Вторая модель

II

Налетевший ураган застиг Томаса Коула за работой в то время, как он точил нож на наждачным кругу.

Нож принадлежал старой знакомой, той самой леди из большого зеленого дома. Всякий раз, как Коул проезжал мимо в фургончике-двуколке, украшенном надписью «На все руки мастер», у этой леди находилось, что наточить. Время от времени она угощала Коула чашечкой кофе – горячего черного, из старого, изрядно помятого кофейника. Угощение Коулу нравилось: хороший кофе он любил всей душой.

Денек выдался дождливым и хмурым. Дела шли хуже некуда. Проезжающий автомобиль напугал пару его лошадок. В плохую погоду людей во дворах куда меньше, а стало быть, хочешь не хочешь, слезай с облучка и иди, звони в двери…

С другой стороны, хозяин вон того желтого дома заплатил ему доллар за ремонт электрического холодильного шкафа. Никто другой – даже механик с фабрики – починить шкаф не смог, а доллара хватит надолго. Доллар – это же целая куча денег.

Приближение урагана Коул заметил заранее, еще до того, как его накрыло. Все вокруг стихло, а он, поглощенный работой, трудился, склонившись к точильному кругу и зажав вожжи между коленями.

Нож он наточил замечательно: еще немного, и делу конец. Плюнув на лезвие, Коул поднял нож ближе к свету… Тут-то ураган его и настиг.

Еще миг, и вихрь окружил Коула со всех сторон. Ничего, кроме серой мглы… Похоже, и он, и фургон, и лошади оказались в самом сердце ненастья. Несет их куда-то, а вокруг – ни звука, ни шороха, повсюду лишь непроглядная мутно-серая пелена.

Не успел Коул сообразить, что теперь делать и как вернуть пожилой леди наточенный нож, ураган внезапным толчком опрокинул фургончик, вытряхнув Коула на землю. Лошади в ужасе завизжали, затрепыхались, пытаясь подняться, и Коул тоже поспешил вскочить на ноги.

Где это он?

Серая мгла рассеялась. Со всех сторон откуда ни возьмись высились белые стены. Сверху струился неяркий свет – не дневной, но что-то вроде. Лошади, едва поднявшись на ноги, поволокли опрокинутый набок фургончик за собой, рассыпая по пути инструмент и прочую ремонтную утварь. Рывком перевернув фургончик на колеса, Коул прыгнул на облучок…

И только тогда впервые увидел этих людей.

От людей с изумленными, бледными лицами, в незнакомых мундирах, явно веяло угрозой.

Чуя недоброе, Коул направил упряжку к дверям. Гремя о стальной пол сталью подков, лошади разбросали в стороны изумленных людей, промчались сквозь широкий дверной проем и вынесли Коула в просторный зал – в холл какого-то здания вроде больницы.

Впереди зал разделялся надвое. К фургончику со всех сторон бежали еще люди в мундирах. Возбужденно крича, они кишели вокруг, точно белые муравьи. В угол фургона, чудом не зацепив Коула, ударило что-то наподобие темно-пурпурного луча. От опаленных досок повалил дым.

Охваченный страхом, Коул подхлестнул перепуганных лошадей. Домчавшись до еще одних широченных дверей, лошади с разгона врезались в створки грудью. Двери подались, распахнулись, и упряжка вынесла Коула на свежий воздух, навстречу яркому солнцу, сияющему с небес. Рискуя перевернуться, фургончик накренился набок так, что у Коула перехватило дух, но тут лошади, набрав скорость, во всю прыть понеслись через открытое поле к зеленой полоске вдали.

Коул вцепился в вожжи изо всех сил. Крохотные белолицые люди, выскочившие из здания следом за ним, столпились возле входа, отчаянно размахивая руками. Однако их вопли за спиной звучали все тише и тише. Похоже, от погони Коул оторвался, и теперь опасность ему не грозила. Придержав лошадей, пустив их шагом, он с облегчением перевел дух.

