Крепость в Лихолесье

— «Дражайший мой господин Белектор! С величайшим прискорбием вынужден отклонить ваше любезное приглашение нанести визит в Гондор единственно из убеждения, что причиной всех ваших многообразных и многочисленных недугов следует считать следующие вещи, а именно: неумеренное обжорство, пьянство и лень, а также некоторые другие пороки, о которых я даже говорить не хочу… Меньше надо жрать, Ваша милость, меньше жрать и больше работать — и тогда все ваши хвори и немочи как рукой снимет! Искренне ваш…»

Гэндальф хмыкнул.

— Эк ты неучтив ко власть предержащим! По-твоему, стоит подвергать высочайшее терпение, и без того невеликое, подобному испытанию? Вряд ли Белектору достанет такта и вкуса должным образом оценить подобную эпистолярную крамолу.

— Ну, разумеется, — грубо оборвал Саруман. — Тебе доставило бы куда большее удовольствие видеть меня прыгающим перед этим напыщенным снобом на задних лапках и приносящим ему в зубах домашние тапочки!

— Не в тапочках дело. Как-никак, Изенгард — гондорская крепость… и ты здесь не хозяин, ты всего-навсего хранитель Ортханка. С твоей стороны было бы крайне неразумно ссориться с наместником Гондора.

— «Всего-навсего, — презрительно кривя губы, процедил Саруман, — хранитель Ортханка». Именно поэтому Белектор и шлет мне свои послания, что знает, что я не смею ими пренебрегать. — Он хрипло засмеялся. — Нет-нет, не думаю, что он в кои-то веки решился бы со мной на открытый конфликт, скорее подстроил бы исподтишка какую-нибудь досадную пакость: наложил бы, к примеру, вето на прямые поставки с Анориенской винодельни… Мелочь, а неприятно.

— Почему бы тебе не ответить ему вежливым отказом?

Саруман пожал плечами.

— Уж поверь, я так и сделаю. Напишу, что в ближайшие месяцы буду исключительно занят в… м-м… скажем, в замке князя Аглахада в Дол Амроте. Но, разумеется, постараюсь изыскать время и для визита в Минас-Тирит… особенно если эти мои старания будут оценены Его дражайшей милостью в должной мере. Ну, допустим, в размере трех сотен золотых.

— Верный способ отпугнуть самого взыскательного страдальца…

Саруман яростно потер ладони.

— Я могу ставить условия, Гэндальф.

— Правда? — пробормотал волшебник. — Ты сумел создать себе настолько веское положение в свете?

— Представь себе, да. Запросы у меня весьма скромные, дружище, но все-таки требуют некоторых вложений. В эдорасской-то больничке сплошь одна голытьба: ремесленники да крестьяне, которые и золотого в жизни своей ни разу не видели — с задачей обобрать их до нитки местные власти вполне успешно справляются и без моего вмешательства. А Белектор, надо полагать, раскошелится, по миру не пойдет… — С крайне холодной, неприятной усмешкой Саруман понизил голос до шепота: — Они с князем Дол Амрота терпеть друг друга не могут, поэтому наместник наверняка развяжет мошну, чтобы переманить меня к себе и таким образом утереть ненавистному сопернику нос. Это вопрос не жизненной необходимости, вовсе нет — скорее престижа… все-таки придворное чванство — исключительно полезная штука, запиши это себе в назидание, Гэндальф, не приведи Творец пригодится.

Все еще мрачно посмеиваясь в бороду, он скомкал недописанное письмо и, швырнув его в камин, вновь опустился в кресло. Гэндальф мимоходом бросил взгляд на верхнее послание из стопки, отложенной Саруманом для ответа:

«…безусловно спорный. Но зато метод лечения упорного малокровия посредством печеночной диеты показал себя отличным образом, вплоть до полного выздоровления больных в течение полутора-двух месяцев после начала применения. Правда, не все благополучно переносят употребление сырой телячьей печени в пищу, у некоторых она вызывает устойчивое расстройство пищеварения. Поэтому, в силу всего вышесказанного, я предполагаю готовить из этого сырья лечебный экстракт сообразно с…»

Дверь в дальнем конце библиотеки с едва слышным скрипом распахнулась. С лестницы ворвался порыв холодного воздуха, и вслед за ним в горницу вошел — вернее было бы сказать вбежал — Гэдж: взволнованный, запыхавшийся, пышущий терпкой вечерней прохладой.

— Саруман! Наконец-то ты приехал! Гарх мне сказал, что ты здесь, и я тотчас примчался… — Он, видимо, только сейчас заметил Гэндальфа, сидевшего в темном углу, и разом как-то запнулся, сник, смущенно затоптался перед камином. — Здравствуйте, мастер Гэндальф.

— Будь здоров, Гэдж, — негромко отозвался волшебник; Саруман лениво промычал нечто небрежно-приветственное, глядя в камин, но Гэндальфу показалось, что под напускным равнодушием Белый маг пытается спрятать невольную улыбку. Гэдж, тоже как-то глупо («по-щенячьи», подумалось Гэндальфу) улыбаясь, плюхнулся на скамью рядом с волшебником, уронил к ногам холщовую заплечную суму, пытаясь перевести дух — видимо, сообщение Гарха настигло его на порядочном расстоянии от Ортханка, и всю дорогу до дома орк миновал бегом.

— Ну, как всё прошло? Как дела в Эдорасе, Саруман? Было что-нибудь «любопытное», а?

— Совершенно ничего. Как мне и доложили, обычная рутина: пара сломанных костей, два-три нарыва, свищи, грыжи, гнилые зубы… Никаких интересных случаев. Я просто ждал, пока просохнут дороги. — Саруман по-прежнему задумчиво смотрел на огонь в камине, кроша в пальцах мягкий комочек сажи. Небрежно оглянулся на Гэджа. — Ну, а у тебя как дела, дружище? Как житьё-бытьё, что поделывал на досуге?

— Сейчас расскажу. Верней, покажу. — Орк, должно быть, с нетерпением ждал этого вопроса. Явно волнуясь — то был трепет ученика, ожидающего от учителя оценки за самостоятельно выполненную работу, — он запустил руку в сумку, лежащую у его ног и, выудив маленький стеклянный флакончик с широким горлышком, вручил посудинку Саруману. Волшебник, приподняв брови, аккуратно снял плотно прилаженную крышку, заглянул внутрь.

— Гм. Мазь для лечения воспаленных суставов, надо полагать?

— Ага, она самая. — Орк так усердно старался напустить на себя безучастный вид, что только слепой бы не заметил, как важно для него услышать мнение учителя о состряпанном снадобье. — Ты как-то сказал, что у тебя этой мази осталось совсем немного, вот я и решил, ну… пополнить запас.

— Понятно. — Саруман внимательно рассмотрел содержимое флакончика на свет: оно было темное, зеленоватого оттенка, с отчетливым глянцевым блеском, — растер немного мази на пальце, потом поднял глаза на ученика. Гэндальф не заметил в лице Белого мага каких-либо значительных изменений, но радостное ожидание, в котором до сих пор пребывал Гэдж, явно покинуло орка, он как-то обеспокоенно прикусил губу.

— И много ты настряпал этой мази, дружище? — спокойно поинтересовался Саруман.

— Ну… вообще-то целый котелок. Что-то не так?

— Ты все сделал по рецепту?

— Конечно.

— Но при этом добавил в состав карролановое масло.

— Ну… да.

— Любопытная задумка. А зачем?

— Чтобы смесь не обжигала кожу… Ты же сам говорил, что карролан обладает смягчающим действием, и его наносят на воспаленный сустав перед тем, как использовать мазь…

— Верно, так оно и есть. Но карролан никогда не добавляют непосредственно при приготовлении смеси… видишь ли, это масло обладает отвратительной способностью вступать в медленную реакцию с муравьиным спиртом, в результате чего постепенно сворачивается, как прокисающее молоко. Посмотри — уже сейчас мазь выглядит неоднородной и крупитчатой, а через неделю, боюсь, и вовсе станет похожа на высохший творог.

