Святые российских катакомб (Отверженные святые России. Жития новомучеников)

Возвращение в центральную Россию

Декларация митрополита Сергия.

Перед епископом Дамаскиным встал вопрос, — что ему делать, как устроить свою дальнейшую жизнь? Как ему устроить свою дальнейшую жизнь? Душа епископа Дамаскина раздваивается: с одной стороны, его тянет от мира, с другой — он не может остаться пассивным зрителем крушения самого дорогого для него — Русской Православной Церкви.

Из Красноярска 28 ноября 1928 года он пишет: «Был у меня план остаться в сибирской тайге еще на 3 года, определенные мне после окончания туруханской ссылки... Сибирь показалась мне наиболее надежным убежищем в моем положении. Однако письма и телеграммы близких побудили меня изменить план и я сегодня выезжаю в г. Стародуб, Брянской губернии, куда «единодушно» приглашает меня духовенство. Ранее Стародуб входил в Черниговскую епархию. Склонило меня к поселению в России еще желание ближе познакомиться с положением, повидаться кое с кем».

Хотя ему не разрешалось посещать Москву, ему удалось по пути съездить туда и лично повидаться с митрополитом Сергием. Он писал: "Усматриваю промыслительность в своей болезни — ведь иначе я не мог бы быть в Москве, теперь же я не только пожил там и повидался с нужными людьми, но еще имел продолжительную беседу с митрополитом Сергием. О результатах беседы скажу следующее: если издали я еще предполагал возможность данных, коими бы оправдывалось поведение его, то теперь и эти предположения рушились — теперь никаких оправданий у меня для митр. Сергия и компании нет!"

Поселившись в Стародубе, епископ Дамаскин не чувствует себя ни спокойно, ни твердо. Он все время в ожидании какой-то перемены. 21 мая 1929 года он пишет: «Получил приглашение от митрополита Серафима Ленинградского (Чичагова) быть его помощником и, разумеется, отказался, как и раньше от сергиевских предложений».

По своему обыкновению епископ Дамаскин проявляет кипучую энергию. Он видится с большинством своих друзей, ведет с ними и дружественными ему епископами деятельную переписку и готовит выступление против митрополита Сергия. Делает он это после ряда колебаний, сомнений, стоит ли вообще обращаться к митрополиту Сергию с укоризненным посланием? Но деятельное начало в епископе Дамаскине берет верх над началом созерцательным, аскетическим.

Как воспринимает епископ Дамаскин то, что он видит? Сугубо церковно. Из Стародуба он пишет 23 декабря 1928 года: «Как чудовищно велико совершающееся ныне преступление — убийство детских душ! Есть ли у современных детей чистые радости? Теперь кажется вся атмосфера переполнена флюидами зла и тления. Теперь только сохраняющие в себе благодать Христову изолированы ею от влияния этих сатанинских флюидов».

И далее: «Поделюсь с вами еще тем своим убеждением, что весь смысл настоящих испытаний состоит в том, что пришло время очистить нашу жизнь, жизнь веры, жизнь Таинств Христовых от внешних наслоений. Слишком ясно стало, что для многих, особенно «теплохладных», внешняя форма религиозной жизни совершенно заменила сущность такой жизни, потому-то и стал возможным тот внешний успех безбожников. Что касается такого их успеха, то рассматриваю его так: успех их несомненен в деле развращения детского и юношеского поколения.

А в своем послании митр. Сергию по поводу его декларации, епископ Дамаскин пишет: «Рассматривая настоящий скорбный путь российской Церкви в перспективе вечности, приходишь к проразумению высокого смысла всех настоящих испытаний. Угасание духа веры в массах, принижение спасительных идеалов в Церкви, забвение пастырями своего долга, умножение на этой почве беззакония и «иссякание любви многих» не могли не привести к тяжелым последствиям. Во всяком организме угасание духа вызывает конвульсии. Слишком далеко стоим мы в нашей церковной жизни от заповедей Христа, от руководства учением святых апостолов, от заветов святых отцов, мучеников и исповедников. Тяжкие скорби необходимы стали, чтобы хоть таким путем обратить наше внимание на великий грех призванных к святости носителей имени Христова».

«В случае же, если советская власть, рассудку вопреки, будет упорно продолжать рассматривать Православие вообще как контрреволюцию — ну, что же? Пойдем на Голгофу. Предварительно же Церковь должна выполнить свой долг перед миром и в этом направлении — выступить с авторитетным словом предупреждения к погибающему народу.