Перекресток пяти теней

Глава 13

Обычно, рабочее время Женьки заканчивалось ближе к полуночи, после чего он с чистой совестью шел домой отсыпаться. Однако сегодня Эд решил его задержать: поил вином до двух часов ночи, а потом отправил отдыхать в подсобку. Помещение без окон, со стенами, выкрашенными светло-бежевой краской, выглядело на удивление уютно, несмотря на ряды коробок, сваленных у противоположной от входа стены. В углу стоял шкаф с книгами и тумбочка, в которой лежало одеяло и подушка. Широкий и длинный диван, покрытый шерстяным пледом в белую и серую клетку, казался удобным. Здесь было тихо, но Женька терпеть не мог спать на новом месте. Он и к собственной квартире привыкал где-то с неделю, вскакивая от любого постороннего шума за окном.

И все потому, что один настырный вепрь счел источником всех своих бед именно Женьку. Сначала Григорий демонстративно гулял в кабаньем обличии у входа, затем ему надоело и, став человеком, он вытащил из-за пояса пистолет, помахал им перед камерой и, гордо выпятив грудь и опасно выставив челюсть, ушел в ночь.

— Только бы не пристрелил кого-нибудь, — пробормотал Женька.

— Ничего-ничего, — сказал Эд и похлопал его по плечу. — Чем метаморф агрессивнее, тем тупее. У него сейчас мозгов не хватит к случайному прохожему прицепиться, только о тебе думать будет, представляя, как на клыки насадит и копытами забьет.

Женька поежился, представив:

— Спасибо, напарник, утешил.

— На здоровье, — фыркнул Эд.

— Гриша у нас отходчивый, — просипел Щукр. — Пересидеть только нужно.

И Женька ушел пересиживать, уверенный в том, что на новом месте не сомкнет глаз. Вошел, покосился на книжный шкаф — если с бессонницей не справится, наверняка отыщет что-нибудь любопытное — присел на диван и провалился в сон, полный синего неба, хлопанья крыльев и соколиного клекота, почему-то воспринимавшегося смехом.

Проснулся он в пять утра, причем отдохнувшим и бодрым. Рань несусветная, но раз взглянув на часы, закрыть глаза снова он не смог. Тело было бодрым и легким, требовало действий; месть свиньи-переростка не беспокоила, и море казалось по колено.

К городу медленно подкрадывалось утро. Уходила на мягких кошачьих лапах ночь. Выползали из подъездов зевающие собачники вместе со своими питомцами; проносились машины по пока свободным шоссе. Вряд ли кабан решился бы напасть на него в светлое время суток. Он, вероятно, дрых дома без задних ног.

— Растет… растет город, — звонкий девичий голосок он услышал, еще не добравшись до входа и хлебосольного стола с пузатым самоваром и конфетами (от завтрака Женька сейчас не отказался бы). — Казалось, лишь вчера деревенька стояла небольшая: и полусотни дворов не набралось бы, вокруг леса шумели да протекала река. А вот, гляди ж, и река уже охвачена каменными берегами, и леса стоят притихшие да смирные. Коли обитает в них леший, очень редко безобразничает и кругами водит, вряд ли обращает внимания на людишек неучтивых, поскольку разумеет: не они в гостях у него, а наоборот.

Белка сидела на стуле и, прихлебывая чай из большой красной в белый горох кружки, рассказывала Ксении сказку. Девочка привычно устроилась на коленях у Эда, болтала ногами, но слушала внимательно, не перебивая, улыбаясь лишь глазами и уголками губ: знаю, мол, знаю.

— И не осталось более ничего от прошлых времен, разве только кто-то вдруг споткнется на ровном месте или вздрогнет от чьего-то холодного прикосновения — значит, по плохому месту прошел. Или вот метро. Замечала, как удивительно течет в нем время? То проносится мимо, задевая вскользь крылом, а то тянется едва-едва?

Ксения кивнула.

— То тоже места потаенные.

— Знаю. Мне папка рассказывал, — кивнула Ксения, подняла взгляд и, увидев Женьку, заулыбалась уже по-настоящему. — Привет, человечек! — и, указав на него пальцем, сказала Белке: — Жека не прост, очень непрост. Это я о нем говорила.

