Не проспать восход солнца

43. Наполни чашу мне: в ней канут опасенья

Грядущих дней и прошлых сожаленья..

Ты молвишь: завтра? Нет! Я завтра, может быть,

Сам кану в прошлое, исчезну как виденье.

49. Пустыня мертвая и вспаханное поле.

Меж ними мурава, где я дышу на воле,

Где раб и господин не существует боле...

И — пусть себе султан кичится на престоле.

Так для меня открылся Омар Хайям. Философия его мне показалась мрачной, безысходной.

Дядя Ваня возражал, ссылаясь на Льва Толстого, утверждавшего, что о смерти надо думать как можно чаще, потому что это облагораживает человека и часто удерживает от падения. Но, к сожалению, рассуждал Толстой, большинство смотрит не так. Обыкновенно, когда человек подымается над плоскостью обыденной жизни, он много видит, и с этой высоты, вдали, — бездну смерти. Напуганный, он тотчас опускается в житейскую пошлость, чтобы не смотреть в бездну, и готов сидеть все время на корточках, только бы забыть о ней.

— Хайям не опускался перед мыслью о смерти на корточки и не погружался в пошлость, — сказал мне дядя Ваня, — он призывал черпать из чаши жизни все, чем она искрится!

— Значит, этика гедонизма?

Ну, а как же с мыслью Маркса и Энгельса: «Философия наслаждения была всегда лишь остроумной фразеологией известных общественных кругов, пользовавшихся привилегией наслаждения»? О Хайяме-то не скажешь, что ему была широко доступна эта привилегия, особенно в последний период жизни...

Вот какие загадки задал нам мудрец конца XI — начала XII века!

Теперь-то читала я рубаи Омара Хайяма в переводах Державина, и Румара с Тхоржевским, и Германа Плисецкого. Теперь-то его переводят с подлинников — с фарси, очевидно более близко к оригиналу и с большим мастерством.

Дядя Ваня не владел языком фарси, он переводил с английского перевода Фитцджеральда.

Замечательные философские четверостишия — рубаи публикуются в журналах и газетах, издаются книгами. А переводы Воронова, сделанные в 1909 году, так и остались в рукописи и служили свою службу лишь как материалы к лекции о влиянии Востока на английскую литературу. Лекцию эту читал Иван Карпович студентам педагогического отделения Воронежского университета в двадцатые годы.