Кровавый рассвет

– Любовь? Ненависть? Я не знаю ничего подобного. Это слишком человеческие понятия для моей природы. Но я знаю одно, есть чувство, которое меня разрушает. Оно же разрушает и тебя.

Как и положено, с первыми лучами рассвета, только искрящимися еще где-то вдали, часы начали обивать какой-то особый ритм. Вот он их истинный звук, похожий на оглушающую трель. Ровно столько ударов, сколько насчитано за столетия, а не за двенадцать часов. Когда они прекратят бой, он умрет. Он, а не она… Странно, но в этот раз ему вовсе не показалось, что их тиканье похоже на тихий смех. Больше походило на погребальный звон. Роковой отсчет. Не ухмыляющийся рот циферблата, не насмешка. Фердинанд чуть не задохнулся. Все уже решено.

Она или он? Бог или дьявол? Добро или зло? Но грани между всем этим, как будто уже и не было.

Николетт оказалась рядом мгновенно, он даже не успел проследить ее движение. Красивая ангельская рука сдавила его пальцы и заставила оторвать лезвие от горла. У него не хватило сил, чтобы сопротивляться ей. Человек просто не мог справиться с подобным созданием.

Всего на миг ему показалось, что за ее спиной вздрогнули крылья. Где-то далеко пробили адские часы, а казалось прямо над ними. И окровавленная ангельская рука направила его нож себе в сердце.

Пальцы ангела сдавили его пальцы, не давая отвести руку. Ее кровь его обжигала. Алые капли, касаясь кожи, сдирали и жгли ее, разжигая плоть подобно ртути. Все решает миг. Красивый ангел будто хотел умереть за миг до того, как сольется со своей темной половиной. Николетт все решила за них обоих. Или это сделало древнее небесное начало, проснувшиеся в ней.

– Смелее, – подбодрила она, слегка надавив пальцами на его руку, сжимавшую нож. – Всего один удар. Прояви, наконец, решительность, которую все от тебя так ожидали, и которой он сам от себя теперь не ожидал. Ему показалось, что в суровом ангельском голосе промелькнула жестокая насмешка, но он плакал. Слезы текли по лицу, несдерживаемые и неконтролируемые, как соленый водный поток. Он чувствовал, что может ослепнуть от них. Но это его не пугало. Зачем сохранять зрение, если не сможешь больше увидеть лица ангела перед собой. Если оно просто перестанет существовать. Как иллюзия. Та ночь была лишь иллюзией, так говорит Николетт, но слезы не иллюзия, нож в его руке не иллюзия, и не иллюзия тоже, что даже сквозь пелену слез лицо ангела перед ним вовсе не кажется ему призрачным и размытым. Она здесь, как будто одна из статуй собора ожила и заговорила с ним. Ее поведение всегда было холодным, как у статуи. А ведь сдержанным должен был быть он, как сейчас он должен быть сильным, но рука дрожала в цепкой хватке ее мраморных пальцев. Это Николетт контролировала нож, а не он. Он просто плакал. Слезы Иуды, так бы она сказала. Так без слов говорили ее глаза, не обвиняя, но чуть высокомерно. Она смотрела на него, будто на насекомое. Чего еще можно ждать от человека, слабого и недалекого? Человек всегда может быть только предателем. Она назвала его Иудой, но он не готов был предать.

– Как мне жить без тебя? – это должна была быть не тихая фраза, а истошный вопль мечущийся души, но ее заглушили слезы.

– Никак, – голос Николетт по-прежнему был спокоен, поражающе безразличен, ответ прост. – Жизнь – иллюзия, как и я.

И ее пальцы надавили на его руку сильнее, еще больше приблизили нож. Она не просто помогала ему, она направляла его. Он не смог бы ударить, но она приняла решение за них обоих. Она не сжимала нож, но направляла руку держащую его. И таким образом это не было самоубийство, во всяком случае, это было совсем не похоже на ту жуткую сцену, которая промелькнула в его мозгу и буквально раздавила сознание. Хотя это было лишнее. Он и так знал, какова его судьба. Его предначертание. Он сам разрушал себя, отнимая у себя иллюзию жизни. После этого оставалось только умереть.

Сейчас раздастся последний удар сверхъестественных часов. Золотые стрелки сошлись. Нож вошел в тело ангела, и раздал крик темного существа. Оно выло и скребло когтями где-то в глубинах мироздания, а казалось, что его истошный вопль разносится над всем миром. Часы били. Но уже было поздно. Николетт опередила рок. Она решила за всех.

Феб смотрел из-за угла и не мог поверить своим глазам. Красивый юноша в монашеской рясе истошно плакал и вопил над телом мертвого ангела. Он оглаживал руками ее лицо, целовал уже мертвые губы. И боже, как оно было прекрасно… это мертвое существо с крыльями и прядями, настолько яркого цвета, что казалось, можно было срезать их и продать, как настоящее золото. Он никогда не забудет этот восхитительный труп, потому что ничего более поразительного он в своей жизни не видел.

После не так давно проведенных втайне опытов он и сам становился теперь сверхъестественным существом. На его пальцах стали отрастать когти, он научился понимать язык нечисти и чувствовал в себе пробуждение силы. Вот и сейчас ему удалось обмануть всех и проникнуть в обитель. Он рассчитал путем изматывающих вычислений, что сегодня тот самый день, когда можно будет увидеть миг ее величия, преклонить перед ней колени и попросить о милости. Если бы он застал ее в этот миг первым, то она бы ему не отказала. Но он застал только ее труп.

Возможно, если приложиться к нему губами сейчас, когда от момента смерти ее отделяют лишь мгновения, то можно перенять часть ее силы или призвать ее душу назад, но он не смел мешать рыдающему юноше. Он понимал, что потерянная любовь этот очень больно. Нужно проявлять деликатность по отношению к тому, кто пострадал больше тебя.

Внизу под лестницей из-за милости Николетт все еще сражались два предателя своего ордена. Феб знал их по именам. Бартоломео и Лоренцо. Кажется, один из них успел убить другого. А он все смотрел на поразительно красивое тело с черными крыльями, распростертое на полу собора. Есть только одно место, где убивают и воскрешают ангелов – Собор Грома, но сейчас это происходило не там. Тело не рассыпалось пеплом, но и не оживало. Юноша перепачкался в ее обжигающей крови, но сверхъестественным существом так и не стал.

Как он плакал!

Феб помнил, как однажды давно метался и рыдал точно так же. А прошлой ночью он следил за Николетт, убивающей жертв, и не мог насмотреться на нее, хоть и рисковал жизнью. Жаль, что он не набрался смелости и не подошел к ней тогда.

– Не смотри так пристально, ты ослепнешь, если будешь так долго на нее смотреть, – шепнул ему надоедливый голос бестелесного создания, с которым он когда-то вступал в контакт на спиритическом сеансе. Феб отмахнулся от него, как он мухи. Он смотрел уже достаточно для того, чтобы потерять зрение. В глазах действительно щипало.

За его спиной вырос брат Лоренцо – монах с перебинтованными стигматами. От него разило запахом разлагающейся плоти. Заметив тело ангела, он тут же сообразил свою выгоду и покрепче сжал стилет, которым только что убил.

– Нужно вскрыть и выпотрошить ее, пока ее внутренности обладают еще хоть какой-то целебной силой. Ты поможешь мне мальчик?

Он явно искал глупого помощника, который обожжется в ангельской крови раньше него. Феб пренебрежительно хмыкнул.

– Кому кроме вас мечтать об исцелении?

Лоренцо угрюмо глянул на бинты на зудящих ранах. Хотел их снять, но не посмел. Ее кровь могла, как исцелить, так и отравить. Он сомневался и боялся.

– Я вам не позволю, – охладил его сомнения Феб.

– А что ты можешь сделать?

– Ничего, – Феб перехватил его больную руку, проявив только что зародившуюся хватку потустороннего создания. – И в то же время все!

Лоренцо заметил адский огонь в его глазах, отражение бездны и сверхъестественных инстинктов. Он все понял и предпочел сбежать. Феб надеялся, что он сломит шею раньше, чем добежит до конца лестницы. Наверное, так и произойдет. Потому что каждый, кто посягнул на нее, погибает сам.

Так завелось с начала времен. Феб не чувствовал сожаления. Разве только о юноше, который все еще прижимал ее к себе так, будто этим мог оживить. Если она оживет, то не сейчас. Не через одно столетие…

Всё было решено и для него в том числе. Нож остался в теле ангела, но перед ним за краями балюстрады синело море. Там внизу острые камни. А у него как раз нет крыльев. И шагнув вниз, он будет думать только об одном, как это хорошо, что крыльев у него все-таки нет. Будь он подобен ей и не смог бы решить все так просто.

Над разбитым внизу трупом будет смеяться каменная горгулья вверху, где он до этого стоял. Во всяком случае, существо подобное ей: сгорбленное и с крыльями. Черное существо. И это только казалось, что оно смеется. На самом деле оно смотрело вниз с равнодушием, вечным и непоколебимым, как оно само.