Эд демонстративно посмотрел на потолок и тяжело вздохнул, проворчав:

— Сплетница малолетняя.

Ксения хихикнула.

— Чего в такую рань вскочил? Не спится? — поприветствовал он Женьку.

— Выспался. В жизни не спал лучше, — ответил тот, присаживаясь к столу. — Впервые за последний месяц.

— Тоже мне очевидное невероятное, — хмыкнула Ксения. — Ты ж один из нас, хотя пока сам этого не понял. Конечно, тебе здесь нравится. И то лишь первая ночь, в следующие еще лучше будет, — предрекла она.

— Держи бутербродик, герой, — улыбнулась Белка, протягивая ему тарелочку.

Отказываться Женька не стал, съел и попросил еще. Кажется, он в жизни не ел ничего вкуснее этих бутербродов, хотя состояли они из обыкновенного куска хлеба и дешевой докторской колбасы.

— Спасибо, — поблагодарил он и, похоже, тем самым дал повод для просьбы.

— Ты не обижайся на Гришу, ладно? — пряча взгляд произнесла Белка. — Он не злой, просто…

— Хорошо, — пожав плечами, пообещал Женька, хотя был не согласен. Кабан ему не нравился, а вот Белка — очень.

— Отлично! — она тотчас же заулыбалась и весело ему подмигнула.

— Ты сейчас домой или обождешь еще немного? — спросил Эд, когда с завтраком было покончено, а Белка с Ксенией унеслись в бассейн, нисколько не опасаясь присутствия в нем русалок — те с наступлением утра никого не топили, зато разбивались по тройкам и устраивали состязания в синхронном плавании. Поглазеть и назвать победителя приглашались все желающие.

— На улице рассвело. Что со мной стрясется при свете солнца?

Эд неопределенно повел рукой и заметил:

— Сверхи света не боятся.

— Ты предлагаешь поселиться в подсобке?

— А что? — хмыкнул старик: — Тепло, светло, всегда сыт. А квартиру сдавать будешь — лишних средств не бывает. Чем плохо?

— Всем хорошо, — покивал Женька, — только я не нахлебник.

— Ну-ну… — фыркнул Эд.

Женька вздохнул, справился с неловкостью и признался:

— У человека должна быть личная жизнь и угол, в который можно забиться и провести наедине с самим собой хотя бы несколько часов. А тут…

— Щукры в стенах гуляют, — подсказал Эд и рассмеялся.

Одновременно Женька видел порядка трех потусторонних помощников, но полагал, что обитало их здесь намного больше. Щукр являлся одним существом, занимавшим одновременно несколько тел, или несколько тел, объединенных единым разум, — суть от формулировки не менялась.

— Гриша дебошир и хулиган, но в душе добрый, — приняв довод к сведению, сообщил Эд. — Вспыльчив, но отходчив. Вы еще с ним мировую пить будете, вот увидишь.

— Чур меня! — выпалил Женька. — Я к этому психу не по работе на пушечный выстрел не приближусь.

— Нервный, — согласился Эд. — Да только ты найди спокойного метаморфа. В прошлом у него — а прожил он немало — только пара драк и нанесение легких физических повреждений кому-то из рыцарей. Тот идиот любимый рыжий мозоль отдавил: за Белкой приударил.

— Только не говори, что этот роман с преследованием уже больше века длится! — опешил Женька.

— Не хочешь — не буду, — сказал Эд и злорадно улыбнулся, — но вообще-то тебе стоит хорошенько разобраться в психологии метаморфов. Они люди, конечно, но и звери наполовину. И действительно ли то половина или перевешивает временами — никто не разберет, даже психиатр. Кстати, каждый метаморф склонен к шизофрении. Ясно почему?

Женька кивнул.