— Понятно. — Орк, не поднимая головы, яростно ковырял ссадину на пальце. На его темной коже это было не слишком заметно, но Гэндальф мог бы поклясться, что его щеки и кончики ушей залились краской. — Значит, эту смесь я… того… ну, загубил? Не надо было мне лезть со своими дурацкими идеями…

Саруман щелкнул пальцами.

— Никогда не ошибаются только трупы и необратимые паралитики. В них, видишь ли, просто не просыпается изыскательский интерес.

— Я хотел, как лучше.

— Отрицательный результат — это тоже результат.

— Угу.

— Пустое, Гэдж, не бери в голову… лучше поведай мне о другом.

— О чем поведать?

— О том, где ты пропадал сегодня весь день — вот о чем. Ты опять выходил из долины в степь, верно?

— Я… из долины… с чего ты взял? — Проницательность учителя явно застала Гэджа врасплох. По-прежнему разглядывая свои руки, он небрежно пожал плечами, но все-таки недостаточно небрежно: Гэндальф заметил, как он вздрогнул. — Я просто, ну… бродил по окрестностям…

— На твоих сапогах желтая глина — такая встречается на берегах Изена только возле выхода из долины, — негромко оборвал его Саруман. — Гэдж! Я все равно так или иначе тебя уличу, поэтому не пытайся лишний раз солгать… по крайней мере, мне.

— Угу. А другим? — буркнул Гэдж. Он говорил совсем тихо, в нос, но Саруман все же услышал его.

— Другим? Я не запрещаю тебе лгать другим — но запомни: если человек обретает репутацию лжеца, он может считать, что онемел, ибо люди не прислушиваются к завыванию ветра… Итак, попробуем еще раз: ты сегодня выходил из Нан-Курунир?

Орк, пристыженный, неохотно разлепил губы:

— Я только хотел…

Белый маг устало улыбнулся:

— Несмотря на то, что я запретил тебе приближаться к Роханским степям? По-твоему, я из простого самодурства запрещаю тебе выходить из долины Изенгарда, а, Гэдж?

Гэдж по-прежнему не поднимал головы. Щеки его и шея стали совсем пунцовыми, а пальцы, наоборот, побелели — так крепко и судорожно он стиснул в руках горловину злосчастной сумки.

— Да там никого не было, — едва слышно пробормотал он, явно адресуясь к своим ладоням, — кроме стада коров.

— Очень этому рад, — сухо откликнулся Саруман. — Возможно, именно поэтому я и вижу тебя сейчас живым, целым и невредимым.

— Да что со мной может случиться? Я не делаю ничего дурного.

— Ты — орк.

— Это плохо?

— С точки зрения жителей Рохана — да. Люди, видишь ли, не любят таких, как ты… очень не любят, я говорил тебе об этом не один раз. И я не хочу, чтобы ты влип в какую-нибудь скверную историю, Гэдж. Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь… дурное. Поэтому, я думаю, тебе лучше не покидать стен крепости…

— Всю жизнь? — сдавленным голосом спросил Гэдж, глядя в сторону.

— Не покидать стен крепости без меня — вот что я хотел сказать. И еще: достаточно много людей живет в Изенгарде, и что-то я ни разу не слышал от них сетований на свою жизнь… а еще больше людей заплатили бы большую цену только за то, чтобы иметь возможность здесь поселиться, так что я не думаю, что тебе стоит очень уж жаловаться на судьбу, мой мальчик.

— Я и не жалуюсь, — буркнул Гэдж, — просто…

— Что? Тебе здесь тоскливо, наверное? Нечем заняться? Не хватает впечатлений? Надоел докучный зануда Саруман со своими глупыми поучениями?

— Ты же прекрасно знаешь, что нет.

— Тогда в чем дело?

— Ни в чем. — Орк поднялся, не глядя на учителя, подхватил с пола свою сумку. — Пойду… вымою сапоги.

— Не стоит сердиться на старого вздорного дурака за то, что он всего лишь беспокоится о тебе, Гэдж.

Орк сделал вид, что не расслышал; дверь за ним закрылась беззвучно. И контраст между тем Гэджем, радостным и оживленным, нетерпеливо вбежавшим в библиотеку, и этим, ушедшим в мрачной задумчивости, был настолько разителен, что Гэндальф не удержался: