Кровавый рассвет

Черный идол

Она была похожа на мадонну, выбитую из черного камня прямо в нише, подобно кариатиде. Если бы случайные прохожие видели ее, то они бы приносили ей лилии, несмотря на то, что она черна. Но глаза на потусторонний мир открывались далеко не у всех.

И все же скульптура была хорошо видна. Красота чернее ночи притягивала, как магнитом. Когда-то это создание с черной кожей и гибким телом было царицей Египта. Теперь оно было мертво. Но Николетт стоило лишь позвать, чтобы мертвые пришли служить ей.

И она позвала:

– Алайя!

И тут же черная гибкая тень, будто танцуя, задвигалась по поместью. Николетт видела существо с черной шелковистой кожей, красивым, хоть и немного пугающим лицом, роскошными волосами.

Николетт даже еще не отдала приказы, а все уже было исполнено. Ванна, полная крови, ждала, ее в окружении зажженных свечей. Черные пальцы расставляли свечи по мраморным краям, чтобы согреть кровь. Николетт погрузилась в ванну прямо с крыльями. Кровь была теплой. Лицо Алайи с черной кожей и пустыми белками глаз наклонилось рядом. Роскошные волосы царицы волной шевельнулись над ванной. Они были подобны массе тьмы. Ее черные пальцы заскользили по плечам Николетт. Мертвые всегда хотели прикоснуться к ангелу, но они были вызваны всего лишь служить.

И все же Николетт чуть было не ответила на прикосновение. Она уже повернулась к призрачной царице и хотела поцеловать ее в щеку, но тут в голове, будто ослепительная вспышка, мелькнуло лицо. Лицо того юноши, который был избран ее убить. Поцеловать кого-то другого как будто значило его предать. Разум блуждал в туннелях чужого сознания. Николетт видела боль и ранимость этого юноши, его чистое лицо, его непоколебимую волю, его боль. Видела, как его губы прижимаются к мраморным губам статуи ангела с ее лицом.

Николетт широко раскрыла глаза, но картинка всё еще была такой реальной. Она быстро нырнула в ванну и отплыла от края, и лишь потом обернулась на Алайю.

Чернокожая царица казалась всего лишь частью тьмы.

– Пойди, принеси мне еще крови! – Николетт велела это просто так, но она знала, что Алайя соберет для нее целый кровавый дождь. Мертвые любили ее и почитали. Мертвые преданно служили ей. Нужно было только позвать, и они приходили. Стоило только попросить, и они забирали ее врагов с собой на тот свет. Но Николетт не любила просить. Она хотела убивать сама. В последнее время она весьма в этом преуспела.

Она немного проплыла вперед по кровавой ванне. Свечи вокруг давали тепло. Кровь не остывала. Расставленные прямо на бортах ванны, они окружали ее и казались в темноте бродячими огоньками вокруг кровавого озера.

Николетт нравилось тепло, исходившее от огня. Огонь это как будто часть ее самой. Точно так же, как он является частью любого дракона. Дракон зародился внутри нее и становился все яростнее.

Она велела Брету рассадить по пикам головы, что она принесла с собой. Ей казалось, что он побрезгует таким заданием, но он выполнил его, как почетный приказ. Теперь каждый колышек частокола у поместья венчала голова ее врага.

Брет как будто стал ближе и красивее с тех пор, как приобщился к ее таинствам. Николетт чувствовала себя в полной мере его хозяйкой. Она могла гордиться им. Он был прекрасен: его темные волосы по плечи, приятное мужское лицо, красивое тело, мягкие очертания губ. Он был похож на темного принца, желанного для всех, кто его увидит. Но владела им только она. Достаточно иметь одну такую игрушку, как он, чтобы чувствовать себя счастливой. Зачем думать о ком-то еще?

Она выдула легкую струйку огня, чтобы согреть остывающую ванну. Пламя змейкой пронеслось над кровавой массой и немного растопило ее. Человеческая кровь остывает так быстро, впрочем, как и само тело людей, так зависящее от перемены температур в воздухе. Им не хватает огня внутри. У нее этот огонь был. Вполне достаточно для того, чтобы почувствовать себя драконом или джинном. И те, и другие произошли от падших ангелов. И те, и другие должны были подчиняться ей.

