Кровавый рассвет

Фердинанд ушел даже, не попрощавшись. Все религиозные люди так горды своим призванием, что, напрочь, забывают о приличиях и хороших манерах. В этом они все, как один. Хоть все поколения семейства Родриго и делали щедрые пожертвования на церкви и монастыри, а вежливого священнослужителя он еще ни разу не встречал. В них не видно смирения, только невыразимая гордость от того, что они со своими одним им ведомыми призваниями, стоят выше толпы людской. Призвание Фердинанда, скорее всего, его убьет. Нужно было бы оставить его в покое. Но Родриго почему-то не мог.

Улицы изменились. Сейчас была поздняя ночь, и она точно не была праздничной, но ощущение было такое, будто толпы горожан вокруг что-то празднуют. Он вышел из темных кварталов на небольшую площадь, где собрались жонглеры и акробаты, факельщики и мимы. И это в столь поздний час. Не кажется ли ему? Вдруг это опять шутки врагов рода человеческого, чьи жуткие тела тоже мелькают на покатых крышах и в толпе, возможно видимые ему одному. Он заметил, как их когти тянуться к кошелькам и украшениям людей. На плече какой-то разодетой дамы, которая шла в сопровождении лакеев, уже сидело такое существо. Она его даже не замечала, но его, видимо, привлекли ее драгоценности, заманчиво сверкавшие под воротом накидки. Похоже, в скором времени она останется без них. Ловкие черные когти уже доставали серьги из ее ушей.

Фердинанд счел своим долгом предупредить ее о готовящемся грабеже, но рассмотрел в свете факелов ее лицо и поспешно отошел в сторону. Он узнал Симонетту. Хорошо, если она не заметила его. Иначе громкой сцены не миновать. Оставшаяся без обещанного ей с колыбели жениха дама не могла простить ему его предательства. Сам он этого таковым не считал. Ведь он не делал ей предложения лично и даже не ухаживал за ней. Об их браке договорились семьи. Благо его родители быстро умерли. Жениться на столь крикливой особе он не пожелал бы никому. За громкими истериками и постоянными вспышками гнева, ее яркой флорентийской красоты было даже не заметно. Интересно, что она делала здесь.

Фердинанд глянул ей вслед. Черное проворное существо уже доставало сапфировые заколки из ее толстой белокурой косы. У Симонетты были волосы цвета светлой платины, слегка заостренный нос и невыносимый сварливый характер. Любой мужчина в здравом уме будет бежать от нее без оглядки. Хоть с момента разрыва их помолвки прошло уже немало времени, она продолжала слать гневные письма в общину монастыря. Донателло предложил, если это не прекратиться, обвинить молодую женщину в ереси и колдовстве. Если орден получит хоть еще одно письмо с угрозами, то красавицу, как ведьму казнят на костре, а ее приданое отойдет в сокровищницы ордена.

Фердинанд даже не подумал предупредить ее об опасности. В своих бедах Симонетта будет виновата только сама.

Он прошел чуть дальше по площади. Его внимание привлек огнеглотатель. Странно, но почему-то ему захотелось увидеть совсем другое зрелище: то, как человек извергает огонь, а не поглощает его.

Раньше ему была неприятна даже мысль о драконе, который пролетит над городом и сожжет здесь все одним только дыханием. А теперь пламя словно притягивало его, он различал в огне какие-то символы, силуэты, лица.

Он заметил цирковые палатки. Можно ли увидеть в них живого дракона? С таким же успехом, как живую русалку или феникса. Ему в голову лезут не те мысли. Он никогда не слышал о том, чтобы людям удалось поймать какое-либо сверхъестественное существо. Они слишком сильные. Любое из них раздавит целую толпу людей, как стайку насекомых. Поэтому в цирках и нет до сих пор жутких крылатых созданий. Лишь уродцы рода человеческого и обычные животные или птицы. Ангелы слишком могущественны, чтобы показать толпе кого-то из них. Они есть для того, чтобы людьми повелевать.