— Инстинкты — они такие, — продолжал Эд, — так или иначе, а проявляться будут, коли шерстью обрастаешь. Потому большинство метаморфов предпочитают перекидываться в какого-нибудь одного зверя: не хотят страдать от разности восприятий и еще сильнее дробить собственную личность. А что касается Катьки, то своей человеческой половиной она понимает необходимость отвадить назойливого кавалера любыми способами, а иной, животной, обожает, когда ее ревнуют к каждому столбу, и лишаться Гриши не желает. Если перед ней встанет выбор, то предпочтет она его, никак не тебя. С тобой она быстро взбесится без привычной дозы эмоций и адреналина.

— Слегка обидно, но я учту, — пообещал Женька.

— Учти-учти, — сипло провыл Щукр.

— Эд, а ты ведь здесь всех знаешь? — решился задать со вчера мучивший его вопрос Женька.

— Такова наша с тобой работа, внучок, — всех знать, — сказал тот наставительно, наливая себе еще чая. — А что? Некая суккуб из кордебалета украла твое сердце?

Женька вздохнул. Не то, чтобы именно украла, но похоже на то.

— Скорее нагрубила.

— Не будь мелочным, — посоветовал Щукр.

— Я ведь не мстить ей собрался!

— Опиши, — расчесав усы, предложил Эд.

— Очень красивая, но не ведьма и не метаморфесса. От них огнем веет, а от нее — скорее, холодом.

— Лед тоже умеет обжигать, — заметил Эд, — а от сильного обморожения тело чернеет, словно от ожога.

— Синий взгляд и похожего оттенка волосы, только светлее. Хотя… не знаю, она сидела в синем зале, — засомневался Женька.

— Пила голубой мартини, — дополнил Эд.

— Блю кюрасао.

— Знаю. Отчего бы не знать? — Эд пожал плечом и произнес: — Дарителла. Второй некромант Гильдии.

Женька сглотнул вязкий ком, вставший в горле, и закашлялся. Ему хотелось ругаться — грязно и громко. Но Ксения могла находиться поблизости: запомнит же сразу, потом с ее родителями объясняться придется. Голову тотчас заполонили тысячи вопросов, но Женька отмел их один за другим. «Сколько же ей лет?!» — неважно совершенно. «Захочет ли она снова его видеть?» — разумеется, нет. Она ведь просто желала взглянуть на человечка, спасенного Некром. «Возможна ли их новая встреча?» — случайности в этом мире нередки. «А удастся ли с ней познакомиться ближе?» — ну иди, потренируйся сначала на наследной принцессе какой-нибудь страны. Только второй по силе некромант — не привычная к роскоши и определенному кругу общения девица. У Дарителлы и ума побольше и вряд ли она вообще заинтересована в романтических встречах. «И какое же красивое имя! Неужели в повседневном общении представляется Дашей?»

— Тогда понятно, — проронил Женька. — Ее интересовало, отчего Некр обратил на меня внимание.

— И как ты ей? — полюбопытствовал Эд.

Женька неопределенно повел плечом и проронил:

— Кто ж ее знает?..

Снова расчесав усы, Эд хмыкнул и посоветовал:

— А ты не расстраивайся. Все образуется. Некромантам, знаешь ли, ничего человеческое не чуждо.

«Хорошо было бы, да не верится», — Женька вздохнул и протянул старику руку. — Ладно. Пойду.

…Утро утратило часть своего очарования, но дышать полной грудью и гулять не расхотелось. Женька решил пройти до дома пешком — минут сорок, можно срезать через парк — не так уж и далеко, к тому же погода откровенно радовала.

Синело небо, пели птицы. Перелетая с куста на куст, копошились в ветвях воробьи. По асфальтовым дорожкам прогуливались жирные сизые голуби. Иронично и презрительно наблюдала за ними крупная серая ворона, расположившаяся на спинке лавочки, традиционно выкрашенной в темно-зеленый цвет. Женьку она тоже проводила взглядом и, каркнув, взвилась ввысь.

В столь ранний час людей в парке не было, и Женька откровенно радовался этому. К суматошному ритму Москвы он относился как к неизбежному злу. В столице жило около двадцати миллионов человек, понятное дело, конкурировали за личное пространство и встречали друг друга отнюдь не улыбками. Иногда очень хотелось отдохнуть от непрекращающейся людской толпы, с которой хочешь-не хочешь, но вынужден сосуществовать.