Феминизмы. Всемирная история

Освобождение женщин и патриархат

Многие интеллектуалы конца XIX — начала XX века дерзко размышляли о том, как гендер влияет на общественные структуры, и предлагали иные наименования мужского доминирования. Несмотря на наличие этих альтернатив, в 1960-х годах наиболее подходящей для женщин оказалась концепция патриархата, причем она приобрела более широкий смысл, чем тот, что первоначально в нее вкладывали марксисты.

Американская писательница Кейт Миллет (1934–2017) — видный теоретик, она занималась осмыслением поздних представлений о патриархате. Миллет выросла в Миннесоте. Когда ей было четырнадцать лет, отец-алкоголик оставил семью, предоставив бывшей жене в одиночку воспитывать троих детей. К 1960-м годам Миллет, закончившая к тому времени Оксфорд, имела тесные связи с контркультурным движением хиппи, пацифистами и женским искусством. Живя в начале 1960-х годов в Японии, она вращалась в авангардной среде, находившейся под влиянием сюрреалистов, и наблюдала значительную оппозицию присутствию американских войск на японской земле. В то время Миллет, однако, главным образом заботила агрессивная сексуальная политика американцев по отношению к Японии. Ее поразило, что японки «на застольях прислуживали нам на коленях, в то время как мне [иностранке-художнице] позволялось сидеть и болтать с мужчинами»[79]. Переходу Миллет на более радикальные позиции также способствовала история шестнадцатилетней Сильвии Лайкенс, которую в 1965 году в Индианаполисе подвергали пыткам, насилию, а после убили. Преступление совершила женщина и ее дети, и Миллет захотела понять: что случилось с общественными ценностями, как это стало возможным?

Миллет считала, что политика пола основана на психологической власти «полоролевых стереотипов», выработанных при посредстве институтов религии, семьи и брака для утверждения «всеохватной доктрины мужского превосходства». Это не только обусловило виктимизацию женщин со стороны мужчин, но и в целом исказило ценности и сделало возможным, например, приведшее к гибели Сильвии Лайкенс дурное обращение. Миллет выразила надежду, что после сексуальной революции все можно будет устроить иначе. Ее «Манифест революции» (Manifesto for Revolution, 1968) гласил:

Когда одна группа управляет другой, отношения между ними носят политический характер. Когда такой порядок существует продолжительное время, он обзаводится идеологией (феодальной, расистской и т. д.). Все цивилизации в истории патриархальны: их идеология — мужское превосходство[80].

Миллет пришла к идеям патриархата, пристально вглядываясь в фигуры литераторов. Она указала на жестокость и женоненавистничество Зигмунда Фрейда, а также знаменитых авторов непристойных романов, например Дэвида Герберта Лоуренса и Генри Миллера. Разработанная Миллет концепция «навязанной гетеросексуальности» (позднее Адриенна Рич назвала это «принудительной гетеросексуальностью») оказала сильное влияние на лесбийскую мысль. Это способствовало успеху концепции «гетеронормативности» — навязываемой в то время в обществах Европы и Америки идеи отношений двух противоположных полов как по умолчанию «нормальных». Так патриархальные идеи породили обширную литературу, которая позднее стимулировала разработку квир-теорий сексуальной флюидности (sexual fluidity) и возможности. Миллет предсказала, что человеческие существа станут «унисексуальными», unisex (отзвук мечты Хэ-Инь Чжэнь о преодолении половых различий): «У каждого индивида может появиться целостная личность, а не личность ограниченная, неполная, конформная». В сексуальной сфере это породит бисексуальность, «покончит с навязанной порочной гетеросексуальностью»[81].

В Америке и Англии книга Миллет «Политика пола» (Sexual Politics, 1970) оказала исключительное влияние на движение за освобождение женщин. Из-за нее в 1970 году Миллет оказалась на обложке Time, но редакции журнала пришлось довольствоваться ее нарисованным портретом: «Мао Цзэдун освобождения женщин» не захотела, чтобы ее сочли «лидером» движения, и не дала разрешения публиковать свою фотографию. Тем не менее Миллет стала одной из наиболее заметных авторов-феминисток начала второй волны феминизма.

Опираясь на идеи французского философа-феминистки Симоны де Бовуар, Миллет объявила патриархат глубоко укоренившимся «складом ума», позволяющим видеть норму в доминировании мужчин над женщинами, белых — над расовыми меньшинствами, старых — над молодыми, а женщин — над другими женщинами. Сделанное Миллет описание патриархата дополнила богослов и феминистка Мэри Дейли (1928–2010), видевшая иудеохристианскую традицию центральным институтом патриархата. Так, она считала, что

образ Бога исключительно как отца, а не матери, порожден человеческим воображением в условиях патриархального общества и сохранен патриархатом как приемлемый[82].

Дейли, работавшая в американских университетах, организовывала там (это вызвало скандал) пространство, куда не допускались мужчины. Впоследствии эта практика распространилась на многие женские центры, книжные магазины, дискотеки, убежища и дискуссионные группы движения за освобождение женщин.