В воздухе все еще висело присутствие Алайи, подобно черному флеру. Когда-то давно в Египте они были подругами. Та эпоха давно прошла. Умершая царица напоминала фигуру, сделанную из черной слоновой кости, с волосами до пят темнее ночи и замысловатыми украшениями, вынесенными из гробницы и как будто давно ставшими частью ее черного тела. Алайя обладала удивительной грацией, присущей любому вампиру, спустя столетия вышедшему из склепа. Сейчас она бродила по ночному городу, раздирая изящными пальцами горло жертв и собирая кровь. Ее привлекали случайные прохожие, нечасто конкретные жертвы. Всё зависело от желания Николетт.

Кровь в ванной вдруг начала закипать и пузыриться, как лава. Человеку это обожгло бы кожу, но ей стало приятно. Она любила огонь и жар. Но кто это сделал?

Николетт повернула голову и не подала вида, что удивлена. В темноте стоял он, сам почти неотличимый от тьмы. Выходит, иногда даже он покидает свое святилище. Она привыкла видеть его только в его древнем храме и чаще всего в облике неподвижного истукана. Сейчас он был подвижным и живым. Громадные крылья овевали пустоту. Глаза горели красным. Он – ее отражение. Только жуткое. Николетт отвернулась, вспомнив об этом.

– Я иду по списку, – как бы невзначай заметила она. – Убиваю всех, кто хотя бы высказался обо мне неуважительно.

– О нас! – веско поправил он. Кажется, его задело то, что она разделила его и себя. Они ведь две части некогда разбитого целого, и им еще предстоит соединиться.

– А есть ли ты? – поддела его она. – Или мне это только кажется? Помню, тогда в раю зло существовало только в моем воображении, пока не стало осязаемым.

– Это был я, а не ты.

– Это были мы, – с издевкой поправила Николетт. – Ты сам говорил, что я никогда не была отдельной от тебя, пока ты не пал и твою красоту не отняли. Вот тогда появилась я. Вернее, я осталась, а черное зло отделилось от меня. Не было ли оно с самого начала чем-то привнесенным извне? Не был ли ты мне чужим, отец?

Последнее слово она выдавила с сарказмом, будто плевок. Он не был ей отцом в буквальном смысле, но так было принято обращаться к тому, кто создал тебя, например, к богу, а в данном случае к дьяволу.

– Ты сам все запутал, но я есть я, и я чувствую себя более чем самостоятельной.

Это был вызов. Она ощутила его рядом, прямо за своей спиной. Несколько свечей погасли. Черный коготь коснулся ее щеки, но не поранил, а только погладил. Зачем уродовать лицо, которое считаешь своим собственным. Николетт давно уже изучила все его слабости и научилась на них играть.

Она резко отплыла от него. Кровь из ванны плеснулась на свечи и погасила их, но они тут же вспыхнули снова поочередно, одна за дугой, будто готовясь к какому-то страшному празднику.

– Пока что за нас обоих сражаюсь только я, – напомнила она.

– Тебе осталось недолго, – его голос напоминал эхо. – До того, как у меня снова появиться силы. Достаточные силы для того, чтобы сокрушить всех.

Скоро ли рассвет? Николетт вспомнила о том, что должно быть с ужасающей ясностью. Что если после этого момента она перестанет быть собой? Что если…

Ее взгляд устремился на закрытые двери. Создалось ощущение, будто в щель в двери кто-то следит. У этой двери не было глазка, только замочная скважина. В нее словно уставился чей-то глаз.

– Там кто-то есть, – Николетт напряглась. – Кто-то нас видит…

Несмотря на все заклятия, хотелось добавить ей, но крылатое существо рядом не реагировало. Зато на краю ванны среди свечей остался лежать один блестящий предмет – сердоликовая булавка из роскошных волос Алайи. Случайно или намеренно царица оставила ее здесь? Наверняка, острие булавки смазано особым ядовитым раствором. Молниеносным движением руки Николетт схватила булавку и метнула ровно в цель. Булавка легко прошла сквозь замочную скважину, лишь слегка оцарапал головку, и за дверью раздался чей-то крик.

– Видишь, – Николетт обратилась к темному силуэту над ванной. – Нет щели между мирами, есть только замочная скважина.

Значит, кто-то забрел в поместье. Такое случается иногда. Встречаются люди, которые что-то видят. Что-то такое, чего не видит никто кроме них. Таким людям надо быть осторожнее. Николетт небрежно откинулась в ванной, пропуская кровь между пальцев, будто выдавливая ее из мочалки.

Она не сомневалась, что булавка прошла сквозь глаз и задела мозг. Кто-то умрет. А пришедшая после охоты Алайя принесет ей его голову.