Крепость в Лихолесье

— А ты, разумеется, не собирался? — полюбопытствовал Саруман.

— За кого ты меня принимаешь? — голос Гарха задрожал от едва сдерживаемого негодования, хотя глаза его как-то виновато забегали по сторонам. — В общем, я решил дождаться темноты и уже в сумерках потихоньку перебрался сюда, в долину. Мне пока еще трудно взлетать высоко, правое крыло меня не очень-то слушается. — Словно пытаясь подтвердить свои слова, он расправил и вновь сложил крылья, делая это так аккуратно и осторожно, точно опасался, что они сейчас хрустнут и поотламываются, одно за другим.

— Значит, отправлять тебя к роханцам с посланием не только бесполезно, но и опасно — прибьют еще ненароком, — задумчиво проворчал Шарки себе в нос. — Ну да ладно, у меня есть мысль получше.

— Правда? Это какая? — сварливо спросил Гарх. — Может быть, приветить наконец должным образом старого друга, обогреть его, напоить и накормить чем-нибудь посущественнее прошлогодних ягод шиповника?

— Из «посущественнее» могу предложить только размоченный в воде сухарь, у нас тут с провиантом тоже не очень. Но я о другом. Каграт намеревается оторваться от роханцев, пройти долиной Черноречья и пересечь Андуин по Каменному Мосту, а это совсем близко от Лориэна, в нескольких милях севернее. Эльфы могли бы выйти оркам наперерез и перехватить их около брода.

Гарх понимающе хмыкнул:

— Хочешь просить помощи у эльфов?

— Не хочу, но, по-видимому, придется. Тем более Гэндальф и Гэдж тоже должны обретаться где-то там поблизости.

— Хар-р! — Ворон сердито каркнул, совсем позабыв про множество чужих настороженных ушей, вольно или невольно имеющихся вокруг. — Ни дна ему ни покрышки, этому безмозглому орчонышу! Неужто ты еще собираешься его разыскивать и тащить обратно в Изенгард?

— Теперь уж я обязан это сделать, Гарх, дабы сдержать данное обещание, — Саруман коротко усмехнулся, — и остаться в глазах Гэндальфа честным человеком.

— Ну-ну. Что-то я не припоминаю, — пробормотал ворон, — чтобы раньше тебя это вообще хоть на грош заботило… Впрочем, это не моё дело.

— Вот именно, — холодно подтвердил Саруман, — и я очень рад, что ты наконец со свойственными тебе мудростью и предусмотрительностью пришёл к такому неожиданному выводу. И потом… — он умолк и движением руки велел ворону затаиться: к костру неторопливо подошёл Шавах, которому стычка с дружинниками (к великому огорчению пленников) ничуть не повредила и не причинила никакого вреда, ни малейшей царапины. Орк остановился на границе света и тени, подозрительно покосился на Сарумана — видимо, ему показалось странным, с чего это старик разговаривает сам с собой, — и Шарки поспешил отвесить губу и придать себе такой дурашливо-отсутствующий вид, на какой только был способен. Шавах презрительно хмыкнул и, чуть помедлив, направился дальше, небрежно поигрывая кнутом, присматриваясь к пленникам, начальственно порыкивая там и тут, прикидывая, кому бы безнаказанно дать пинка…

* * *

Ночь, к счастью, миновала без происшествий. «Лошадники», видимо, тоже взяли временную передышку: обихаживали коней, хоронили убитых, собирали добычу, оброненную орками по ту сторону ущелья, копили силы для окончательной атаки. Над орочьим лагерем царила темнота, духота и неизбывное уныние. Хрипели во сне усталые люди, стонали и метались раненые, негромко перекликались часовые, потрескивали костры, над которыми вялилась пойманная плетеными ловушками рыба. Гарх дремал, укрывшись, как обычно, в кроне ближайшего дерева и прикорнув на подходящей ветке. Покрикивала в лесу неугомонная ночная птица, гундосили комары, умиротворяюще журчала вода в пересекающей лесок неглубокой студеной речке…

— Сегодня еще погодим, а завтра с рассветом двинем отсюда, — мрачно изрек Каграт, яростно грызя зеленую веточку ивы. — Чем дольше мы тут сидим, тем проще коневодам будет нарубить из нас зубочисток. Через пару дней они подтянут сюда лучников и латников — и тогда никакая застава в ущелье их не удержит…

Рассвет висел над рекой сизой туманной дымкой. Саруман бродил по берегу, собирая травы; по каким соображениям Каграт посчитал своим долгом провожать его в этой вылазке лично, вместо того, чтобы отрядить в сопровождение кого-нибудь из орков, волшебник не знал, но подозревал, что главарь просто воспользовался удобным случаем хоть ненадолго улизнуть из лагеря. Всё сомнительное удовольствие разрешать вопросы и печали, которыми ему докучали страждущие соплеменники и которыми Каграт не склонен был интересоваться, он, как всегда, передоверил Радбугу. Сам главарь мог сейчас думать только об одном:

— Для нас главное — добраться до Андуина, а это в лучшем случае неделя пути. Перейдем Каменный Мост, а уж на том берегу никакие лошадники нас не достанут…

— Отступать придется под прикрытием, — вскользь заметил Саруман. — Ты не сможешь снять заставу в ущелье.

— Ну… Кому-то придется здесь задержаться.

— Навеки? Интересно, кому?

— Не знаю, — процедил Каграт. — Бросим жребий.

— Остаться в заставе — верная смерть.

Каграт рассвирепел:

— Заткнись! Без тебя разумею! По-твоему, мне парней своих не жаль, да? Но что делать-то, что? Четверо-пятеро останутся — остальные за это время успеют уйти… Но чего бы я только ни отдал за хороший обвал, который напрочь заткнул бы эту тараканью щель!

Солнце медленно поднималось над горами, и тени деревьев, широкими лоскутами лежащие на траве, отползали от воды ближе к опушке леса. Луг спускался к реке длинным пологим склоном, и кое-где, к удивлению волшебника, среди буйства луговых трав попадались одичалые ростки овса и ячменя, а чуть выше по течению реки Шарки выдернул из земли тощую, толщиной с крысиный хвостик морковку. Странно. Раньше на этом месте располагались огороды и посевные поля? Кому понадобилось выращивать в этой глухомани хлеб и овощи? — с недоумением спрашивал себя волшебник. — Или когда-то здесь находилась деревушка отшельников-горцев, влачащих одинокое полудикарское существование в отдаленной горной глуши? Или… что? Он почти не удивился, когда нашел в траве тщательно обтесанный камень с острым краем и выдолбленным посередине круглым отверстием. Деревянная рукоятка мотыги — ибо это, несомненно, была именно мотыга — давно сгнила от времени, а вот каменный наконечник отлично сохранился.

Трава вокруг была вытоптана, а земля взрыта, точно кто-то неумело поработал плугом. Но это не являлось свидетельством разумной деятельности — просто кабаны рыли землю в поисках сладких корешков, которых, видимо, именно здесь, на месте давно заброшенной делянки, сохранилось изрядно.

Каграт поворошил прутиком найденную рядом добрую кучку мягких зеленоватых комьев, открыл миру её пикантные недра, кишмя кишащие упитанными прозрачно-белесыми червячками. Брезгливо поморщился:

— Опарыши! Что за паскудная живность… И жирные какие, заразы!

— Яркое свидетельство того, что кому-то в этом бренном мире очень мало нужно для счастья, — посмеиваясь, заметил через плечо Саруман. — Умные мухи отлично знают, куда пристроить потомство, чтобы ему, потомству, было тепло, мягко и сытно… Вот уж кто в прямом смысле умеет извлекать выгоду из дерьма.

— Хрена они тебе сдались… Предлагаешь брать с них пример?

— Ну, не буквально, конечно — но уж поучиться житейской мудрости у них бы не помешало… А в этом лесу, оказывается, водятся кабаны.

— Водятся… Раньше весь лес ими кишел. Богатая здесь была охота!

— Откуда ты знаешь? Тебе когда-то приходилось бывать в этих местах?

