Крепость в Лихолесье

24. Под сенью мэллорнов

Изящная эльфийская лодка — на этот раз не игрушечная, а настоящая — мягко ткнулась носом в травянистый бережок.

Гэндальф и Гэдж ступили на берег Лориэна. Гэдж запнулся, выбираясь из лодки — его слегка подташнивало и пошатывало от волнения.

Денек, как обычно, был неизменно солнечный и в меру теплый, лицо обдувал легкий прохладный ветерок, пели птицы в кронах деревьев, чуть южнее на небосклоне висело пышное белое облачко в виде черепахи, Гэдж еще некоторое время назад обратил на него внимание. Вчера это черепаховидное облачко пребывало на востоке, позавчера — на севере, над макушкой самого высокого мэллорна, и в ближайшие дни покидать Лориэн как будто не собиралось. Ленивое такое было облачко.

Гостей встречали: высокий светловолосый эльф, стоявший на берегу, учтиво поклонился им и сделал приветственный жест.

— Прошу вас, друзья мои. Следуйте за мной. Владыка Келеборн и Владычица Галадриэль ждут вас.

Чуть поодаль от берега виднелись яркие летние шатры, поставленные на жизнерадостно-зеленой травянистой лужайке, а под легкими навесами в тени деревьев ждали своего часа небольшие резные столы на пять-шесть персон. Нежно благоухали цветы в больших корзинах, ветерок колыхал разноцветные бумажные фонарики и длинные шелковые ленты, трепетавшие на ветвях деревьев. Владыка и Владычица восседали за отдельным столиком, стоящим на возвышении под нежно-голубым, как небо, увитом цветами пологом, и Келеборн был величественен и совершенно великолепен в серебристом княжьем венце и просторных белоснежных одеждах. Его супруга Галадриэль сидела рядом, склонив голову к плечу, и небрежно перебирала струны небольшой арфы, точно пытаясь подобрать мелодию; взор Владычицы был задумчив и рассеянн, роскошные светлые волосы свободно струились по плечам, ниспадали хозяйке на колени и даже, показалось Гэджу, нежно светились неким собственным, исходящим изнутри золотистым светом, подобным свету ясного, ничем не замутненного солнечного луча.

Орк несколько секунд с изумлением впитывал глазами эту дивную картину, прежде чем сообразил, что это не очень-то вежливо, и опустил взор. Пока они с волшебником пересекали вслед за сопровождающим просторную поляну, им окончательно овладела неловкость — эльфы из королевской свиты, собравшиеся под деревьями, разумеется, не позволяли себе в открытую рассматривать столь необычного гостя, но все же Гэдж чувствовал на себе их любопытствующие взгляды и даже как будто слышал за спиной неодобрительные перешептывания — плод, хотелось ему надеяться, его распаленного воображения. От сладкого аромата цветов у него кружилась голова и щекотало в носу… Наконец они предстали пред очами царственных особ, Владыки поднялись им навстречу, и Гэндальф церемонно поклонился — сначала Келеборну, потом Галадриэль, и Гэдж, замявшись, с некоторой топорностью последовал его примеру. Странное дело: сейчас, когда он находился так близко — в нескольких футах — от Владычицы, блеск её волос почему-то стал ему неприятен, резал глаза, так что орк предпочел обратить их к полу и стоял (как дурак!), опустив голову и уперевшись взглядом в носки своих тщательно вычищенных накануне сапог.

— Saesa omentien lle[2]. Приветствую тебя в светлом Лотлориэне, Митрандир. Приветствую и тебя… Гэдж. — Глядя на смущенного орка сверху вниз, с высоты помоста и своего недюжинного роста, Келеборн чуть заметно, ободряюще ему улыбался. — Ведь тебя, кажется, зовут Гэдж, верно? — Он величественным жестом указал гостям на пустующую скамью по левую руку от себя. — Прошу вас, присаживайтесь, гости дорогие, и забудьте о неловкости и скованности, буде они вас одолевают — в Доме Эльфов издавна каждого привечают таким, каков он есть. Это мои советники, Лайрэ и Норэндил, — представил он двоих светловолосых эльфов, сидящих от него по правую руку. Больше поблизости никого не было.

Видно, немного нашлось желающих садиться за один стол с орком, мрачно сказал себе Гэдж.

Где-то негромко прозвенел колокольчик — сигнал к началу трапезы: должно быть, решил Гэдж, здесь только их с магом и ждали. Тотчас, как по волшебству, зазвучал под сенью мэллорнов невидимый оркестр: нежно запела флейта, ей вторила лютня, мелодично перекликаясь с серебристыми звуками арфы и печальным плачем гобоя. Проворные и бесшумные слуги внесли яства и пития, самые легкие, простые и незатейливые, какие только можно было вообразить: хлеб, фрукты, вино, печенье, пестрые салаты из овощей, поданные на огромных и плотных, как тарелки, неведомых листьях, нарезанный тонкими, почти прозрачными ломтями золотистый сыр, лакомства из мёда, орехов и взбитых сливок, разнообразнейшие пития и настои из лесных ягод. На резных деревянных блюдах покоилась запечённая с приправами щука, фаршированный овощами судак и ароматное заливное из осетрины — нежные кусочки рыбы в прозрачно-янтарном желе, — но ни мяса, ни птицы, ни дичи не имелось ни в каком виде и ни под каким соусом, и Гэджем, и без того чувствующим себя посреди этой эльфийской благости и дивности слегка не в своей тарелке, окончательно овладели уныние и тоска…

Келеборн величественно воздвигся над своим деревянным троном и, подняв кубок с вином, обратился к гостям с коротким приветствием, провозглашая начало праздника Середины Лета. Публика, собравшаяся на поляне, ответила ему смехом и приветственными возгласами, вдохновенно застучали деревянные кубки и чаши, зазвенели оживленные голоса, пир начался…

От волнения и нервного трепета Гэдж не ощущал голода, но совсем ничего не есть казалось невежливым, и он ковырял вилкой рыбное желе и хлебал какой-то сладковато-кислый овощной супчик, чувствуя себя полным и окончательным травоядным животным. Целый набор различных ложечек, вилочек и ножичков, выстроившихся рядом с его тарелкой, также вводил его в смущение и недоумение, и, дабы окончательно не осрамиться своим невежеством, он украдкой поглядывал на Гэндальфа, решив подражать магу во всем, вплоть до самых незначительных мелочей — впрочем, Гэндальф, кажется, тоже был далек от дворцового этикета. К счастью, на орка почти не обращали внимания: волшебник, Келеборн и королевские советники негромко беседовали о каких-то своих, непонятных Гэджу делах, орком как будто никто особенно не интересовался, к нему не обращались, ни о чем не расспрашивали, и он даже слегка приободрился, обретя надежду, что все закончится быстро и благополучно. Пусть только вернут «эстель», мрачно сказал он себе, а там можно и откланяться…

И почти тотчас же почувствовал на себе чей-то внимательный, изучающий взгляд. Поднял голову от тарелки и встретился глазами с Галадриэль, которая тоже не принимала участия в общем разговоре: положив руки на стол и опустив подбородок на сцепленные замочком пальцы, Владычица смотрела на Гэджа пристально и проницающе — и, перехватив его недоумевающий, слегка испуганный взгляд, дружелюбно улыбнулась ему в ответ уголками губ.

— А что же наш юный друг все время молчит? — мягко произнесла Галадриэль бархатным грудным голосом, воспользовавшись секундной паузой в разговоре волшебника и эльфов, и тотчас, как по команде, все взоры — и любопытствующие, и скучающие, и даже чуть снисходительные — обратились в сторону орка. — Он — наш гость, кроме того, гость почетный и весьма необычный, даже, можно сказать, редкостный — так, может, он расскажет нам кое-что о себе, о своей жизни, о своих интересах… ведь ты, Гэдж, мы все слышали, вырос в Изенгарде, и тебя с малых лет воспитывал Белый маг? Должно быть, он многому тебя научил, м-м?

— Ну… да, госпожа, — робея от того, что внезапно оказался в центре внимания, пробормотал Гэдж, едва сдерживая грозившую прорваться в голосе постыдную дрожь. — Разумеется, он учил меня…

Он умолк — от волнения кусок стал ему поперек горла — и судорожно глотнул. Лайрэ наклонился к Норэндилу и что-то шепнул ему на ухо, по-прежнему не сводя с орка глаз; Норэндил улыбнулся, и Гэджу разом расхотелось раскрывать рот и о чем-то эльфам рассказывать, меньше всего — о своей незатейливой жизни, в которой, он знал, в общем-то не было ничего примечательного.

— Ну, что же ты, Гэдж! — по-прежнему улыбаясь, с мягкой укоризной произнесла Владычица. — Не смущайся, говори смело! Гэндальф рассказывал нам о тебе немало занятного, чем только подогрел наш интерес и вызвал к тебе еще большее любопытство — несомненно, вполне объяснимое. Каким наукам обучал тебя Саруман?

— Ну… разным, госпожа, — орк несмело поднял глаза на Галадриэль. Во взгляде Владычицы не было насмешки, она смотрела на него спокойно и доброжелательно, более того — участливо и ласково, одобряюще, как-то по-матерински тепло, никто и никогда не смотрел на Гэджа именно так. Осмелев, он негромко пояснил: — Алхимии, естествознанию, математике… всяким языкам.

— Языкам? Вот как? Это интересно! — Владычица засмеялась и с восторгом хлопнула в ладоши. — Вероятно, я могу поговорить с тобой даже на синдарине? — Она лукаво склонила голову к плечу. — Sut naa lle umien[3]?

Гэдж медлил, не зная, как ответить. Не потому, что не понял вопроса — понимать тут было нечего, Галадриэль интересовалась, как у него дела — просто говорить сейчас правду, наверно, было бы не слишком уместно.

— Quel. Diola lle[4], — уклончиво пробормотал он в ответ первую пришедшую на ум вежливую фразу. И поспешно добавил, надеясь пресечь дальнейшие расспросы: — Amin hiraetha[5]. Я не слишком хорошо знаю эльфийский язык, госпожа.

— В самом деле? — Впрочем, Владычица совсем не удивилась. — Но Гэндальф сказал нам, что ты неплохо читаешь по-эльфийски.

— Читаю. Но не говорю, — пробормотал Гэдж. Он разбирал руны кирта и довольно бегло читал тенгвар, но воспринимать синдарин на слух ему было неимоверно трудно. А уж произносить певучие эльфийские слова собственным языком и того труднее — его грубоватая орочья глотка явно не была приспособлена для всех этих музыкальных звуков, дифтонгов, переливов и прочей затейливой языковой акробатики. Да, собственно говоря, Гэдж никогда не замечал за собой особой склонности к изучению языков, в чем не стеснялся признаться ни самому себе, ни Саруману, ни вообще кому бы то ни было.

Галадриэль тепло улыбалась, прикрывая щеку, будто шалью, краем золотистых волос.

— Ах, вот как. Что ж, извини, если я тебе докучаю… право, ведь не каждый день встречаешь орка, выучившего на синдарине хоть несколько учтивых слов. Надеюсь, ты извинишь мне этот невольный интерес, Гэдж?

Орк вспыхнул — он чувствовал, что над ним попросту потешаются, пусть пока и беззлобно (ну что возьмешь с невежды, нахватавшегося каких-то отрывочных знаний?) — и выжал в ответ подобие вымученной улыбки. Украдкой он бросил взгляд на Келеборна, но Владыка безучастно смотрел в сторону, и на его по-эльфийски бесстрастном и непроницаемом лице не выражалось ни интереса, ни внимания, ни малейшего волнения — полный штиль…

Трапеза меж тем продолжалась с неослабевающим воодушевлением. Услаждал слух собравшихся красивой, хоть и несколько однообразной мелодией невидимый оркестр, сновали туда-сюда слуги, подливая в опустевшие кубки яркое багряное вино, кружила над вазочкой с печеньем озадаченная оса. Несмотря на то, что королевский столик был скрыт от посторонних взоров шелковым пологом, Гэдж сидел, как на иголках, не чая, закончится ли когда-нибудь эта изысканная пытка. Время вокруг орка, казалось, замерло и застыло, поймало его в себя, будто залипшую в патоке муху. Он по-прежнему чувствовал себя скованно и стесненно и старался лишний раз не поднимать глаз от стола; на него напал внезапный приступ неуклюжести, руки его словно выросли, заполнили собой все окружающее пространство и стали донельзя неуправляемы и неловки, крохотная двузубая вилка неумолимо валилась из негнущихся пальцев, он чуть не опрокинул локтем на скатерть кубок с вином и в довершение конфуза уронил в чашу с медом кусок мягкого золотистого сыра.