Крепость в Лихолесье

39. Раненый

— Тот субъект с шелушащимися пятнами на шее… откуда, ты сказал, он явился? Из Ржавого Оврага? Не удивлюсь, если через пару дней оттуда нагрянет дюжина-другая «крысюков» с похожим лишаем — трудно за что-то ручаться в месте, где принято всей артелью пить из одной кружки. Придётся запастись серной мазью… Кстати, Гэдж, утром надо забрать чистые бинты из прачечной… Эта сволочь интендант еще три дня назад обещал прислать мне мыла и карболовой кислоты, и с тех пор не дается в руки, юлит, как ящерица, и сразу отбрасывает хвост, стоит покрепче его прижать… ну да ладно, пес с ним, грудная жаба рано или поздно его ко мне приведёт…

Здесь, в Замке, Саруману редко доводилось бездельничать.

Новость о том, что в Крепости появился новый лекарь, разнеслась по прилегающим землям достаточно быстро, и день за днем неизменно проходили в хлопотах и суете: то и дело приходилось встречать посетителей, осматривать, прощупывать, простукивать, вправлять, вскрывать, зашивать, бинтовать и производить еще множество изнурительных в своей однообразности нескончаемых действий. Впрочем, сложных, «любопытных» случаев почти не попадалось, чередой тянулась рутина: травмы, лихорадки, колики, нарывы, свищи, парша, чесотка, грыжи, прострелы, загадочные рези «где-то внутре»; один приходил с надрывным кашлем, другой — с болью в суставах, третий — с гнойной раной, которую приходилось чистить и присыпа́ть порошком из высушенной зеленой плесени. Многие (и орки, и люди) страдали от паразитов: тонких, фута в два длиной, болотных червей, которые попадали в кровь с зараженной водой и разрастались под кожей; нужно было делать на вздутии, указывающем на присутствие червя, надрез и аккуратно вытягивать на свет прозрачное тело паразита, наматывая его на просмоленную палочку. Гэдж, еще не совсем оправившийся после горячки, по мере сил заведовал «аптекой»: варил снадобья, смешивал настои, томил на огне отвары, готовил притирания, беспрерывно кипятил воду, которую таскали в предназначенный для этого чан орки-снаги. К вечеру голова у Гэджа в буквальном смысле шла кру́гом, и он начинал чувствовать себя змеей, изображенной на деревянной вывеске над входом: той, которую от усталости и отвращения ко всему происходящему неудержимо тошнило в чашу.

Впрочем, Каграт в поле зрения не появлялся, так что жаловаться на жизнь Гэдж особых причин не видел. Он был неизменно при деле и, наверное, впервые с того момента, как покинул Изенгард, чувствовал себя по-настоящему кому-то полезным и нужным — помощь его казалась простецкой, малозаметной и ничего значительного не содержащей, но Саруману и страждущим «крысюкам» она была действительно необходима. Осознание этого факта грело Гэджу душу и вливало в него новые силы, словно добрая чаша глинтвейна в морозный день.

За каждодневными заботами вечер приходил быстро; здесь, в Дол Гулдуре, середина августа отчетливо отдавала осенью. Душное оцепенение полудня сменялось сырыми мглистыми сумерками, окутывающими Замок мокрым одеялом — этот напитанный влагой воздух был тяжел и неподвижен, и втягивался в легкие неохотно, точно густой кисель. Трудно было дышать, двигаться, даже думать, мозг словно превращался в бесформенную студенистую массу — Гэджу казалось, будто в черепе его поселилась ленивая, едва-едва колышащаяся медуза. Саруман, впрочем, неизменно ухитрялся пребывать в светлой памяти и здравом уме: порой, если выдавался свободный вечерок, он увлеченно предавался каким-то непонятным опытам, без устали возился со склянками и сосудами, что-то смешивал, разбавлял, выпаривал и внимательно рассматривал сквозь выпуклое стеклышко; часто, засыпая, Гэдж видел, как, сидя в креслице возле печурки, маг записывает что-то на клочках бумаги, но, что это были за записи, Гэдж не знал и предполагать даже не пытался…

…В дверь постучали поздним вечером — в ту, внутреннюю дверь, ведущую в коридоры Замка, к казармам и складам. Кто бы это мог быть, с некоторой тревогой спросил себя Гэдж: с этой стороны ждать кого-либо из «крысюков» определенно не приходилось.

В каморку вошел рослый, немного знакомый Гэджу орк — Лагдаш — и что-то вполголоса рыкнул Саруману на ухо. Шарки смотрел на него исподлобья:

— Когда?

Лагдаш так же вполголоса ответил. Саруман поднялся, снял с печурки котелок, в котором закипала готовящаяся к ужину похлебка, отыскал на столе сундучок со снадобьями и инструментами.

— Возьми фонарь, — сказал он Гэджу.

Вслед за Лагдашем они вышли в коридор, ведущий в извилистые внутренности Крепости: спереди, как обычно, тянуло сыростью, болотом, затхлым сырным ароматом подземелья. Гэдж нес фонарь — масляную лампадку, вставленную в стеклянный, оправленный железом футляр. Короткая лестница и сводчатый тоннель вывели всех троих в знакомый Гэджу коридорчик, где за закрытыми дверями располагались жилища орков; здесь, несмотря на поздний час, не прекращалась смутная недобрая суета. Под потолком клубились кухонный чад и вонь горелого масла из коптилок, где-то за дверьми азартно стучали кости, слышались голоса, грохот деревянных чаш и раскаты хохота, в темном углу истошным голосом мяучил ободранный кот. По левую руку мелькнула знакомая Гэджу дверь кагратовой конуры, но за ней все было тихо и мертво: папаша то ли дрых без задних ног, то ли вовсе дома благополучно отсутствовал.

— Куда мы идем? — шепотом спросил Гэдж у Сарумана, едва поспевая за скорым, размашистым шагом учителя. — Что случилось?

Белый маг в ответ неопределенно покачал головой.

— Только что вернулся обоз с юга, с Мирквудского Тракта. Говорят, степняки их там слегка потрепали.

— Что, много раненых?

— Да нет, двое или трое… Ага, нам сюда.

Они дошли почти до конца коридора; Лагдаш остановился перед ничем не примечательной низкой дверцей, толкнул её плечом, без стука вошел. Саруман и Гэдж последовали за ним.

Небольшая комнатенка освещалась камином, где тускло рдела кучка горячих углей, порой вспыхивая голубоватыми огоньками. Какой-то лохматый снага, склонившись над столом, снимал нагар со свечей; на полатях у стены на груде шкур и покрывал лежал, свернувшись калачиком, другой орк — урук. Он, казалось, дремал, спрятав лицо в складках одеяла, но Гэдж сразу его узнал — по гладким, собранным в «конский хвост» льняным волосам. Это был Радбуг.

Он медленно приподнялся навстречу вошедшим, опираясь рукой на край постели. Лицо его было бледным и осунувшимся, грудь оказалась перетянута серой полотняной повязкой, но сама рана находилась на спине, под лопаткой, где грубая ткань присохла к сгустку подзасохшей крови. Радбуг, не морщась, отодрал повязку — в ране, под вспухшей разорванной кожей что-то темнело, видимо, застрявший в разорванной плоти наконечник стрелы.

Саруман поставил сундучок на стол.

— Принесите воды, — велел он оркам. — Пойдите в поварню — там в чане должна остаться кипяченая. Гэдж, подними-ка фонарь. Маловато света…

— Возьмите свечи, — негромко сказал Радбуг. — Там, на полке над очагом.

Говорить ему, видимо, было трудно, в горле его при каждом вздохе что-то клокотало, из раны в такт биению сердца выбивалась тонкая струйка крови. Перехватив мимолетный взгляд Гэджа, Радбуг через силу улыбнулся ему — неприметно, одними глазами.