— Бывать? Еще бы! — Каграт сердито сплюнул. И мимоходом пнул попавшийся под ногу мшистый камень, невинно предающийся мечтам на обочине луга. — Я, видишь ли, когда-то тут жил.

— Жил? — помолчав, спросил Саруман. — Когда?

Орк мрачно ухмыльнулся. Интерес собеседника явно приносил ему некое болезненное удовольствие, точно заставляя расшатывать больной зуб.

— Давно. Эта долина — бывшие владения нашего племени. Мы первыми пришли сюда с севера, и имели на неё все права! Местечко тут завидное — и лес, и река, и пещеры… и защищено недурно — выставь охрану в ущелье, и никакая сволочь к тебе в гости не пожалует. В общем, мы тут неплохо жили, пока… — он вдруг коротко взрыкнул и умолк.

— Пока что? — осторожно поинтересовался волшебник. Он был уверен, что орк не ответит.

Каграт отсутствующим взглядом смотрел куда-то в лес, крутил в пальцах тоненькую палочку тростника. Неохотно разжал губы:

— Пока не явились эти… черные.

— Визгуны?

— Угу. И люди с ними — желторожие какие-то, с востока. — Орк скрипнул зубами, на лицо его набежала неясная тень. Договорил сдавленно и зло: — А с ними был он — ихний, самый большой шишкарь.

— Ангмарец? — пробормотал Саруман.

— Что?

— И что им от вас нужно было?

— Известно что — грязную работу делать. — Каграт окончательно потемнел лицом. Тростинка жалобно хрустнула в его кулаке. — Какого-то лешего мы им понадобились, в Замке служить да дыры задницами затыкать… правда, сладкую жизнь они нам там щедро посулили, сытость, довольство, игрушки всякие железные и прочие пряники…

— И вы согласились?

— Нет… не сразу. Мы пытались отбрыкаться, но… они были жуткие, как сама смерть! Глянешь разок — и жить неохота… Когда все пряники закончились, они кнуты в руки взяли и с теми, кто сопротивлялся, особо не цацкались — впрочем, таких немного нашлось. Остальные слюни пустили, легкой жизни и пряников возжаждали… и винить-то их за это нельзя — год тот для племени не слишком удачный был. Так что визгуны живо нас на первый-второй рассчитали и отправили строевым шагом в свой вонючий крысятник. Стариков и грудных младенцев только, почитай, и оставили…

— И что с ними сталось? — помолчав, спросил Саруман. — С этими… ненужными? Стариками и младенцами?

— Не знаю. Наверно, эти… уроды их тоже прикончили. Может, кому и удалось сбежать или спрятаться, понятия не имею… все-таки не все хотели в Замок идти. — Каграт опасливо огляделся, точно боялся, что кто-нибудь из «уродов» подслушивает их за ближайшим кустом. — Но я, во всяком случае, больше никогда никого не видел, — облизнув губы, добавил он хриплым шепотом.

Саруман молчал. Нечего тут было сказать… Слова, которые приходили магу на ум, все до одного были какие-то пустые и глупые, ничего не значащие, невесомые, бестолковые.

— И когда же это бедствие приключилось, Каграт?

— Не знаю. Давно.

— Пятнадцать лет назад?

— Может, и так… — Орк запнулся. Шарки, выпрямившись, смотрел на него пристально, пытливо, не отрывая глаз — и на какую-то секунду Каграту показалось, будто взгляд старика прошил его насквозь, до самых печенок, пронзил иглой, вскрыл, точно ланцетом, всю его темную замшелую орочью душу… Что-то было в этом худом сухопаром старикане, что-то странное, непонятное, неуловимое, будто острое стальное шило, неведомый стержень, спрятанный под коконом грязных серых лохмотьев… но тут же, через мгновение, наваждение пропало — словно на миг выглянувшее солнце вновь скрылось за тучу. И Шарки опять предстал перед орком как на ладони: обычный усталый старик, ободранный, лохматый, голодный, закованный в ошейник… Слегка натянуто усмехаясь, Каграт сказал: