, будет язвы врачевать, сопли подтирать и червей из нутра вытравливать? Надо полагать, твой однорукий Джахрай?
— Ничего, — проворчал Каграт, — жили всю жизнь с соплями и червями — и еще поживут. Незаменимых здесь нет, по твоей драгоценной персоне плакать никто не будет.
— Печень твоя будет плакать — кровавыми слезами! С ней-то ты не договоришься…
На несколько секунд повисла тишина — видимо, Каграт попросту опешил… не сразу нашелся, чем парировать такой предательский, с тыла нанесенный удар.
— Ах ты… старая паскуда! — тихо проговорил он наконец. Стремительным, резким прыжком сорвался с места; послышалось какое-то короткое судорожное движение и приглушенный свистящий вздох. Гэдж не видел, что происходит в каморке у него над головой, но тут же очень живо вообразил себе, как крепкие, тископодобные пальцы Каграта сомкнулись у Сарумана на горле. Легко, словно игрушку, орк отшвырнул волшебника в угол, прижал к стене, тяжко задышал в лицо.
— Ах ты, паскуда, старая шлендра! — тихо, почти ласково произнес он вполголоса, чуть ли не шепотом, так, что Гэдж едва его слышал. — Ты меня из положения равновесия-то не выводи. А то, чего доброго, переступлю я, зубы стиснув, через свои кристальные честь и совесть, пойду в Башню да кликну-таки визгунов… А ну как до них дойдут некоторые любопытные сведения о твоей сомнительной персоне? Я-то, конечно, не провидец, но будущее твое незавидное предскажу тебе тогда запросто. Потащат тебя в пыточную, к стервятнику Мёрду, вздернут на дыбу да начнут расспрашивать, кто таков да откуда взялся… масло-то из тебя выжмут, а жмых шаваргам бросят на забаву и на прокорм. Воспомянешь тогда старину Каграта недобрым словом, да будет уже поздно! Прояснил я для тебя ситуацию, старый?
Саруман издал горлом какой-то невнятный булькающий хрип, в котором Гэдж после секундного сомнения опознал сдавленный, но оттого не менее язвительный смех. Шарки не делал попыток вырваться из цепкой хватки Каграта, голос его немного осип, но звучал желчно и вызывающе:
— Прояснить-то прояснил, только не обессудь… Мог бы ты меня сдать, Каграт, уж давно бы это сделал, заработал бы себе нашивочки полутысячника. Только, видать, есть у тебя веские причины сидеть да помалкивать…
— Жалость и милосердие — вот единственные причины, которые заставляют меня щадить твою паршивую шкуру!