— А, это ты, парень? Ну, рад видеть тебя в добром здравии, — негромко произнес он и добавил — таким тоном, точно стрела, воткнувшаяся под лопатку, представлялась ему забавным и нечаянным пустячком, в общем-то, не стоящим особенного внимания: — А меня тут птичка малость поклевала…

— И клювик в ране забыла, — пробормотал Гэдж. Подсвечник был только один, поэтому пришлось расставить свечи в чашках и плошках, которые отыскались поблизости. Радбуг с ворчанием улегся на здоровый бок. Подсунулся снага с котелком теплой воды; Гэдж быстро обмыл рану смоченной в воде тряпицей, потом достал помазок и склянку с коричневым, резко пахнущим раствором, состряпанным из золы морских водорослей, и смазал этим снадобьем кожу вокруг повреждения. Рана представляла собой бесформенную, окруженную синевой дыру с неровными краями — стрела вошла под углом, — набитую кровавым месивом с черными сгустками и багровыми прожилочками внутри. Древко стрелы было обломано у основания, небольшой черный наконечник засел меж ребер, острый и цепкий, как рыболовный крючок.

— Вот же леший! — беззвучно, одними губами просипел Радбуг. — Степняки испокон веков делают наконечники с засечкой, а древко крепят обычным воском, чтоб их всех… Резать надо…

Подошел Саруман, тщательно мывший руки мылом под кувшином-рукомойником, оценивающе взглянул на рану, деловито хрустнул пальцами.

— Придется потерпеть, — мягко сказал он орку.

— Я привычный, — пробормотал Радбуг. На груди его и на плечах и впрямь виднелись несколько старых, давно заживших шрамов — свидетельств каких-то былых, явно не радостных для орка событий.

Саруман ощупал рану, проверяя, насколько глубоко вошел в плоть железный наконечник. Радбуг чуть заметно вздрогнул — но не издал ни звука, только как-то напрягся, одеревенел всем телом, закусив зубами край одеяла.

— «Клюв»? — спросил Гэдж. Этот инструмент, предусмотренный как раз для подобных случаев, был похож на ножницы — лезвия его разводили края повреждения, а тонкий полый стержень в середине служил для захвата застрявшего в ране ненужного металла.

Саруман покачал головой.

— Думаю, не понадобится — наконечник неглубоко. Обойдемся ложкой. И держи наготове щипцы.

Радбуг перекатился на живот и лежал, стиснув зубы и трудно дыша, впившись побелевшими руками в край полатей — но не дрогнул даже в тот момент, когда его кожи коснулся острый ланцет. Лезвием, прокаленным над огнем свечи, Саруман быстро сделал вокруг раны три коротких надреза, чуть развел их, вставил в рану металлическую ложку, закрывая ею засечки на наконечнике, чтобы они не мешали обратному ходу зазубренного куска железа, ухватил наконечник щипцами, чуть пошатал его и наконец вытянул из-под кожи быстрым плавным движением. Радбуг приглушенно охнул.

Из раны хлынула темная, ленивая, чуть пенящаяся кровь.

— Легкое задето… но неглубоко, — задумчиво произнес Саруман. — Плохо, что задето, но хорошо, что неглубоко… Тебе повезло, дружище.

Гэдж, уже стоявший наготове, быстро заткнул рану пучком корпии, смоченным в отваре тысячелистника: надо было остановить кровь. Радбуг сильно вздрогнул и что-то невнятно промычал сквозь зубы, какое-то явно не слишком вежливое словцо.

— Хорошо… Гэдж, ты знаешь, что делать, — мимоходом обронил Саруман. — Я пока пойду посмотрю остальных.

Он взял свой сундучок и ушел — в сопровождении Лагдаша. Едва ли десять минут миновало с того момента, как они все втроем переступили порог комнатушки.

Гэдж обмакнул тряпицу в плошку с чистой водой. Вновь обмыл рану и смазал её края коричневым раствором, потом достал из сумки баночку с зеленоватым порошком и щедро присыпал им кровавую дырку в радбуговой спине. Наверно, даже чуть более щедро, чем было необходимо — ему очень хотелось, чтобы рана не воспалилась и зажила быстро и без всяких осложнений.