Крепость в Лихолесье

44. Убежище

Серый маг жив. Жив!

Земля качнулась у Гэджа под ногами.

В последний раз он видел волшебника там, в мрачной подвальной келье, бледным и измученным, лежащим у стены с пробитой головой, и считал его погибшим, бесследно сгинувшим в дремучих недрах подземелий. Но, выходит, Гэндальф не пропал, не погиб, не стал добычей шаваргов… Что с ним произошло?

И при чем тут Шмыр?

Несмело помаргивал в темноте фонарь, отражался бледным пятном в зеленоватой луже. Пучеглаз молчал, затаившись возле стены, отступив от трупа, который хищно щерился из полумрака — и оскал Шаваха мёртвого был ещё страшнее и отвратительнее оскала Шаваха живого… Гэдж старался не смотреть в его сторону.

Он вновь перечитал записку, впитывая каждое слово, точно глоточек живой воды.

«Воин Анориэль не отступил бы перед опасностью, не отступай и ты…»

Воин Анориэль! Кажется, никогда еще Гэджу не было так стыдно за существование этого наивного радетеля за справедливость, никогда еще так ни хотелось плюнуть в его глуповато-честную рожу, сбить с ног и запинать под лавку подальше от чужих глаз. Тем не менее факт оставался фактом: о житии-бытии «славного богатыря» действительно было известно одному лишь Гэндальфу — и никому больше. Волшебник упомянул о нем со вполне понятной и определенной целью: доказать Гэджу, что эта записка — действительно от него.

Гэдж глотнул.

— Ты его видел? — хрипло спросил он у Шмыра. — Гэндальфа… видел, да? Где он?

Шмыр стоял чуть в отдалении, возле стены — невысокая, перекошенная, согнутая фигура; Гэджу показалось, что с момента их последней встречи (где это было? в доме у Радагаста?) калека стал еще более бледным, иссохшим и скрюченным, как будто неведомая сила с каждым днем все больше и больше пригибала его к земле. Он, конечно, ждал этого вопроса — и безмолвным кивком указал куда-то за спину, в темный угол. Гэдж посветил туда фонарем, но увидел лишь глухую стену, сложенную из плотно пригнанных друг к другу каменных плит. Тем не менее Шмыр уверенно поднял руку, пошарил где-то в темноте и, видимо, нажал на некий рычаг — гладкая на первый взгляд стена обнаружила одну щель, потом другую, потом желобок, потом квадратную дверцу, которая почти без скрипа выдвинулась вперед, открыв черную пасть потайного хода: неширокого, но вполне достаточного для того, чтобы в него мог протиснуться гибкий человек. Видимо, этим путем Шмыр и явился — и этим же путем собирался теперь уйти, ничуть не озабоченный тем, сочтет Гэдж нужным отправиться за ним, или нет.

«Если пожелаешь кое-что узнать о своем старом приятеле — следуй за ним…»

Следовать куда — в эту щель?

«Путь, которым Шмыр тебя поведет, наверняка покажется тебе мрачноватым и странным…»

Да уж, и правда, страннее некуда.

Гэдж, чуть помедлив, несмело шагнул следом за Шмыром — но калека вдруг предостерегающе поднял руку и, указав на фонарь, отрицательно покачал головой. Свет нужно было оставить здесь — там, куда Шмыр намеревался Гэджа вести, свет был не нужен… Не место там было свету.

Орку стало не по себе.

А может быть это — ловушка? — нервно спросил он себя. Пусть записку действительно написал Гэндальф — но когда? Жив ли он сейчас? Вдруг Шмыр, этот предатель и перебежчик, на самом деле просто хочет завести меня в Башню, как и Гэндальфа — для того, чтобы… чтобы что?

Если бы Кхамул и К° действительно хотели Гэджа достать, повязать и отправить на поклон Саурону, то уже давно сделали бы это без участия всякого пучеглазого Шмыра.

