Святые российских катакомб (Отверженные святые России. Жития новомучеников)

Катакомбная Церковь

Реальность жизни в Советском Союзе — это пугающий кошмар для верующих, который тем, кто его не пережил, невозможно и понять, ни поверить ему. Но самое страшное — не материальные лишения, аресты и запреты, а скорее факт, что ведется сознательная, систематическая и бесовски изобретательная борьба за человеческие души, борьба против Бога. Это главная цель, и все остальное подчинено ей.

В качественном смысле предтечи антихриста уже сделали его царство реальностью там. Настоящий антихрист не изобретет ничего нового: ему лишь останется распространить методы советского НКВД на остальные пять шестых суши. Единственно яркое, радостное и вдохновляющее явление — это существование катакомбной Церкви, Церкви пУстыни. Это позволяет нам с оптимизмом оценивать борьбу русской души против атеизма: там была сохранена истинная Церковь, которую, как обещал нам Христос, врата ада не одолеют.

Я не могу назвать многие имена и события. По понятным причинам не могу описать многое в деталях. Могу сказать только очень кратко или намеками. Но и молчать совсем я тоже не могу: не имею такого права и не желаю этого, так как своим молчанием предал бы истину и память о священномучениках, которых видел, с которыми общался и с которыми провел пять лет в Соловецком концентрационном лагере.

Святой патриарх Тихон вел корабль церковный по бурному морю страшных событий необычайно мудро. Его положение было исключительно трудным не только потому, что ему постоянно угрожали физической расправой, даже не потому, что все семь лет своего патриаршества он ежедневно испытывал душевные страдания, но главным образом потому, что в церковной истории никогда не было такой ситуации. Он должен был проложить совершенно новый путь через неведомое. Поэтому его ошибки так понятны и так простительны. И его заслуга тем более, что он предвидел и заложил основание Катакомбной Церкви; он благословил врача-психиатра профессора Михаила Александровича Жижиленко основать катакомбную Церковь. Позднее профессор Жижиленко, работая при Советах врачом, принял тайный постриг и был епископом катакомбной Церкви, впоследствии был арестован, заключен в тюрьму и в 1930 году расстрелян.

По смерти Патриарха его преемники один за другим были подвергнуты гонениям. И тогда митрополит Сергий, став во главе Патриархии, опубликовал известную Декларацию, признавшую радости и неудачи Советов как свои собственные, и все мученики были объявлены политическими преступниками.

Вся православная Россия содрогнулась, и со всех концов страны были обращены к митрополиту Сергию протесты.

Я тоже приехал в Москву как член одной из протестовавших делегаций — делегации от Петроградской епархии. В комнате приемов митрополита ожидали человек сорок, и все, кого я спрашивал о причине приезда, отвечали, что они приехали как посланцы к нему. Россия не приняла эту Декларацию.

Митрополит принял нас без очереди. Выяснив причину нашего приезда, он подтвердил все, сказанное в Декларации и в ответ на наши доводы назвал нас "контрреволюционерами" и "раскольниками". Мы отказались от его благословения и ушли, ничего не добившись.

Скоро власти стали закрывать приходы, не принявшие Декларацию. В Петрограде осталась лишь одна церковь, но все ее прихожане были зарегистрированы и позднее арестованы. То было время, когда атеистическая советская власть требовала от верующих посещать лишь официальные храмы.

Я тоже был арестован и сослан на пять лет. На Соловках встретил многих иерархов истинной Церкви. И там у нас уже была своя катакомбная Церковь.

В концлагерях преследование верующих было совершенно открытым: священников стригли и брили, запрещали носить рясы и кресты. За то, что крестились, давали новый срок заключения. Конечно, об открытых службах не было и речи. Мощи святых выставлялись для поругания в антирелигиозном музее с богохульными надписями — даже и святые пострадали с нами! Соловецким монахам, оставшимся там в качестве работников, под страхом смерти было запрещено вступать в какой-либо контакт с заключенными. Особенно трудно бывало перед большими праздниками: нельзя было собираться даже по два человека, чаще проводились ночные обходы, караулы удваивались. Ради молитвы нужно было каждую минуту быть готовым к смерти. И мы были готовы к ней, всегда носили с собой, подобно первым христианам, частицы Святых Даров. Я вывез одну такую частицу за границу и передал ее митрополиту Анастасию.

Мы не просто готовы были умереть, многие и умерли с верою, что где-то там, куда не дотянулась советская власть, где есть свобода, там в своей чистоте сияет Истина. Люди там не поклоняются антихристу. И какой ужас охватил меня, когда я смог выехать за границу — я обнаружил, что некоторые люди здесь "духовно" признают советскую Церковь. Духовно!

