Крепость в Лихолесье

2. Изенгард

Когда Гэндальф наконец подошел к Кругу Изенгарда, уже вечерело.

Магу повезло — решетки ворот были еще не опущены, хотя привратники уже хлопотали возле подъёмников; Гэндальфа они пропустили без возражений, и, миновав пробитый в толще камня тоннель под скалой, волшебник вступил в окруженную горами крепость. Справа воинственно клокотал Изен, пополненный талыми водами ледников; слева, мерцая за нагими ветвями парковых деревьев, виднелись огни в жилищах изенгардцев, откуда вкусно тянуло дымком топящихся очагов и ароматом свежевыпеченного хлеба. Вперед уходила мощеная каменными плитами дорога, прямая и гладкая, точно раскатанная рубелем, и упиралась в подножие Ортханка, который возвышался впереди мрачно и внушительно; подножие башни было погружено во тьму, лишь выше, в узких стрельчатых окнах меж мощными контрфорсами там и тут трепетали слабые огоньки — то ли колеблющееся пламя свечей, то ли отблески каминов… Гэндальфа, судя по всему, не ждали.

Он хмыкнул. Устроил своего утомленного ослика на ночлег в ближайшей конюшне и, не мешкая, поднялся в башню. Одетый в темное неприметное одеяние слуга встретил мага на пороге и принял из его рук обындевевшее барахлишко — плащ и шляпу; почтенного вида мажордом, украдкой позёвывающий, но все равно невероятно представительный, без промедления провел гостя в небольшую комнату, освещенную красноватым светом горящего очага.

Саруман, разумеется, был на посту: сидел в кресле возле камина, закутавшись в серый плед с меховой оторочкой и изучая неохватных размеров древний фолиант, возлежавший у него на коленях. В длинных седых волосах Белого мага мягко поблескивали искорки-серебринки — отблески неяркого света мерцающих свечей; на войлочном коврике у его ног свет и тени мешались причудливым узором. Неподалеку, на невысоком резном столике, тускло посверкивала пузатая бутыль в ивовой оплетке, а рядом стояли деревянные кубки, мед, корзиночка с пряностями и все прочее, необходимое для приготовления горячего пития.

Саруман, несомненно, прекрасно слышал тихие шаги вошедшего гостя — но даже не повернул головы в его сторону.

— А, Гэндальф, ну наконец-то! — ворчливо заметил он таким тоном, словно Гэндальф не отсутствовал в его поле зрения долгие годы, а всего лишь выходил из комнаты на минутку-другую, чтобы разыскать книгу или пару свечей. — Признаться, я уж отчаялся дождаться тебя нынешним вечером. — По-прежнему не глядя на гостя, он аккуратно перевернул страницу, такую хрупкую и истершуюся от времени, что на ней почти невозможно было ничего прочитать.

— Как ты узнал? — спросил Гэндальф. Он до последнего баловал себя надеждой, что его появление в кои-то веки застанет Белого мага врасплох, но — увы!

— Узнал о чем?

— О том, что я сегодня буду в Ортханке.

— Для гостя ты чересчур нахален — задаешь слишком много вопросов. — Саруман с усмешкой пощипывал бороду. — Разве тебе не известно, насколько искусно я способен прозревать пространство, дружище? Как только мой всепроникающий взор пронизал толщу вод, земель и небес…

— Не морочь мне голову. Как ты узнал?

— У меня свои каналы осведомления, Гэндальф, так что ты зря полагаешь, будто можешь что-то от меня скрыть. По крайней мере, я знал, что тебя следует ожидать не сегодня вечером, так завтра поутру, и успел смириться с этим, гм, прискорбным фактом. Ну проходи, раз уж явился… надеюсь, ты не желаешь глоточек подогретого вина?

— Ну, раз уж ты так настаиваешь, от чарки-другой, пожалуй, не отказался бы.

— В таком случае, не обессудь, тебе придется приготовить новую порцию — все необходимое найдется аккурат на столе. Да подбрось в камин пару поленьев посуше… Ортханк за последние месяцы промерз до самого последнего камешка, никакого топлива не хватило бы, чтобы как следует его прогреть. Зима в этом году выдалась просто мерзостной, ты не находишь? — И Саруман улыбнулся так многозначительно и так горделиво, точно видел в этом исключительно собственную заслугу. — Лет сто я уже не припомню в Рохане таких холодов.

Ингредиенты для глинтвейна требовалось смешивать в глубокой медной посудине с ручками в виде виноградных лоз. На помощь волшебнику из темного угла явился Гарх, прошелся туда-сюда по столу, остановился возле бутыли с вином и, склонив голову к плечу, очень внимательно просмотрел на свет её содержимое. Видимо, ворону так часто доводилось быть свидетелем подобной стряпни, что он уже мнил себя изрядным знатоком в этой тонкой области.

— Здравствуй, Гарх, — с улыбкой приветствовал его Гэндальф, и ворон церемонно кивнул в ответ, словно чинный градоначальник, принимающий дары от явившегося с поклоном дружественного посольства. — Как поживаешь? Рад видеть тебя пребывающим в трезвой памяти и здравом уме.

Гарх был явно польщен вниманием гостя, хоть и постарался этого не показать.

— Отрадно сознавать, — сдержанно прокаркал он, — что хоть кто-то считает меня пребывающим в трезвой памяти и здравом уме. Но на самом-то деле я уже далеко не тот, что прежде: лысоват, слеповат… глуповат, эхехе. Кстати говоря, — он просверлил чашу в руках волшебника внимательным взглядом, — раз уж ты взялся за стряпню, добавь-ка для аромата крохотную щепотку черного перца. Право, ничто так не греет душу на исходе зимы, как добрый глоток подогретого винца, благоухающего бодрящим перцовым духом…

— Ишь ты, любитель перцовки! — процедил из своего угла Саруман. — А мне до сих пор казалось, что ты ратуешь за безупречно трезвый и высоконравственный образ жизни.

— Одно другому не мешает, — ледяным тоном отрезал Гарх. — И, во всяком случае, я никогда не ратовал за необузданные пьяные оргии, которые…

— Кстати, — вполголоса перебил Гэндальф. — Пьяные оргии меня пока не интересуют, но чем-нибудь самую малость перекусить, по-моему, было бы весьма неплохо. Как по-вашему, а?

Саруман сделал задумчивое лицо. Белый маг и глава Ордена Истари никогда не был особенно гостеприимным, да, собственно говоря, и не старался таковым казаться.

— И чем же мне тебя попотчевать, дружище? Сдается мне, ломоть чёрного хлеба и простецкий шмат сала — как раз то, что требуется усталому путнику на исходе утомительного дня, дабы восстановить утраченные силы…

— Сало и хлеб? Гм. А что, подвалы Ортханка оскудели сочной жирной ветчиной и пшеничными калачами?

— Видимо, оскудеют, — проворчал Саруман, — если ты задержишься тут подольше…

— Смею надеяться, — бодро заметил Гэндальф, — что ты переживешь эту страшную потерю с присущим тебе неугасимым жизнелюбием и верой в лучшее.

— Мои скромные запасы жизнелюбия вовсе не безграничны, — буркнул Белый маг, — в отличие, по-видимому, от твоих неиссякаемых залежей нахальства. — Он сердито нахохлился в своем деревянном кресле, будто сыч, упустивший из-под носа особенно жирную мышь. Позвал, чуть повысив голос: — Гэдж! Будь так добр, поди-ка сюда!

Чуть скрипнув, приотворилась створа высокой двери в дальнем, темном углу помещения. В горницу скользнула невысокая плотная фигура и остановилась неподалеку от камина, в полутьме, на границе света и тени.

Гэндальфа вдруг одолели смутные подозрения — фигура показалась ему странно знакомой, хотя сегодня ни вязаного шерстяного шарфа, ни меховой куртки с капюшоном, ни неуклюжего застенчивого смущения при ней не имелось. Волшебник внимательно присмотрелся…

— Ты меня звал, Саруман? — негромким хрипловатым голосом спросил вошедший в комнату орк. Потом, поколебавшись мгновение, повернулся в сторону Гэндальфа и отвесил гостю слегка неловкий поклон. — Здравствуйте, мастер Гэндальф.

— Ну здравствуй… Гэдж. Теперь я, по крайней мере, знаю, как тебя зовут, — пробормотал маг, — а то ведь вчера, старый дурень, и не догадался спросить. Да и с твоей стороны было как-то невежливо бесследно исчезать, не сказав мне на прощание ни единого слова, ты не находишь?

— Ладно, не приставай к парню, — посмеиваясь, встрял Саруман, — если бы ты увидел себя со стороны, Серый, то, полагаю, ничуть не удивился бы его намерению — весьма разумному — держаться от тебя как можно дальше. Ползучий лишай, знаешь ли, очень плохо поддается лечению, да и песчаных блох за неделю не выведешь… Ну да Творец с тобой, старым бродягой! Вот что, Гэдж, — деловито обратился он к орку, — ступай-ка на кухню, собери там чего-нибудь съестного, что осталось от ужина, да прихвати кувшин вина в кладовой, думаю, лишним он тут не станет.

— Надо же… — пробормотал Гэндальф, провожая Гэджа задумчивым взглядом — выслушав поручение, тот коротко кивнул и выскользнул из комнаты бесшумно, как тень. — Я только хотел спросить тебя насчет орков, средь бела дня разгуливающих вокруг Изенгарда как у себя дома, но теперь, вижу, нужда в этом явно отпала. Теперь-то ясно, откуда тебе стало известно о моем визите…

— Ты встретил Гэджа в горах вчера вечером? — перебил Саруман.

— Именно. И будь я проклят, если уже тогда не заподозрил в его поведении нечто совершенно несвойственное для орков! Откуда он взялся? И что, интересно, делает у тебя в Ортханке?

Белый маг смотрел на собеседника искоса, по-прежнему чуть заметно улыбаясь в усы.

— Ты опять задаешь вопросы, Серый.

— Неужели только я один?

— К сожалению, нет. Впрочем, это давняя история… а также довольно нудная, долгая и запутанная.

— Если ты заметил, я только что пришел, Саруман — и готов задержаться столько, сколько потребуется, чтобы выслушать тебя до конца, — посмеиваясь, заметил Гэндальф. — А хорошая история, как и доброе вино, от многолетней выдержки становится только вкуснее.

Но Саруман его тона не поддержал:

— Я не думаю, что это была хорошая история, Гэндальф. Я бы даже сказал, что это была очень нехорошая история. Этого звереныша принес мне Бальдор… мой одноглазый сотник, ты его не помнишь, конечно… так вот. Его дружинники обнаружили неподалеку от Изенгарда ватагу орков — каких-то не то беженцев, не то переселенцев, не то просто бродяг, Моргот их разберет. Разумеется, местность пришлось… зачистить во избежание дальнейших неприятностей, тем более что в те времена в округе и без того было неспокойно.

— Но этот звереныш уцелел? Почему?

Саруман хрипло усмехнулся.

— Потому что его мамашу не добили сразу… а Бальдору отчего-то пришло в голову, что, умирая, она в припадке отчаяния доверила ему своего беззащитного детеныша и слезно просила о нем позаботиться.*

— Эм.

— Впрочем, это еще не все. При нем нашлась одна странная вещица…

— Какая вещица?

Саруман не ответил. Вновь тихонько скрипнула дверь — своей неизменной бесшумной поступью в горницу скользнул Гэдж, принес большой, многообещающе побулькивающий глиняный кувшин, а также начищенное до блеска медное блюдо с капустными пирогами, холодными ломтями вареной говядины и тарелкой мясного супа — снедью простой и непритязательной, но равно уважаемой как в скромной хижине крестьянина, так и в роскошном королевском дворце.

Саруман расслабленно откинулся на спинку кресла.

— Составишь нам компанию, Гэдж? — лениво спросил он у орка. — Впрочем, не советую, потому что наш незваный гость явно горит желанием задать тебе парочку глупых, бестактных и неуместных вопросов… Ведь так, Гэндальф?