Крепость в Лихолесье

32. Дол Гулдур

— Эй, вы, там, брюхоногие! — проревел Каграт. — Шаг не замедлять! Держаться кучнее! С гати не сходить! Не оглядываться, смотреть прямо перед собой! Шаг в сторону будет расцениваться как попытка самоубийства! Помните — гуулы не дремлют… Помните об этом! Глядеть в оба, парни!

Они с Гэджем шагали в самом конце колонны, растянувшейся по гати больше чем на полмили, и Каграт по-прежнему крепко держал спутника за плечо, не отпуская его от себя ни на шаг. Остальные орки разошлись по обеим сторонам дороги, держа наготове луки и длинные, вырезанные в лесу заостренные палки, внимательно вглядываясь в колышащуюся муть, обступающую тракт со всех сторон. Из-за бредущих впереди обозных мулов, нагруженных мешками и тюками, Гэдж не видел, что происходит в центре колонны, но слышал доносящиеся оттуда покрикивания погонщиков и щелканье кнутов и спрашивал себя: что за «брюхоногих» его сородичи гонят в Дол Гулдур равнодушно, буднично и деловито, словно стадо коров?

Сама гать тоже внушала немало опасений. Местами настил был нов и прочен — видимо, недавно подправлен, — но кое-где сырые, скользкие, покрытые пятнами гнили бревна неприятно ворочались и колыхались под ногами, точно черные спины дремлющих в болоте чудовищ. В таких местах следовало очень внимательно смотреть, куда наступаешь: на столь ненадежном покрытии ничего не стоило поскользнуться и угодить ногой в щель между бревнами, или, паче того — нырнуть за край дороги, в мерзкую и хваткую пузырящуюся хлябь. «Что с гати упало — то пропало», — бормотал Каграт себе в нос, и в его устах эта коротенькая невинная пословица звучала по меньшей мере зловеще…

Цепкие когти вожака впивались Гэджу в плечо даже сквозь плотную ткань дорожной куртки.

— Ну, говори, — голос его звучал небрежно.

— Что говорить? — пробормотал Гэдж. Где-то впереди яростно заорали, зарычали орки, громко защелкал кнут — раз, и другой, и кто-то отчаянно заверещал: «Не надо! Не надо!..»

Гэдж вздрогнул. Каграт недовольно поморщился.

— Говори, — буркнул он, — откуда у тебя этот оберег.

Худшие опасения Гэджа подтвердились, «брюхоногими» Каграт, видимо, называл пленных… Кто они были? Откуда? Может быть, война, на которую туманно намекал Гэндальф, уже объявлена?

И что, собственно, мешает Гэджу в самое ближайшее время пополнить унылые ряды этих «брюхоногих»? Подозрительный интерес вожака к амулету?

— Я не знаю, — негромко сказал он в ответ на вопрос орка. — Когда меня нашли, он уже был при мне.

— Нашли? Где?

— В горах…

— В каких горах?

— В Туманных.

Каграт хмыкнул.

— Экий ты немногословный… А что сталось с другими?

— С какими другими?

— С твоими родичами. Ты же не с Луны туда свалился, в Туманные горы-то.

Гэдж пожал плечами.

— Я ничего об этом не знаю… Я вообще сам ничего не помню, я совсем малой был.

— Ясно. Их убили?

— Ну… наверное.

Каграт задумчиво потирал подбородок.

— А почему не убили тебя?

— За меня вступился один… человек.

— Человек? Да ну? — Каграт глухо рыкнул. — Это с какой стати вступился, интересно? Он что, безумец?

— Он — волшебник, — сухо пояснил Гэдж.

— Ах, вот оно что. Волшебник, — Каграт насмешливо, понимающе хмыкнул. — Этот сумасшедший старикан в буром балахоне, который бродит тут по лесу, свиристит по-птичьи и вытаскивает зверье из расставленных ловушек? Ну, знаю я его, тот ещё старый телепень… Так ты, выходит, у него жил?

— Ну… да, — пробормотал Гэдж, решив, что говорить Каграту о Сарумане нет никакой нужды — по крайней мере, сейчас. — А с какой стати вы… ты вообще всем этим интересуешься?

— Да вот с такой. — Каграт сунул лапу за пазуху, извлек из-под гамбезона нечто, висевшее на шее на кожаном шнурке, и предъявил спутнику.

Гэдж облизнул губы.

Это был обломок амулета — древний и неказистый, с полустершейся от времени чеканкой: на потускневшей поверхности едва виднелся завиток изящной эльфийской руны «сит». Дрожащими пальцами Гэдж стянул с шеи «эстель», сложил обе половинки амулета — и они сошлись, как родные… словно братья встретились после долгой разлуки: поистрепавшиеся в боях, тертые жизнью, прошедшие сквозь огонь и воду, но неизменно помнящие друг о друге… Перед глазами Гэджа все поплыло; не в силах выдавить ни единого вразумительного слова, он поднял на Каграта растерянный взгляд.

Вожак, ухмыляясь уголком рта, громко, удовлетворенно заурчал, невероятно довольный.

— Ну, чего гляделки вылупил, удивлен? — посмеиваясь, спросил он. — Меня-то тоже судорогой скрутило, когда я увидал у тебя эту штуковину. Так вот… челюсть подбери и слушай сюда. Одна половинка этого оберега была у меня, а вторая — у твоей мамки, и, наверно, она тебе её отдала, когда… ну, не знаю когда, но отдала — ежели, конечно, ты телегу не гонишь, что тебя нашли вместе с этой ерундовиной.

— А, — Гэдж запнулся. — Н-ну… того… ага… ясно. Понятно. А… где?

— Что где?

— Н-ну… она. Моя… мамка.

— Понятия не имею. Я её уж, почитай, лет пятнадцать не видывал, с того времени, как… В общем, не знаю я, что с ней стало — может, визгуны её прикончили, а может, и кто другой, хрен теперь разберешь. Но вряд ли она жива, это уж как пить дать.

Гэдж молчал. Пытался уложить все услышанное в голове. Новости свалились на него совершенно неожиданно, словно снежный ком с крыши, попросту сбили с ног и распластали в канаве, пораженного, ошеломленного и раздавленного вусмерть. Мир перед ним внезапно перевернулся, пустил трещины, рассыпался на кирпичики, и теперь сложить из них что-либо крепкое и основательное было делом не из лёгких.

— Так это… выходит, — он глотнул, — выходит, ты… и я… то есть мы… ну, того… в общем…

— Эй, там, поровнее! — рявкнул Каграт на кого-то с краю колонны, поверх голов идущих впереди. — Ухтанг, заснул? В объятиях гуулов проснешься… — Он выдернул из руки Гэджа свою половинку амулета и спрятал обратно за пазуху. — Насмотрелся? Давай вертай назад, получишь её после Посвящения, как я её от своего папаши получил… Раз ты, значится, теперь у меня старший, она тебе должна достаться. — Он задумчиво постучал пальцем по нижней губе. — До тебя, правда, ещё двое было, но один помер от какой-то хвори, а другой мальцом сгинул в той давней заварухе. А тех, что уж после тебя, в Крепости народились, я и не считал.

— У меня… есть братья? — пробормотал Гэдж.

— А как же. И пара сестёр вроде. Я же говорю — не считал.

Каграт говорил обо всем так буднично и равнодушно, точно всё это разумелось в порядке вещей — но в голове Гэджа царил полный кавардак. «Может, это все — бред? — уныло спрашивал он себя, тащась вслед за Кагратом по неведомой ненадежной дороге, спотыкаясь тут и там — ноги у него стали какими-то чужими. — Таких совпадений не бывает… Наверно, я заболел… объелся вчера жареных грибов… и теперь мне мерещится всякая чушь… Ну не может же этот разбойник Каграт быть моим родным отцом! А моя мать… что с ней стало? Она погибла… была убита или бесславно сгинула где-то в горах… А братья… У меня, значит, были — и есть — братья? И даже сестры…»

Каграт яростно встряхнул его за плечо.

— Ну, рассказывай! Чего молчишь-то, язык проглотил?

— Что… что рассказывать? — спросил Гэдж едва слышно.

— Как тебе жилось у твоего старикана, например. Бестолковый ты какой-то, как из чулана давеча вылезший… В клетке он тебя держал, что ли? Взаперти?

— Нет, просто… Я… я, собственно, не ожидал, что все так случится, — пробормотал Гэдж. Его охватило смятение. Что мне теперь делать? — спрашивал он себя. Возрадоваться столь не чаянному возвращению к предкам, заключить новообретенного отца в объятия, горячо облобызать его в обе щеки? Расспросить о матери и братьях? Рассказать ему про свою жизнь в Изенгарде, про Сарумана, про занятия медициной… ведь именно это я должен сейчас сделать, да? Именно этого он от меня ждёт? Именно этого я хотел, об этом мечтал долгие годы, желая встретиться с сородичами, обрести родителей и найти семью… увы! Отчего-то язык у Гэджа не поворачивался завести такой разговор: неясным чутьем он угадывал, что Каграт бесконечно далек от того мира, в котором Гэджу до сих пор приходилось пребывать, и попросту не поймет… не способен понять вещей, которые для Гэджа являлись центром и смыслом существования.

Он смотрел в землю.

— Я, ну… я вообще прежде никогда не видел орков… таких, как я. Я так удивился…

— Ну, еще бы! То-то нос сморщил — рылами, видать, мы не удались? — Каграт усмехнулся, впрочем, довольно благодушно. — На картинках-то в книжках всё, поди, почище смотрелось, э? А в натуральную величину мы тебе что-то не особенно показались.

— Да нет, почему? Вполне… недурственно, — пробормотал Гэдж. Он по-прежнему не мог разобраться в себе и понять, как ему стоит относиться к происходящему: мысли его и чувства свились в какой-то тугой невнятный клубок, точно грязные чулки, и Гэджу требовалось время, чтобы распутать их и разложить по местам. — А кто такие гуулы? — поспешно спросил он, желая перевести разговор на другую тему: он мучительно хотел отвлечься, думать сейчас о чем угодно, только не о том, что́ так настойчиво лезло в его пухнущую голову.

— Гуулы? Да тварюги, которые живут тут, на болотах, — лениво пояснил Каграт. — Смахивают на пауков, только большие, размером с крупную псину… Говорят, их Сам вывел — типа для охраны. Цепкие они, паскуды, как бычья колючка, и прыгают, ровно лягухи, только успевай уворачиваться. В лапы им не попадайся — узлом завяжут, руки-ноги пообломают, и всё: продукт готов к употреблению… Высосут кровушку до дна, пикнуть не успеешь.

— На меня пытался один напасть, — сказал Гэдж. — Я его отбил… палкой.

Он рассеянно вглядывался в колышащийся вокруг мутный туман. Над гатью плотно густела тишина, в которой слышался лишь мягкий перестук копыт, поскрипывание повозок, да шарканье по мокрому настилу многих пар ног. Болото молчало, будто затаило дыхание, изучая вторгшихся в его владения незваных пришельцев. Лишь по временам откуда-то из завесы болотной мглы доносилось странное чваканье и приглушенное шипение: оно слышалось то дальше, то ближе, то словно стелилось над топью, звуча со всех сторон разом. Где-то в колонне среди пленных возник негромкий испуганный ропот, мулы начали беспокойно всхрапывать.

— Спокойно! — рявкнул Каграт. — Глядеть в оба!

— Справа! — крикнули впереди.

Кто-то из орков поднял лук и выстрелил в колышащуюся муть. Над топью пронеслось короткое резкое шипение (будто выпустили воздух из кожаного бурдюка) и тут же оборвалось (но наиболее нервные, в том числе и Гэдж, вздрогнули), и Гэджу показалось, будто смутная серая тень мелькнула в белесых слоях испарений — но, возможно, это было просто плодом его жаждущего деятельности воображения. Впрочем, приглядевшись, Гэдж установил, что «тень» была отнюдь не одна: в тумане по обеим сторонам гати то и дело что-то двигалось, перемещалось с места на место, какие-то неясные темные формы. Тоскливое, жадное шипение слышалось теперь беспрерывно и отовсюду, и, судя по его силе и звучности, «гуулов» вокруг гати собралось видимо-невидимо. Приближаться к тракту они пока не решались, но, то ли стрелы и колья орков их останавливали, то ли какая-то иная причина, Гэдж сказать затруднялся.