Ему в глаза бросилась палатка с бродячим театром. Импровизированную сцену освещали факелы. Фердинанд сощурил веки от яркого сияния. Он только что прошел мимо марионеточного театра, а здесь играли живые актеры. Но что за костюмы у них были? Разве такое можно сшить руками человека. Он видел смерть с косой и черепом вместо головы, которая танцевала с невестой, а потом вскрыла ей горло острием. Видел существ с рогами и копытами, одетых в роскошные камзолы. А еще фею с цветами яблони, растущими в волосам, которая выпускала сквозь пальцы разноцветные пузыри, похожие на мыльные. У нее были прозрачные крылья, которые дрожали. Может, все это иллюзия. Он нервно протер глаза, но сцена никуда не исчезла. Только теперь по ней ползала черное крылатое существо, оно цеплялось когтями за стенки и потолок и что-то напевало, явно искушая актрису в пурпурном бархатном наряде, какие носили, наверное, несколько столетий тому назад.

Фердинанд невольно засмотрелся. Музыка, исходящая из ниоткуда и слова песни показались ему знакомыми. Возможно, и его кто-то искушал, используя те же самые слова. Только в его случае крылатое существо было очень красивым.

Фердинанд оглянулся через плечо, как будто его кто-то заставил. И не поверил своим глазам. У уличного театра осталось всего два зрителя: он и прекрасное создание в темной накидке. Накидка вдруг шевельнулась и раздвоилась, образуя два роскошных крыла. Николетт перехватила его взгляд и улыбнулась ему озорной дьявольской улыбкой.

– Смотри, это мой мир, – будто говорили ее глаза.

Он посмотрел на сцену. Существо обвилось вокруг актрисы и целовало ее в шею до крови.

Фердинанд поспешно перевел взгляд на Николетт. Она светилась в темноте, как слиток червонного золота. От нее почти ощутимыми волнами исходил чистый соблазн.

Она пошла куда-то и поманила его за собой. Фердинанд послушно пошел следом за ней. Он давно уже завернулся в свою монашескую накидку, потому что ветер был промозглым, а ночью сильно похолодало, но ей было не холодно даже на пронизывающем ветру. Ее как будто огонь согревал изнутри, и сама она напоминала столб золотого огня. Если б только не черные крылья…

Он захотел прикоснуться к их мягкому оперению и только сейчас заметил, что на плече у нее сидит какое-то золотистое существо размером не больше котенка. Оно вдруг развернулось и рыкнуло, выдыхая в ночь небольшой столбик огня. Фердинанд опешил, взглянув в глаза подобные драгоценным камням. Это же был маленький дракон. Разве они бывают такими маленькими? Однако от него исходила почти уловимая кровожадность. Фердинанд заметил царапину на своей руке позже, чем при виде нее облизнулся крошечный дракон. Николетт силой удержала его на плече, словно давая понять, что они еще не дошли до места, где ждет пища.

Кругом кишмя кишели и другие существа, и их становилось все больше. Какие-то из них карабкались по крышам, ловя птиц, другие сидели поближе к канализациям и поедали падаль. Фердинанд отвернулся при виде разорванных их когтями собак и крыс, и лишь потом заметил оторванную руку, которую жадно поглощала целая стая таких существ. Они даже дрались за мясо. За человеческое мясо.

Кто-то из них обратил горящие глаза на Фердинанда и окликнул других. Сейчас их накинется целая стая. Он даже не успел бы отбиться, но Николетт властно подняла руку, и существа затихли. Они ее слушались! Все они!

Любому нормальному человеку станет плохо даже от их вида, но она, видимо, уже привыкла к ним, а они к ней. Наверное, были времена, когда она знала их другими. Красивыми, необожженными, соблазнительными и очень воинственными. Сейчас осталось лишь последнее качество. Если они пойдут войной на мир, то мир проиграет. И все они ждут только ее приказа. Фердинанд вдруг понял, чего так боится Донателло – полного крушения для всего человечества. И оно наступит, если Николетт поднимет руку, отдавая им всем приказ.