Калека, уже вошедший в потайной ход, на секунду обернул к Гэджу изрытое шрамами лицо, и его единственный цепкий глаз взглянул на орка так понимающе, с такой горькой и презрительной насмешкой — что же ты, струсил? не желаешь увидеться со старым другом? — что это разом решило дело. Кусая губы, Гэдж прикрутил фитиль — и разом изо всех щелей вылезла темнота, поглотила пол и стены, съела окружающее запустение, грязь, лужи, пятна мха и труп Шаваха… лишь чуть в отдалении был виден желтоватый мерцающий свет факелов в Комнате-с-колодцем. Но раздумывать было некогда, Шмыр что-то нетерпеливо промычал из мрака — и, поставив фонарь возле стены, Гэдж, двигаясь ощупью, медленно и с опаской, шагнул вперед, в потайной ход — следом за Шмыром.

***

Тьма здесь была абсолютной и всеобъемлющей.

Неизбывная, непроглядная, пахнущая сыростью и болотом, истинная Владычица этого странного, сокрытого внутри стен каменного лабиринта, она жадно приняла Гэджа в свои объятия, обволокла холодом, надавила на глаза плотной черной повязкой. Не было вокруг ничего, кроме мрака, тишины, стылых, влажных стен — сверху, снизу, справа, слева, — и в какой-то миг Гэджу с леденящей кровь отчетливостью представилось, будто его живым замуровали в каменный склеп, он едва сумел справиться с подступающим к горлу липким комком паники. Как и все орки, Гэдж неплохо видел ночью и в полумраке, но здесь его «ночное зрение» оказалось бессильно, глаза его судорожно искали в темноте хоть крохотный проблеск света — и не находили, не находили… Гэдж был слеп и беспомощен, как котенок. Глубинный первобытный ужас поднялся в его душе, ослабевшее тело охватила дрожь, темнота и тишина душили его, лезли в глаза, в уши, в ноздри, он захлебывался ими, как утопающий захлебывается мутной равнодушной водой… Потом сознания его коснулись негромкие мычащие звуки, доносящиеся откуда-то спереди — и Гэдж понял, что Шмыр, тем временем ускользнувший вперед, уже давно и настойчиво подзывает его из вязкого, будто прилипающего к телу непроглядного мрака.

«Какого лешего я во все это влез?» — с тоской спросил себя Гэдж.

Наверно, еще не поздно было одуматься, отказаться от сомнительной затеи, вернуться назад… Гэдж стиснул зубы. Ведя рукой по шершавой стене, он наощупь двинулся вперед по узкому, шириной едва в два фута каменному лазу. Ориентироваться он мог сейчас только по позывным Шмыра, который с проворством крысы шуршал впереди, порой останавливаясь и постукивая по стене камнем, чтобы сообщить спутнику верное направление. Орк не мог за ним угнаться и ступал осторожно, чуть прихрамывая — нога, которую он ухитрился подвернуть, убегая от Шаваха, все еще немного болела. В какой-то момент мычание и постукивания калеки раздались, к удивлению Гэджа, не спереди, как следовало бы, а у него, у Гэджа, за спиной — и несколько секунд прошло, прежде чем орк сообразил, что, очевидно, пропустил какой-то боковой лаз, в который свернул его провожатый. За это время он успел в пятый раз облиться холодным потом и в десятый — пожалеть об отсутствии хоть какого-нибудь, самого завалящего фонаря…

Он вернулся немного назад и нащупал справа провал в стене, прошел по нему несколько шагов, по-прежнему ведя рукой по стене, и внезапно уперся в стену: тупик! Но тут же Шмыр подал сигнал с другой стороны, Гэдж протянул руку — и обнаружил впереди новый поворот…

Проход теперь начал часто ветвиться, но калека по-прежнему не подпускал Гэджа к себе ближе, чем на несколько футов. В какие-то моменты становилось чуть светлее: ход, видимо, миновал некие крепостные помещения, залы, лестницы и переходы, иногда в щели между камнями процеживались лучики света, а порой даже доносились едва слышные звуки, чьи-то голоса, позвякивание металла — тогда Шмыр замирал и словно бы растворялся во мраке, и Гэдж волей-неволей следовал его примеру. Временами под ногами попадались ступеньки — ход тянулся куда-то вверх… «Куда он меня ведет? — со все возрастающей тревогой думал орк. — К Гэндальфу? Или в самом деле — в Черную Башню? Какого пса я в это ввязался…» Гэдж потерял счёт поворотам; то справа, то слева распахивались невидимые провалы, и орк с ужасом представлял себе, что, сверни он сейчас не в тот проход, или вздумай Шмыр прекратить подавать направляющие сигналы — и он, Гэдж, навек заблудится в этой сложной кротовьей системе извилистых нор и лазов, и уже никогда, никогда отсюда не выберется, даже не сумеет найти обратной дороги. Он был сейчас полностью во власти Шмыра, как некогда — Гэндальф, и, вероятно, ему теперь так же предстояло поплатиться за свою глупую доверчивость… Его окончательно охватило уныние. «Гэндальф просил Шмыра передать мне весточку? Что за бред… С какой стати? Что у него могло быть общего с этим вшивым уродом, с подлецом и предателем? Пусть записку написал Гэндальф — но когда и как, при каких обстоятельствах? Как я мог во все это поверить и заглотить наживку? Как я мог влипнуть в это дерь…»

Мысль его оборвалась на середине — проход внезапно закончился, и Гэдж вывалился (именно вывалился, потеряв точку опоры) в какое-то помещение.

Здесь, как и повсюду, стояла кромешная тьма.

Но, во всяком случае, это было какое-то открытое пространство, чуть шире той тесной норы, которую орку только что пришлось миновать. Он тут же вскочил, напряженно прислушиваясь, готовый ко всему, вплоть до удара камнем по затылку — но вокруг все было спокойно; пахло тиной, плесенью, затхлой подземельной сыростью. Ничего не происходило.

— Шмыр, — пробормотал Гэдж.

Калека не ответил.

Гэдж пошарил рукой по стене. Под пальцами был мокрый, кое-где покрытый мхом и липкой слизью камень.

— Шмыр! Где ты? — Орк едва удержался, чтобы не добавить презрительное словечко «урод».

Ответом ему было молчание.

Тишина. Темнота. Калека растворился где-то во мраке и не издавал ни малейшего звука… ушел? Бросил Гэджа здесь, одного, в узкой черной кишке каменного лабиринта? Ну, этого следовало ожидать…

Орку стало нехорошо.

Болван! На что еще он рассчитывал? На то, что это мерзкое чучело приведет его к Гэндальфу?

Стены давили. Гэджу казалось, будто они медленно, неумолимо сближаются, грозя расплющить его, точно букашку. Желание вырваться на свободу, к свету и ветру, на какой-то момент стало нестерпимым, болезненным, поистине безумным, Гэдж в ярости ударил по стене сжатыми кулаками. Я тут умру, в ужасе подумал он, заживо замурованный в этом каменном склепе. И никто никогда не поймет, куда я пропал, не обнаружит мой труп, не скормит меня шаваргам… Хоть этому последнему, пожалуй, впору даже порадоваться.

Где-то впереди вспыхнул и замерцал крохотный желтоватый огонек. Будто одинокая звезда, внезапно прорвавшаяся сквозь пелену туч.

Гэдж замер, вжался в стену. Рубаха враз прилипла к его потной спине.

Кто-то продвигался по узкому проходу ему навстречу, держа в руке помаргивающую свечу. Тусклый огонек плыл в темноте, освещая серые стены, чью-то руку и темный, бесформенный во мраке силуэт. Пришелец остановился чуть поодаль, в нескольких шагах от орка.

Гэдж молчал, затаившись во тьме. Кто это был? Шмыр? Или… кто? Фигура пришельца казалась слишком высокой и прямой для низкорослого скрюченного калеки.

— Гэдж? — нерешительно спросили из темноты. — Ты здесь?

У орка перехватило дыхание. Голос говорившего был знакомым и незнакомым одновременно…

— Гэндальф, — пробормотал он. — Это… ты?

Пламя свечи в руках пришельца чуть дрогнуло, поднялось повыше. Из ниоткуда появилось лицо угрюмого косматого старика — изможденное, неузнаваемое, чужое в неверном колеблющемся свете воскового огарка. Он сделал шаг вперед, пристально, подозрительно вглядываясь в орка… и вдруг знакомым жестом откинул волосы со лба. Неловко улыбнулся — так знакомо и подкупающе, так истинно по-гэндальфски, что сердце у Гэджа сжалось…