Феминизмы. Всемирная история

Глава 4. Объекты

Англичанка Энн Найт (1786–1862) в 1820-х годах активно участвовала в кампаниях против рабства. Она родилась в Челмсфорде в небогатой семье квакеров и, как и многие ее единоверцы, получила хорошее образование и была в курсе политических споров с участием радикалов. Найт состояла членом Челмсфордского женского антирабовладельческого общества и в 1825 году вместе с коллегами ездила по Европе, устанавливая контакты с аболиционистами на континенте. Как и очень многих радикально настроенных участниц движения, Энн Найт шокировало обращение с женщинами на Всемирном антирабовладельческом съезде в Лондоне в 1840 году.

Женщины играли главную роль в движении аболиционистов (современник считал их «цементом антирабовладельческого здания»[141]), но мужчины — организаторы конгресса решили, что женщинам нечего делать ни на трибуне, ни в зале заседаний. Это разозлило в первую очередь американских делегаток, и проблема оставалась в центре внимания весь первый день конгресса. В конце концов женщинам позволили только наблюдать за происходящим с галереи. Некоторые мужчины-делегаты в знак солидарности присоединились к женщинам. Происшествие навело американских делегаток Лукрецию Мотт и Элизабет Кейди-Стэнтон на мысль созвать собственный конгресс по правам женщин. Он прошел в 1848 году в Сенека-Фоллз (штат Нью-Йорк).

Энн Найт решила бороться за права женщин в Англии. В 1840 году она написала подруге: «Мы уже не те создания, какими были пятьдесят лет назад, мы больше не „сидим у огня и ткем“ и не извлекаем эссенцию из розмарина и лаванды для соседей-бедняков»[142]. Найт подняла в среде чартистов вопрос о правах женщин и приняла активное участие в женском движении во Франции. В Париже Найт участвовала в революционных событиях 1848 года. Тогда за свержением монархии последовали попытки рабочих сформировать радикальное правительство. Найт объединила усилия с социалисткой и феминисткой Жанной Деруан (1805–1894), швеей, последовательницей Шарля Фурье, которая во время революции требовала на страницах ряда изданий (Voix des Femmes, Politique des Femmes, Opinion des Femmes) наделить женщин гражданскими правами, в том числе избирательным. Вернувшись в Англию, Найт в 1851 году организовала Женскую политическую ассоциацию Шеффилда — первую в стране организацию, выступавшую за предоставление женщинам избирательного права. Этот шаг был весьма провокационным (тогда же французское правительство, все сильнее закручивавшее гайки, отправило Деруан за ее активную феминистскую деятельность за решетку), но организация Найт все же умудрилась вручить палате лордов петицию о предоставлении равных избирательных прав всему взрослому населению.

У Найт имелись связи за границей. Она призывала к «уравниванию человеческих привилегий». Вероятно, именно эта красноречивая женщина — автор анонимной брошюры, ходившей в Англии в 1847 году и гласившей: «Народы земли не будут управляться хорошо, покуда оба пола и все партии не будут в полной мере представлены и не получат влияние, право голоса и участие в принятии и применении законов». Переписываясь с защитниками прав женщин по всему миру, Найт необычайно изобретательно пользовалась почтовыми отправлениями как политическим инструментом, формируя узнаваемый символ, указывающий на ее взгляды.

Найт заказала «этикетки, напечатанные ярко-желтым, зеленым и розовым цветами», отражающие ее позицию относительно избирательного права для женщин, и наклеивала на свои письма. Так появилась, вероятно, первая в истории феминистская цветовая гамма. Историк Бонни Андерсон пишет: «Эти миниатюрные листовки — прямоугольники размером два на три дюйма с плотными строками, набранными мельчайшим шрифтом, — гарантировали, что и одно-единственное послание{6} могло обратить многих»[143]. Многих — однако не всех. Кузина Энн Найт не приняла посланные ей этикетки и сухо ответила:

Я не совсем понимаю, в чем смысл того, что вы приклеиваете их на все наши письма. Думаю, то, как ум постигает истину, — это материальный процесс, но нас наставляли не бросать жемчуг перед свиньями[144].

На протяжении Новой и Новейшей истории женщин нередко связывали с потреблением — от ассоциации с роскошью (украшения, одежда) в XVIII веке до более обыденного домашнего потребления, которое в XIX веке (когда домохозяйка превратилась в привычного персонажа) стало ключевым элементом женственности. Развитие в XX веке массового капитализма привело к лавинообразному росту потребления представителями обоих полов, однако женщины в основном сохранили свое положение главных потребителей модной одежды, продовольственных и хозяйственных товаров. Увязка женственности с потреблением оказывалась источником разочарования феминисток. Активистки порой предпочитали сферу идей и мечтаний и пытались избавиться от расхожих образов покупательницы и домохозяйки.

Есть мнение, будто шопинг позволяет женщинам погрузиться в притягивающий их мир удовольствия. Но феминистки не только стремились выйти за пределы материальной культуры. Разного рода объекты помогают донести политические взгляды, транслировать феминистские идеи, отличать своих единомышленниц и поощрять феминистские мечты. Феминистки присваивали себе и сами изготавливали вещи, которые затем распространялись внутри движения и пересекали государственные границы. Розничная торговля и шопинг в некоторых обстоятельствах оказываются феминистской деятельностью.

Современные историки уделяют большое внимание размышлениям о воплощении и распространении феминистских идей. Если феминизм сродни мозаике, то из чего сделаны ее узоры? Теперь наука изучает использование активистами материальных объектов и стремится к лучшему пониманию того, как наше чувственное восприятие мира сказывается на политике и идеях. Пробовать на вкус и на ощупь, носить на себе феминистские вещи может быть действенным способом поддержать движение или бороться с ним. Двоюродная сестра Энн Найт сочла это метанием бисера перед свиньями, но ношение феминистками одежды суфражистских цветов, перевязей, значков движения за освобождение женщин много лет придавало им силы. Творческое переосмысление феминистками вещей становилось все шире и шире. В 1982 году британский женский палаточный лагерь мира в Гринхэм-Коммон рассылал письма, которые призывали передавать по цепочке, с просьбой ко всем англичанкам присылать одежду, фотоснимки и другие личные вещи для украшения ограды военной базы. Свечи, подгузники, гигиенические прокладки, рисунки и пряжа превратили этот забор в средоточие жизни, противопоставленной смерти. Обитательницы лагеря, несмотря на то что военные быстро уничтожали то, что давалось им большими усилиями, продолжали латать ограду. Одна из них вспоминала:

Я никогда не видела такого прекрасного, аккуратного рукоделия… Большие участки уродливого забора скоро стали казаться прекрасными коврами… Он весь превратился в дивную гладкую поверхность, потому что они с такой изобретательностью и заботой украсили его[145].

Обстоятельства способны и самый неожиданный предмет превратить в феминистский. В Англии пинтовый бокал сделался воплощением права женщин посещать места проведения досуга и права на алкоголь после того, как в 1980 году посетительнице кардиффского паба отказались продать пинту пива. Женщина подала в суд на владельца. Он стал продавать женщинам пиво по полпинты в 1972 году, когда две лесбиянки заказали по пинте: «Они открыто демонстрировали влечение друг к другу, и я решил лишить леди пинт». Восемь лет спустя суд признал этот гомофобный поступок незаконным. Но восторг от пинт, поднятых феминистками в знак победы, поугас, когда из слов владельца заведения стало ясно, что стремление к равенству полов им руководило в меньшей степени, чем страх перед мужским насилием: «Если отказываешься подать молодой леди пинту пива, мужчина-спутник может отреагировать довольно буйно»[146].

Недавно Элисон Бартлетт и Маргарет Хендерсон рассказали о феминистских объектах австралийского движения. Они разумно разделили объекты на категории, в том числе материальные (например, одежда и украшения), «мирообразующие» (фильмы, книги и так далее), протестные (вроде плакатов). Бартлетт и Хендерсон напоминают, что некоторые предметы становятся «феминистскими» лишь после того, как они изъяты из обыденного контекста. Так, по воспоминанию активистки из английского лагеря Гринхэм-Коммон, купленные в строительных магазинах болторезы «стали нашими любимыми инструментами. Большие и малые куски забора украсили машины, уши, одежду и стены у нас дома». Такие объекты иногда приобретали культовый статус и считались немалой ценностью. В австралийском женском лагере мира у военной базы Пайн-Гэп с гордостью демонстрировали изготовленный в лагере Гринхэм-Коммон плакат с болторезами и «кусок [гринхэмского] проволочного забора»[147]. Бартлетт и Хендерсон приходят к выводу, что «активистские предметы… превращают феминизм в реальность»[148]. Приобретая феминистский смысл, объекты придают феминистской культуре материальную форму, делают ее устойчивее и формируют то наследие, которым следующие поколения могут воспользоваться или преобразить его. В этой главе мы рассмотрим то, как в последние два века с помощью объектов воплощались чаяния феминисток.