Хотя предания повествуют, что она одна в итоге должна стать сильнее, чем вся ее армия. И это произойдет в течение трех дней.

Он печально опустил голову, глядя на грязь и лужи под ногами.

– Кварталы чумы, – без слов пояснила Николетт, ее голос просто проник ему в мозг, звенящий и чарующий, но такой холодный. – Здесь есть просторы для пира.

Для пира? Он изумился, а потом понял, о чем она говорила.

Кроме крыс и собак в домах ведь жили еще и люди. Больные люди, которые мучительно умирали. Слуги Николетт помогали им значительно ускорить процесс.

Фердинанд и пары шагов не прошел, как заметил крылатых тварей, пирующих на телах. Эти гады были значительно крупнее, размером с людей, и вид у них был куда более устрашающий, чем у мелких вредителей. Кожистые черные крылья с шумом хлопали, будто ветер, обожженные головы и красные глаза внушали страх.

Они вытаскивали людей прямо из домов или подбирали трупы на улицах? Фердинанд этого не видел. Он наблюдал лишь за последствиями пира, которые приобретали все более грандиозные масштабы. Когда-нибудь он увидит этих существ, пирующих на целых горах мертвых тел. Его затошнило.

Он прислонился к стене, сдерживая позыв рвоты. Внезапно Николетт поддержала его. От прикосновения ее прохладной руки тут же стало лучше. Лазурные глаза, будто осколки небес, смотрели с пониманием человеческих слабостей и бесконечной мудростью. Она была другой, не такой, как эти жуткие твари. Но почему же она тогда вместе с ними?

Ответ был прост: они давно потеряли свою красоту, она – нет.

Она ведь что-то говорила о том, что для дьявола самое главное оставаться красивым.

Он протянул руку, желая ухватиться за нее, но нащупал лишь пустоту.

– Ведь ты не они, ты возвышенное создание, – хотел сказать он, но ее уже не было рядом.

Фердинанд прошел вдоль мрачной грязной улицы. Она была безлюдной, не считая трупов, которые поедали странные существа. Его они не трогали и даже больше не смотрели в его сторону.

Вдруг он заметил вдали Николетт, которая склонилась над телом подростка, почти ребенка, которого притащили черные слуги к ее ногам. На миг он даже подумал, что она хочет его спасти. Она даже присела на мостовую и склонилась над трупом. Вот сейчас она поцелует труп в губы и вдохнет в него вместе с огнем новую жизнь, будто в Лазаря. Она ведь это может. Если мог бог, то может и она. Он знал, что нет меры ее возможностям. Но Николетт не спешила. Она опустила голову ребенка не себе на колени, а прямо на булыжники мостовой. Казалось, сейчас она споет мертвому колыбельную, но вместо этого она взяла мертвую руку в свои, перевернула ее той стороной, где кожу еще не разъедали чумные шрамы, и вдруг впилась острыми зубами в еще свежую плоть.

Фердинанд опешил. А глаза ангела из-за кровавого пиршества воззрились на него, абсолютно невинные, несмотря на то, что ее губы были в крови, а острые резцы зубов прокусывали мертвечину. Она словно пыталась вызвать у него отвращение и ужас, но не вызвала ничего, кроме чувства какой-то печальной обреченности.

Он старался не смотреть больше, как ангел ест мертвую плоть с таким видом, будто в этом нет ничего постыдного. Так лев поедает добычу. С ощущением собственного превосходства от кровавой трапезы. И такова природа. Ее не изменишь. Николетт словно пыталась сообщить ему это. Ангелы высшие существа, их вид и поступки могут шокировать людей. Его представление о небожителях ей удалось полностью разрушить. Он развернулся и помчался прочь так, будто вся ее крылатая и когтистая армия уже гналась за ним. Но погони не было, только безмолвие и тишина. Это был единственный раз, когда он не выдержал и ушел первым. Раньше первой всегда исчезала она.