Крепость в Лихолесье

22. «Сит-эстель»

— Так что́ тебе все-таки известно об этом амулете, Гэндальф?

Они с Келеборном встретились там же, где и вчера — на одном из нижних таланов дворца. Все так же шумел ветерок в листве мэллорна, так же доносились звуки лютни с ближайшей поляны, прерываемые мелодичными голосами и серебристым смехом эльфов, так же разливался в воздухе нежный аромат цветов, только вместо призрачного звездного сияния сочился сейчас сквозь кружево листвы золотистый свет ласкового и неназойливого лориэнского солнца. Впрочем, сюда, в Лориэн, где окружающей средой заведовала досточтимая Владычица Галадриэль, грозам, бурям, холодным осенним ливням и прочим погодным потрясениям ход был воспрещен: изо дня в день шуршал в листве мягкий прохладный ветерок, бродил по небу табунчик легких белых облачков, иногда собирались на небе серые тучки, и из этих тучек тихонечко прыскал на эльфов скромный и теплый плодотворный дождь…

Келеборн был бледен, но спокоен. «Эстель», обломок амулета, лежал перед ним на низком резном столике, чуть поблескивая в те моменты, когда на него падал прорывающийся сквозь листву солнечный луч.

Гэндальф негромко отозвался:

— Повторю то же, что говорил и вчера, Келеборн: практически ничего. Я только предположил, что изготовлен он был в Гондолине из «небесного железа», подобного тому, из которого Эол выковал темный меч Англахель. Ведь это не обычное серебро, так?

Келеборн медленно кивнул.

— Верно. Не обычное, Гэндальф. Амулет — подлинный; он был отлит из остатков галворна Маэглином, сыном Эола — но не в Гондолине, а еще в Нан Эльмоте, где Маэглин родился, вырос и обучался кузнечному ремеслу. Впоследствии, когда Маэглин вместе с матерью возвратились в Гондолин, амулет был преподнесен в дар царю Тургону, который затем передал его своей дочери Идриль.

— Нечто подобное я и предполагал…

— Меня вот что интересует, Митрандир: как, по-твоему, этот амулет оказался расколот пополам и попал к твоему орку?

— Трудно сказать… Видимо, это произошло в момент разграбления Гондолина… После победы прислужники Моргота вывезли оттуда немало богатств, которые с тех пор пропали бесследно. Вполне возможно, что кто-то из отдаленных предков Гэджа присвоил себе «сит-эстель» в качестве трофея. Или амулет был пожалован ему за некие… — волшебник запнулся, внезапно сообразив, что слово «заслуги» тут не очень уместно.

— За «воинскую честь и доблесть», да? — Губы Келеборна дрогнули от негодования. — Нет! — Он мрачно смотрел в лес. — Я расскажу тебе, что произошло… Амулет не был утрачен при уничтожении Гондолина — Идриль удалось вынести его из горящего города. Она спаслась, бежав из Гондолина тайными путями вместе с сыном Эарендилом и горсткой приближенных слуг… Впоследствии этот амулет перешел к Эарендилу и его жене, Эльвинг. Идриль не желала хранить его у себя — слишком печальные думы он на неё навевал… На нем лежала печать его создателя, Маэглина — негодяя, склонившегося ко злу, подлеца и предателя, о котором ей не хотелось хранить воспоминаний.

— А дальше? — помолчав, спросил Гэндальф.

— Дальнейшую судьбу амулета, мне кажется, проследить нетрудно, — небрежно заметил эльф. — От Эарендила амулет достался Элронду, его старшему сыну, как семейная реликвия, историческая ценность, знак мира и надежды. Элронд преподнес его в дар своей жене, Келебриан.

Он умолк, прикрыв лицо ладонью, и Гэндальф молчал тоже — он уже понял, к чему клонит Владыка, и от того, что внезапная догадка, ужалившая его еще вчера, полностью подтвердилась, не испытывал сейчас ничего, кроме горечи и растерянности.

— Келебриан — твоя дочь, — произнес он наконец так тихо и осторожно, точно, стоя на берегу перед полузамерзшим водоемом, пробовал, не расколется ли под ногой хрупкий ноябрьский лед.

— Рад, что ты об этом помнишь, — сухо откликнулся Келеборн. — Об остальном мне нужно рассказывать, или ты сам догадаешься?

— Я уже догадался, — негромко сказал волшебник.

— Когда?

— Вчера.

Келеборн, плотно сжав губы, смотрел прямо перед собой.

— В 2509 году Келебриан, — произнес он отрывисто, — отправилась из Ривенделла в Лориэн навестить родичей, и на горном перевале попала в засаду, устроенную орками. Она оказалась в плену, в полной власти этих гнусных тварей… и только Эру ведомо, что ей в те мрачные дни довелось испытать! Элладан и Элрохир спасли её из неволи, но она так никогда и не смогла оправиться от пережитого, как ни пытался Элронд исцелить её душевные раны… и вскоре вынуждена была покинуть Средиземье и уплыть в Валинор.

— Не надо, Келеборн, — тихо сказал маг. — Я знаю эту историю.

Эльф некоторое время молчал, глядя в лес, тяжело опираясь на тоненькие резные перильца, ограждавшие талан. Лицо его было спокойно и неподвижно, только морщины серой паутинкой пролегли на высоком челе, да складка возле губ обрисовалась глубже и четче.

— Этот амулет раскололся в тот момент, когда попал в грязные лапы орков, — произнес он голосом столь бесцветным, ровным и невыразительным, что волшебнику стало не по себе. — Кончился мир, истаяла надежда… рухнули столпы веры и силы. — Он с такой яростью стукнул обеими руками по верхней перекладине перил, что она испуганно скрипнула под его ладонями. Резко обернулся к магу. — Вот так. И до сих пор полагаешь, что твой… твой неотесанный орк более достоин владеть этой древней реликвией, нежели моя несчастная семья?

Сжав губы, он сурово смотрел на волшебника, ожидая ответа: непреклонный, властный, волевым усилием заставляющий себя сохранять хладнокровие, бесконечно убежденный в своем праве и в своей правоте. Но Гэндальф сильно интересовался кончиком своей бороды и не поднимал глаз.

— Ну, не стоит считать Гэджа таким уж неотесанным, Келеборн, — пробормотал он наконец. — Это, прямо скажем, мало соответствует действительности.

Эльф досадливо поморщился.

— Пусть так. Не цепляйся за слова, Митрандир! Каким бы твой орк там ни был, он, в конце концов, остается всего лишь орком.

— И это, конечно, является достаточным оправданием для любой несправедливости, допущенной по отношению к нему.

— Я не понимаю, о чем ты.

Волшебник поднял голову.

— Какая гнусная ирония причудливого переплетения судеб… Я очень хорошо понимаю твои чувства, Келеборн. Но вот незадача: для Гэджа этот злосчастный амулет тоже не простая безделушка — это единственная вещь, доставшаяся ему от родителей.

Келеборн язвительно хмыкнул.

— Амулет этот попал в лапы его родителей… вернее — прародителей путем бессовестного насилия, разбоя и грабежа. Твой орк — прямой потомок тех гнусных мерзавцев, которые когда-то заставили страдать и едва не погубили мою единственную дочь.

Гэндальф рассеянно разглядывал прожилки на лежавшем на его ладони серебристом листке мэллорна.

— Вряд ли Гэдж должен отвечать за грехи далеких предков, — мягко возразил он. — С тех пор миновало уже больше трехсот лет…

— И что? — гневно вопросил Владыка. — Добавь еще эти дурацкие фразы про «всё проходит» и «время лечит»! Для меня и Галадриэль все это живо и свежо точно так же, как будто случилось вчера! Эльфийская память не знает… жалости.

Он отвернулся, не желая смотреть на волшебника, досадуя на его, Гэндальфа, упрямство и толстокожесть — эльфу казалось, что он мог бы рассчитывать на большую чуткость, участие и единомыслие со стороны мага. Впрочем, если уж этот бесцеремонный серый бродяга посмел притащить к рубежам Лориэна злосчастного орка — будто в насмешку над древними эльфийскими заповедями в целом и лично над ним, Келеборном, в частности! — так чего ещё следовало от него ожидать?

Волшебник негромко вздохнул за его спиной.