Лес оказался искусственным – каким-то парком, только одичавшим, заросшим. Густые джунгли, где все растет вкривь и вкось, вперемешку, безо всякого порядка и смысла.

Парк был пуст: ни единой живой души. А время? Судя по положению солнца, либо раннее утро, либо самый конец дня. Впрочем, ароматы цветов и трав, роса на листьях – все это, скорее, приметы утра. А подхвативший Коула ураган налетел ближе к вечеру. И небо было хмурым, сплошь затянутым низкими тучами…

Коул призадумался. Дело ясное: занесло его далеко. Больница, люди с белыми лицами, странное освещение, акцент в тех немногих словах, которые удалось расслышать, – все это свидетельствовало, что он уже не в Небраске, а может быть, даже не в Соединенных Штатах.

Выходит, инструменты, выпавшие по пути из фургона, остались неведомо где… Собрав те, которые уцелели, Коул рассортировал их, с любовью погладил каждый. Часть мелких зубил и фигурных стамесок пропала. Коробка со всякой полезной всячиной открылась, и множество мелких запчастей тоже потерялось. Подобрав остальные, Коул аккуратно сложил их в коробку, а лобзик разобрал, тщательно протер промасленной ветошью и заменил полотно.

Солнце над фургончиком постепенно поднималось к зениту. Прикрыв глаза мозолистой, ороговевшей ладонью, Коул взглянул в небо. Он был рослым, плечистым, заметно сутулым, подбородок его зарос неопрятной седой щетиной, одежда порядком измялась и перепачкалась, однако взгляд синих глаз оставался ясным, а руки – ловкими, как в молодости.

Надолго задерживаться в парке не стоило. Его видели едущим сюда, а значит, здесь и начнут искать.

Высоко в небе мелькнуло, промчавшись от горизонта к горизонту, что-то странное: черная точка, движущаяся с немыслимой быстротой. За первой точкой следовала вторая, и обе скрылись из виду, едва Коул успел их заметить. Летели они совершенно бесшумно.

Обеспокоенный, он сдвинул брови. Эти точки вселяли в сердце тревогу. Пора ехать дальше и, кстати, отыскать чего-нибудь поесть: пустой желудок уже жалобно заурчал.

Работа… Делать он умел многое: заниматься садом, точить ножи-ножницы, орудовать напильником, чинить и часы, и прочие механизмы, и все, что только отыщется в домашнем хозяйстве. И маляром мог потрудиться, и плотником, и разнорабочим, и даже с уборкой дома помочь.

Одним словом, умел Коул все. Все, о чем ни попросят. Так и зарабатывал на пропитание да кое-какие карманные расходы.

Томас Коул подстегнул лошадей. Лошади встрепенулись и двинулись дальше. Сгорбившись на облучке, он зорко поглядывал по сторонам. Фургончик с надписью «На все руки мастер» неторопливо катил по спутанной траве, сквозь гущу деревьев и цветущих кустов.

Райнхарт спешил, гнал ракетоплан на полной скорости, сопровождаемый вторым кораблем, военным эскортом. Земля внизу расплывалась, уносясь назад, и сливалась в мутный серо-зеленый ковер.

Вскоре перед ним раскинулись развалины Нью-Йорк Сити – искореженные, жалкие руины, заросшие сорной травой и кустарником. Великие атомные войны двадцатого века превратили в бескрайние россыпи шлака практически всю прибрежную зону.

Внезапно шлак и сорняки сменились пышной зеленью бывшего Центрального парка.

Вместе с Центральным парком впереди показались и здания Исто-Иза. Спикировав вниз, Райнхарт посадил ракетоплан на небольшое служебное летное поле позади главных корпусов.

Как только корабль Райнхарта коснулся земли, к нему со всех ног поспешил Харпер, глава департамента.

– Говоря откровенно, мы не понимаем, отчего вы считаете это дело столь важным, – явно нервничая, заговорил он.

Райнхарт пронзил его ледяным взглядом.

