Перекресток пяти теней

— Мой сиятельный господин.

— А как же твой милостивый бог? — фыркнул Некр, садясь на постели и обхватывая колени.

— Ни разу Он не являл мне Лика Своего, ты же…

Он же в последний раз чуть не прибил глупца. Отвратительное чувство, когда во сне тебя душат.

Послышался лязг металла — еще один смельчак все же решил рискнуть здоровьем и побеседовать с узником. Рыцари всегда проявляли безрассудность.

— Скройся с глаз, — велел Некр. Он не желал находиться рядом с этим человеком, которого так и подмывало обозвать гнидой, да кровососущую тварь обижать не хотелось.

С надсадным сипом отворился тяжелый засов, а затем в камеру вошел Роман.

— И на сколько же назначена казнь? — не скрывая ехидства в голосе, поинтересовался Некр вместо приветствия, полоснув по нему холодным взглядом, лишенным любых эмоций, даже презрения.

Тот не ответил, подошел вплотную, ухватил за плечи, легко ставя на ноги.

— И позволь узнать, для чего вы затеяли эту комедию? — кивнув в сторону безумца, поинтересовался Некр. — Пытались лишний раз убедить в скотстве людской природы? Так я тому давно не удивляюсь.

— Человечество… — начал Роман.

— Навоз!.. — прошипел Некр, но, взяв себя в руки, все же добавил: — В котором, однако, находятся жемчужины.

— Сиятельный господин мой… — донеслось из угла.

— Явно не такие, — сплюнув прямо на пол, сказал Некр. — На который же час назначена казнь?

Роман вздохнул:

— Это недоразумение, Некр. Кто-то случайно…

— Оставь!

Роман вернул ему перстень с аметистом и знак Гильдии — серебряного змея, кусающего собственный хвост, — символ вечности, возрождения и потустороннего. Подмывало спросить, кто же надоумил его спуститься в пещеры, но точно не сейчас. Когда-нибудь, возможно, обида в душе Некра немного уменьшится, и они снова сумеют нормально говорить.

— Даже так? — Некр приподнял бровь и скептически фыркнул. — Я свободен? Неужели? В Ордене кто-то сдох?

— Ты способен принести немало пользы этому миру, — сказал Роман, наверняка, повторял с чьих-то слов. Своих не нашел, олух! Впрочем, не Некру тревожиться из-за неумения рыцарей облекать в разговорную форму мысли.

— В переводе с пафосного на нормальный язык вы попросту испугались, — все-таки бросил он.

Роман указал на дверь. Некр уже направился к ней, но услышал:

— Сиятельный господин, как мне теперь жить?..

— Желать, но не жалеть. Душа не приемлет цепей и забвенья не ведает.

Роман покачал головой.

— Опасное напутствие, — заметил он, выпустив Некра и заперев дверь.

Некр пожал плечами.

— Этого тоже выпустите?

Роман невольно повторил его жест.

— Он — опасный безумец, — сказал Некр, однако Роман предпочел сменить тему.

— Ты не стал призывать дракона, — произнес он: не упрекнул, просто напомнил, — потому и обвинять тебя не в чем.

— Из-за тебя не стал, — ответил Некр.

— И я благодарен…

— Сказать, куда ты можешь засунуть свою благодарность? — зло поинтересовался Некр. — Такую мечту сломал, рыцарский выродок. Ненавижу, — и, не говоря более ни слова, направился дальше, сам отворил решетку-дверь и от души хлопнул ею напоследок.

Грохот вышел такой, что он сам подскочил: вначале в каменной кишке коридора с тусклыми факелами, развешанными по стенам роскошными гобеленами и коврами позднего советского периода, которым попросту неоткуда было здесь взяться, а затем проснувшись в собственной постели. Сев, он потер виски, покосился на часы, отсчитывающие пять часов вечера — самое время вставать, вот только не хотелось. Головная боль не спешила в него вгрызаться, знала, что он отпугнет ее парой мысленных усилий, маячила поблизости, злобно скалясь. А еще этот сон всегда снился к серьезным неприятностям. Незавершенные дела — отвратительны сами по себе, а Некр так и не выяснил в подробностях, что же тогда произошло.

Он миновал замковый двор, направляясь к воротам, когда его догнал Алексей. Некр на него грозно рыкнул — вероятно, и дракон не сумел бы лучше, — однако рыцарь отступать не захотел и принялся говорить скороговоркой. И чем дольше говорил, тем меньше хотелось сотворить с ним что-нибудь, плохо сказывающееся на здоровье. Подозрения Алексея практически полностью сходились с его собственными. Рыцарь ярился, говорил, будто никто из магистров не смел посылать Романа куда-либо, не поставив его в известность. К тому же об истории с инициацией знали многие, из этого не делали тайну. И, разумеется, Алексей не говорил этого прямо, но Некр прекрасно умел слышать между слов: в Ордене зрел заговор, если не измена.

Он тогда посоветовал рыцарю успокоиться и больше внимания уделить Роману, а то юноша превращается в необразованного детину. Помнится, когда-то он обладал гибким умом и склонностью к наукам, а не к тупому маханию мечом. Алексей огрызнулся: дескать, он воин, а не книжный червь. На том и разошлись.

Некр до сих пор жалел о том, что не позвал рыцаря с собой, не поговорил с ним серьезно, не выяснил все досконально и не узнал, кого именно тот подозревал. Не прошло месяца, как Алексей вызвал на бой кого-то из магистров и погиб. Некр мог бы допросить тело, но вряд ли это возможно, если осталась лишь горсть пепла, да и ту развеял ветер, а душу не столь легко призвать к ответу, для этого необходима связь по крови или помыслам. С Романом у Некра имелась и первая и вторая, а вот с Алексеем он скорее враждовал. Имя магистра так и осталось невыясненным: в Ордене не существовало запретов на поединки, в том числе и смертельные, однако если бой связывал неравных по положению и власти рыцарей, их имена хранили в тайне. Только погибшего называли, дабы не допустить кривотолков.

История закончилась ничем, приведя к неприятным последствиям через несколько столетий. И каждый раз, когда Некру снился призыв, случалось нечто очень нехорошее и запутанное.