Многие наши там пали "страха ради иудейского" или уступив искушению внешнего сотрудничества с властями. Я знал священников официальной Церкви, которые дома рвали на себе волосы, бились головами в земных поклонах, прося прощения за свое отступничество, называя себя каинами, но у них не было сил решиться на мученичество. И даже они духовно не признавали красную Церковь. Но эти иные заграницей — вот именно, что духовно — они ей подчинились. Какое счастье, что наше духовенство-мученики, умирая, не знали о таком предательстве!1

Когда я вернулся из ссылки (в Ленинград), то нашел катакомбную Церковь. Я лично знаю примерно двести мест, где совершались службы. Там служили двенадцать странствующих священников и два епископа. Это были самые разные места — от крестьянских изб до советских учреждений, куда вход был только по пропуску. Катакомбная Церковь не имела общей, всех объединяющей организации.

Выехав за границу, я, естественно, стал искать людей, принадлежащих к катакомбной Церкви. Большинство беженцев ничего не знали о ней. Но почти ежегодно я встречал, по меньшей мере, одного представителя ее, даже священников, и имел переписку с епископом.

Согласно моим сведениям, катакомбная Церковь сейчас не только стала сильнее, но пробрела еще и некоторые организационные формы. По словам одного епископа, хотя активных членов катакомбной Церкви сравнительно мало, огромное большинство народа сочувствует и помогает им. Без этого сочувствия в советских условиях катакомбная Церковь не могла бы существовать совсем.

За границей я был поражен тем обстоятельством, что большинство священников катакомбной Церкви, приехавшие сюда, продолжали пребывать на нелегальном положении, не присоединяясь даже к Русской Зарубежной Церкви. Это очень тревожило меня, не ошибся ли я, вступив в нее? А если нет, то почему они продолжают оставаться сокрытыми? И вот я совсем недавно получил ответ на то, что беспокоило меня. Епископ катакомбной Церкви, незнакомый мне, живущий заграницей, прислал мне письмо через третье лицо. Вначале он написал о моих статьях, которые прочитал в "Православной Руси", и о правильности моей позиции вообще. А потом дал ответ на мои сомнения. Он писал, что священники катакомбной Церкви часто не вступают в Русскую Зарубежную Церковь, которая не заблуждается в своем отношении к богоборческому коммунизму, потому что все еще идет борьба и кто знает, не будет ли и на Западе востребован их опыт. Предтечи антихриста уже явились, и никто не знает, когда придет время, при котором каждому верующему, не заходя в дом, придется бежать в горы, то есть уйти "в катакомбы". И он прав: разве нет тех, кто желает уничтожить Русскую Зарубежную Церковь? Касательно этого, те, кто отошел от нее, уже сказали первое слово. И если этому суждено случиться (мы молимся, чтобы Господь этого не попустил!), где мы найдем тогда убежище, где найдем истинную Церковь? Почти все из Поместных Православных Церквей или уже склонились перед предтечами антихриста, или предложили "братские объятия" его верным слугам!

Сегодня нет и не может быть никакого разделения между духовными делами и политикой. Политика претендует на всеохватность, то есть она претендует взять в свои руки решение вопросов, касающихся также и духовной жизни. Это означает, что и для Церкви не могут быть безразличны действия политиков. Потом, когда антихрист возьмет власть на земле, он, естественно будет политической фигурой. Это означает, что Церковь должна будет противостоять его политическому давлению. И даже сейчас, чтобы ослабить эту оппозицию, предтечи его, навязывая идею, что Церковь должна быть вне политики, скрывают свою борьбу против Бога политическим прикрытием, называя мучеников "политическими преступниками". Разумеется, Церкви не должно принимать участие в интригах, но когда политика касается вопросов духовной жизни, она не может закрывать на это глаза.

Поэтому борьба против отступничества — это дело духовное, а не политическое. Поэтому вопрос о наших юрисдикциях — это не вопрос "разногласий епископов из-за власти". Нет, это вопрос сотрудничества (или молчаливого соглашательства) с предтечами антихриста или бескомпромиссной борьбы против них. Только это отделяет нас от тех, кто отошел от Истины, но это не отделяет нас от русского народа, ибо там душа, даже если она не видна, даже если она спрятана внутри, все еще жива, духовно не порабощена; ее влечет к свету Истины. И доказательством этому служит существование живой катакомбной Церкви в страшных условиях Советского Союза, где множество иуд — из страха или осознанно.