— Послушай, Келеборн. Амулет был отлит из галворна — материала необычного, редкостного и сочетающего в себе многие неизученные свойства. Его создатель — Маэглин, эльф, впустивший в свое сердце тьму, не погнушавшийся предательством и сговором с Морготом. Так не заключает ли эта вещица в себе некие недобрые чары… смутную тень зла, призывающую беды и несчастья на головы владельцев? Не опасно ли хранить в Лориэне такую, прямо скажем, странную и сомнительную вещь?

Келеборн насмешливо хмыкнул.

— Неплохая попытка, Серый! Ты хочешь меня напугать?

— Скорее — предостеречь…

— Не нужно. Изначально «сит-эстель» был изготовлен с благими целями и символизировал союз надежды и мира, и Маэглин не прикасался к нему с тех пор, как отдал царю Тургону… а сейчас амулет и вовсе расколот напополам и потому напрочь лишен каких-либо магических свойств. Для нас это — дорогая семейная реликвия, свидетельство величия дней Первой Эпохи, а в первую очередь — память о единственной дочери… если ты этого еще не понял.

— Я понял. И ни в коем случае не хочу умалить вашего горя и негодования, Келеборн, я знаю, как больно и горько вам вспоминать о произошедшем. Но пойми и ты меня… я не имею права вот просто так отдать вам «эстель» без согласия на то «моего орка».

— Не «отдать», а, скорее, «возвратить законным владельцам», — холодно поправил Владыка. — Не нужно смущать меня неправильными формулировками, Серый.

— Кроме того, я дал Гэджу слово, что верну ему амулет в целости и сохранности. Ты хочешь заставить меня нарушить данное обещание?

Эльф несколько секунд молчал. Прошелся по талану туда-сюда, заложив руки за спину, задумчиво коснулся носком сапога резной завитушки у подножия деревянной скамьи. Он был готов к подобному повороту дел.

— Ну, хорошо. Ты вновь меня неприятно удивил, Гэндальф, я не думал, что… ну да ладно, не будем об этом. Я не хочу ссориться с тобой единственно из-за разногласий по поводу какого-то… глупого орка! В конце концов, не вижу необходимости изымать у него этот амулет скандалом, силой и против его воли. Думается мне, вполне можно найти вариант, который устроит обе заинтересованные стороны.

— Это какой же?

— К примеру, изготовить дубликат.

— И всучить его Гэджу?

— А почему бы и нет? Я полагаю, его вполне устроит и обычное серебро вместо галворна — для него главное, чтобы копия как две капли воды походила на оригинал, разве не так? Он никогда не узнает о подмене и ничего не заподозрит… если, конечно, тебе не придет в голову фантазия ему проболтаться.

Волшебник устало прикрыл глаза. Ему смертельно хотелось курить.

— Что ж… я, собственно говоря, ожидал, что ты предложишь нечто подобное.

— И что-то имеешь против этого возразить?

Гэндальф покачал головой.

— Я… право, не знаю, как мне к этому относиться, Келеборн, — маг и в самом деле был озадачен. — Мне это представляется… бесчестным. Что ни говори, Гэдж ничем не заслужил того, чтобы быть обманутым.

— Это не обман, а просто, если хочешь, акт милосердия — это позволит нам не отбирать амулет у твоего найденыша против его воли. Я тоже не могу допустить, чтобы священная реликвия моего народа, некогда принадлежавшая моей семье, находилась в лапах какого-то, прости Творец… урука! — Владыке явно с трудом удалось заставить себя опустить словечко «презренного». — Кстати, — он небрежно щелкнул пальцами, — Галадриэль говорила мне, что была бы все-таки не прочь взглянуть на этого мальчишку. Да и мне, признаться, это было бы любопытно: орк, воспитанный… я бы даже сказал — взращенный Саруманом, должен представлять собой нечто совершенно удивительное! Через пару дней я и Галадриэль намерены затеять ежегодный объезд владений — и первым делом заглянем на берега Келебрант, устроим небольшую трапезу на лоне природы для двух-трех сугубо приближенных друзей — так вот считайте, что вы оба на неё приглашены: ты и твое, гм… юное дарование.