Феминизмы. Всемирная история

Переосмысляя воинственность и насилие

Акции суфражисток — расписывание тротуаров мелом и приковывание себя — вдохновляли их наследниц на протяжении многих десятилетий. В 1965 году в Брисбене Мерл Торнтон и Розали Богнор приковали себя в баре в знак протеста против деления австралийских пабов и гостиниц на мужские и смешанные. Такого рода лоббирование перемен не привело к результатам, поэтому впоследствии активистки перешли к более решительным действиям. Традицию продолжила Зельда Д’Арпано, приковавшая себя в правительственном здании в Мельбурне в знак протеста против неравной оплаты труда на государственной службе. Д’Арпано указывала на английских суфражисток как на образец для подражания, при этом она активно участвовала и в транснациональном антифашистском итальяно-австралийском движении Italia Libera[295].

Сопротивление австралийских активисток сексизму разворачивалось в самых разных плоскостях, и весьма изобретательно. В конце 1970-х — 1980-х годах анонимные активисты — как мужчины, так и женщины — из группы Billboard Utilising Graffitists Against Unhealthy Promotions (BUGA-UP) выступили против сексизма в рекламной сфере. Рискуя попасть за решетку, они «исправляли» рекламу, в которой женское тело «продавало» разного рода товары — наподобие автомобилей, джинсов и электротехники. Остроумные приписки делали акцент на высокомерии и снисходительности, с которыми смотрел на женщину обычный наблюдатель-мужчина. Так, к слогану в рекламе джинсов Wrangler (изображавшей мужскую промежность): «Для мужчин, у которых есть все, что надо» — дописали: «…Но они ни в кого этим не тычут» — и добавили символ движения за освобождение женщин. Рассчитанной на девочек-подростков рекламе Tampax («Жизнь была бы гораздо легче, если бы не приходилось трогать себя изнутри») группа присудила собственную премию «Большое пугало» — золотой баллончик — за «худшее рекламное объявление года». Группа BUGA-UP вдохновила феминисток и мужчин-антисексистов из других стран, которые аналогичным образом «правили» рекламу, унижавшую женщин.

В тот же период в Западной Германии развернулась широкая дискуссия о насилии, восходящем к выступлениям студентов и борцов за гражданские права 1968 года, а также о возникновении в 1970-х годах левого терроризма и набирающем силу женском движении. К приемам проговаривания горечи, навеянным китайскими маоистами, относится применение группами китаянок силы по отношению к отдельным мужчинам, дурно ведущим себя. Немецкие феминистки неоднозначно относились к рассказам о китаянках, которые связывали мужчин и издевались над ними. Так, одна из них вспоминала:

Сначала нас шокировали рассказы об избиении и оплевывании мужей-реакционеров. Одной из эмоций было ощущение вины за внезапное желание и самим применить насилие в борьбе…[296]

Однако в конце 1970-х годов прием фаньшэнь — коллективное действие по примеру маоистов, допускающее применение вербального и физического насилия, — широко распространился и в феминистской среде Германии. Некоторые феминистские группы называли его «контрнасилием» — это были выступления, потенциально чреватые насилием, возникшие не на пустом месте, а спровоцированные тем систематическим насилием, которому женщин подвергают патриархатные и капиталистические структуры. Представительницы этих групп отвергли связь феминизма с движением за мир и заговорили совсем в другом тоне:

Нас тошнит от того, что нас низводят до этих «естественных качеств» женщин, источающих миролюбие вечных матерей и соцработников, примиряющих непримиримое. Мы не «мирные женщины», потому что не видим мира ни здесь, ни где бы то ни было еще и потому что мы не можем сотворить мир, а можем лишь бороться, чтобы искоренить причины, порождающие войну[297].

Как и их предшественницы-суфражистки, западногерманские студентки и феминистки из Нового женского движения, в принципе одобрявшие насилие, тем не менее тщательно избегали причинять вред людям и предпочитали портить имущество. Так, в марте 1975 года они подорвали в Карлсруэ здание Федерального конституционного суда в знак протеста против его неготовности признать право женщин на аборт. Организация Rote Zora («Красная Зора»), начавшая свою деятельность в 1977 году, совершила в Западной Германии ряд поджогов. Участницы Rote Zora были связаны с «Революционными ячейками», но взаимодействие с леваками-мужчинами оказалось разочаровывающим: они выяснили, что мужчинам (вне зависимости от политических симпатий) трудно изменить свое отношение к женщинам как к сексуальным объектам. В 1984 году Rote Zora превратилась в самостоятельную боевую группу. Активистки наслаждались тем, что могут использовать для политического самовыражения способы, обычно недоступные женщинам:

Лично мы сочли разрыв с навязанным нам «женским» миролюбием и сознательный выбор в пользу насилия в нашей политике исключительно раскрепощающим[298].

Сначала целями Rote Zora были в основном секс-шопы. В 1980-х годах группа вышла на международную арену и организовала в посольстве Филиппин (в Бонне) взрыв в знак протеста против пособничества секс-туризму. Мероприятия в рамках объявленного Организацией Объединенных Наций Десятилетия женщины (1976–1986) и конференции ООН в Мехико, Копенгагене и Найроби повысили интерес к жизни женщин в странах глобального Юга и проблеме их дискриминации.

Обращение работавших на немецкую фирму Adler швей из Южной Кореи привело к развертыванию самой продолжительной кампании Rote Zora. Кореянки, страдавшие от вредных условий труда, попросили у немецких активисток «сестринской помощи». После того как конвенциональные меры активисток ни к чему не привели, Rote Zora перешла к поджогам магазинов Adler. Активистки (стремившиеся избежать человеческих жертв) пользовались медленно горящими материалами, чтобы обмануть системы пожаротушения и испортить товар. Причинение материального ущерба оказалось решающим для успеха кампании. Фирма Adler изменила условия труда на южнокорейской фабрике.