Дейли была видной деятельницей радикального крыла движения за освобождение женщин, делавшей упор на «женскую культуру» и отделение (separatism) женщин от мужчин. В своей книге «Гин-экология» (Gyn/Ecology, 1978) Дейли рассматривает альтернативную духовную вселенную освобождения женщин и связывает ее со своим ощущением ухудшения окружающей среды, которое принес «мировой патриархат». Дейли, предвосхитившая широко применяемые в XXI веке меры по противодействию деградации окружающей среды, считала «Гин-экологию» «экстремистской книгой, написанной существом в отчаянном положении, созданной у самого края культуры, культуры, губящей и себя, и всю разумную жизнь». Дейли охотнее большинства своих коллег винила в этом отдельных мужчин и называла себя «антимужчиной» (anti-male). Женщины, по ее мнению,

должны иметь мужество признаться себе, что мужчины, и только они, — это родоначальники, проектировщики, инспекторы и легитиматоры патриархата. Патриархат есть родина мужчин, их отечество. Мужчины — его агенты[83].

Гнев Дейли направлен непосредственно на мужчин, однако она (как и Хэ-Инь Чжэнь) стремилась, помимо прочего, выяснить, как патриархат проник в язык. В письме она экспериментировала с новыми способами выражения и пыталась уйти от упорядочивания мира посредством связанных с патриархатом категорий. Это предполагало реапроприацию стигматизирующей лексики — прозвищ hag («карга»), witch («ведьма»), harpy («гарпия»), spinster («старая дева»), прославление ориентированного на женщину образа жизни и творчества с помощью предложенных Дейли методов провоцирования (sparking), прядения (spinning) и «позитивной паранойи». Феминизм, по Дейли, — это

битва-распутывание (a-mazing struggle), экзорцизм, экстатический процесс открытия старыми девами лабиринта собственного развертывания/превращения… в Иной мир (Otherworld), который есть их собственное пространство-время[84].

Читать ее непросто. Участницы движения женщин — представительниц коренных народов осуждали Дейли за присвоение символов и концепций коренных культур и за то, что при этом она будто бы продолжала считать цветных женщин «менее женственными, менее гуманными, менее возвышенными», нежели белые[85]. Дейли изменила жизнь некоторых женщин. В 1980 году рецензент из Милуоки назвала «Гин-экологию» Дейли «одной из самых убедительных и опасных книг, порожденных феминистским движением», книгой, вручившей женщинам «власть, которая кроется в нашей способности говорить и определять себя». Для движения за освобождение женщин, особенно в США и Франции, пересоздание языка стало исключительно важной работой. Для некоторых это сделалось вопросом вызова укоренившимся в языке гендерным стереотипам. В «Антисексистском кодексе книгоиздательской практики» (Non-Sexist Code of Practice for Book Publishing), составленном английской организацией «Женщины в издательском бизнесе», сказано:

Слова и образы могут подкреплять ту мысль, будто женщины — низшие по сравнению с мужчинами существа. Так, суффикс — ette (например, в слове usherette, «билетерша») не только указывает на принадлежность к женскому полу, но и намекает на скромный, «кукольный» статус, который несут феминитивы: кухня (kitchen) малого размера превращается, например, в «кухоньку» (kitchenette).

Они призвали верстальщиков, иллюстраторов, редакторов и издателей активно сопротивляться изготовлению и размещению сексистских материалов: «Медиа — особенно эффективные и коварные проводники сексизма. Но это и потенциально мощное средство обновления языка»[86].

Другие, напротив, полагают, что язык в меньшей степени открыт для прямого реформирования. Интерес к психическим аспектам языка привел Юлию Кристеву, болгарско-французского феминистского философа, к построению теории доязыковой формы существования (до того момента, когда ребенок выучится говорить) с женственными, поэтическими, ритмическими, музыкальными отношениями с матерью. Кристева, испытавшая сильное влияние психоанализа, называла ее семиотической системой или «хорой», которой свойственны сила и связность и которая существует прежде символического мира языка. Эта идея оказала влияние на эксперименты французских феминисток с «женским письмом» (écriture féminine). Элен Сиксу и другие литературные критики-феминистки призвали женщин описывать свое удовольствие от секса с помощью бунтарского нелинейного письма, выходящего за рамки «фаллоцентрических» форм:

Какая та, непреходящая женщина, облеченная в кокон своей невинности, заключенная в темноту самонезнания, загнанная сильной рукой отцовско-супружеского фаллоцентризма в угол самопрезрения, может не страшиться собственной силы? Кто из нас, удивившись и устрашившись фантастической силы своего душевного смятения… не нарекла себя монстром?{4} [87]

Сиксу предложила женщинам «выбраться из ловушки молчания», рассказывая о своем теле и страстях пылко, точно и изобретательно. «Фаллоцентризм» — другое название, с упором на символическую сферу фаллоса, мужского доминирования. Из-за особого внимания к языку некоторые философы заговорили о «фаллогоцентризме» — присовокупив к «фаллосу» «логос» (греч. «слово», «речь», «понятие», «мера») для демонстрации глубокого проникновения мужского доминирования в символическую сферу языка. Так, алжирская писательница Ассия Джебар (1936–2015) поставила перед собой задачу работать в обществе, сформированном исламом и французским колониализмом, в котором «маскулинная публичная жизнь противопоставлена интимной, семейной жизни, и мужское пространство отлично от женской полифонии — полушепотов и вздохов…»[88].

Несмотря на энтузиазм по поводу переосмысления языка и фантазий о «чудовищности» феминистского/женского, радикальный феминизм в этом режиме не всегда мог быть применим в обыденной жизни. Джебар, у которой были сложные отношения с феминизмом, с недоверием относилась к рассуждениям об общности женщин. Мало у кого получалось непринужденно следовать принципам écriture féminine. Другие жаловались, что женское письмо чересчур интеллектуально или что оно исходит из эссенциалистского понимания женственности. Даже Мэри Дейли, по мнению рецензента из Милуоки,