– Позвольте мне судить, что важно, а что нет. Приказ о возвращении пузыря из прошлого в ручном режиме отдали вы?

– Непосредственно приказ отдал Фридман. В полном соответствии с вашей директивой о подготовке к всеобщей…

Почти не слушая Харпера, Райнхарт двинулся к входу в исследовательский центр.

– Где Фридман?

– Внутри.

– Я хочу его видеть. Идемте.

Фридман встретил обоих в холле. С Райнхартом он поздоровался спокойно, без эмоций.

– Прошу прощения за доставленные хлопоты, комиссар. Мы готовили оборудование к мобилизации и решили вернуть пузырь в настоящее как можно скорее, – сказал он, с любопытством глядя на Райнхарта. – А этого человека с фургончиком ваша полиция, несомненно, скоро разыщет.

– Мне нужно знать о случившемся все. Вплоть до мельчайших подробностей.

Фридман неловко переступил с ноги на ногу.

– Собственно, рассказывать тут почти не о чем. Я отдал приказ сбросить автоматические настройки возврата и вытащить хронопузырь в настоящее вручную. В момент получения сигнала пузырь проходил весну 1913-го. Покидая время пребывания, он захватил участок земли, где находился человек с фургончиком. И естественно, доставил его в настоящее.

– И ваши приборы не зафиксировали посторонние предметы внутри?

– Мы были так взбудоражены, что даже не проверили показания. Через полчаса после переключения в ручной режим пузырь материализовался в обсервационной и был обесточен, прежде чем кто-либо заметил, что там, внутри. Мы пробовали задержать перемещенного, но он направил фургончик в холл, а нас смел с дороги, как кегли. Лошади в панике понесли и…

– Фургончик… как именно он выглядел?

– Двуколка с какой-то надписью черными буквами с обеих сторон. Разобрать, что написано, никто не успел.

– Продолжайте. Что произошло после?

– Кто-то выстрелил ему вслед из электронного лучемета, но промахнулся. Лошади вынесли фургончик из здания в поле. К тому времени, как мы добрались до выхода, фургончик уже миновал полпути к парку.

Райнхарт задумался.

– Если он все еще в парке, мы его скоро найдем. Но нужно соблюдать осторожность.

С этим он, отвернувшись от Фридмана, двинулся назад, к ракетоплану. Харпер поспешил за ним, пристроившись в ногу.

У корабля Райнхарт остановился и подозвал к себе нескольких конвойных из службы госбезопасности.

– Руководство департамента взять под арест, – распорядился он, иронически улыбнувшись мертвенно побледневшему Харперу. – Позже я отдам вас под суд по обвинению в государственной измене. Идет война. Ваше счастье, если в живых останетесь.

Поднявшись на борт, Райнхарт запустил двигатель и с головокружительной скоростью взвился в небо. Второй ракетоплан, военный эскорт, последовал за ним. Путь его пролегал над бескрайним морем серого шлака, над выжженными, но так и не восстановленными землями. Миновав прямоугольник неожиданно яркой зелени посреди бескрайней серой пустыни, Райнхарт глядел на него, пока он не скрылся из виду.

Центральный парк… К прямоугольнику зелени на полном ходу мчались по небу полицейские ракетопланы и десантные суда с солдатами на борту. По земле в ту же сторону, к парку, тянулись черными змеями колонны тяжелых орудий и наземного транспорта.

Вскоре пришельца из прошлого отыщут и схватят. Однако аналитические ЭСМ до сих пор работают вхолостую. Безмолвствуют. А между тем от прогнозов аналитических ЭСМ зависит исход всей войны.

Около полудня фургончик подкатил к краю парка. Здесь Коул ненадолго остановился передохнуть: пусть лошади попасутся, пощиплют сочную траву. Бескрайние россыпи шлака поражали воображение. Что тут стряслось? Ни звука, ни шороха, ни движения. Ни зданий, ни следа жизни. Правда, над серой поверхностью то тут, то там тянулась к солнцу трава и мелкие кустики, но зрелище все равно тревожило не на шутку.