Святые российских катакомб (Отверженные святые России. Жития новомучеников)

3. "Святая ночь" русского монашества

Свидетельница из Германии, Наталья Георгиевна фон Китер поделилась с нами своими воспоминаниями о преследовании православных христиан в то время.

“Святой ночью”, как назвал ее народ, была ночь с 17 на 18 февраля 1932 года. Я хорошо помню ее, поскольку 16 февраля умерла моя мать. Незадолго до этого она приняла постриг и была монахиней в миру. 18 февраля наш духовник иеромонах Вениамин должен был прийти на похороны. Я долго ждала и решила позвонить ему. Мне сказали: “Он не может прийти; вы понимаете”. Пауза затянулась, и я без слов поняла, что он в опасности. Я хотела найти другого священника, но во всем Петрограде не было священников, кроме обновленцев. В тот день не было священников ни в одном храме. Я побывала на Валаамском подворье. Все священники оттуда были арестованы. Мне повезло, и я нашла доброго батюшку на кладбище. Удивительно, но он не был обновленцем, а ведь только обновленцев оставили на свободе.

Вскоре я услышала о трагедии, происшедшей в Свято-Макариевском монастыре и с одним мальчиком-подростком поспешила туда, поскольку знала, что в монастыре не осталось ни одного человека. Церковь была заколочена и охранялась агентами НКВД. Это был невероятный случай в нашей советской жизни. Величайшей святыней монастыря были вериги преподобного Макария Римлянина, столетия выставлявшиеся для почитания верующими. Их нужно было спасти.

Наша дорога к монастырю пролегала через густой лес и болота. Нам с трудом удалось избежать трясины. Обходя дороги, на которых нас могли заметить, мы пропели молебен преподобному Макарию. После долгих блужданий наконец достигли монастыря. Разбив окно, мы пробрались в храм и увидели ящик, набитый церковными ценностями. Я взяла святые вериги Преподобного, несколько икон и книг. Святой Макарий сокрыл нас своей мантией от глаз агентов НКВД и чудом мы не были изловлены. Я хранила вериги дома, ожидая такого времени, когда можно будет отдать их Церкви. Но и мне было опасно держать их дома. Тогда я ненадолго отдала их на сохранение своей подруге, близкой мне по духу молодой женщине, соработнице в винограднике Господнем. Она убрала их в ящик своего ночного столика. Внезапно ее брат, школьник, был арестован и обвинен в религиозной пропаганде. Агенты НКВД ворвались в дом для обыска. Они перевернули все вверх дном, заглянули в каждую коробочку, и только ящик, в котором хранились вериги, не был открыт. Ничего не найдя, они освободили брата моей подруги. Это было подлинное чудо. Воистину преподобный Макарий сохранил нас всех. После этого случая я отдала вериги одной надежной монахине, которая забрала их в Москву. Где они теперь?”

День 18 февраля 1932 года (по новому стилю). Это сияющий и страшный день, Страстная пятница русского монашества — отвергнутый и неизвестный миру день, когда все русское монашество в одну ночь исчезло в концентрационных лагерях. Все было совершено в ночной тишине с ведома митрополита Алексия — об этом есть надежные свидетельства. В Ленинграде были арестованы: сорок монахов Александро — Невской лавры; двенадцать монахов Киевского подворья (остальные были арестованы еще в 1930 году); десять монахов Валаамского подворья; девяносто монахинь Новодевичьего монастыря; шестнадцать монахинь подворья игуменьи Таисии Леушинской; двенадцать монахов Федоровского собора; восемь монахов из киновии Свято-Александро-Невской лавры “Большое Охотко”; около ста монашествующих из других ленинградских храмов. Всего триста восемнадцать человек. В ту же ночь все монахи и братия пустыни преподобного Макария Римлянина были арестованы и привезены в Ленинград, как опасные преступники, самое присутствие которых угрожает обществу. С ними обращались как с ядовитыми насекомыми, которых нужно раздавить...

Волна арестов, как гром прокатилась над Русской Землей, сметая монашеское население, бывшее славным стражем народной нравственности и национальных ценностей. Были захвачены многие из белого духовенства и мирян, так или иначе близкие по духу к монахам. К примеру, пламенные проповеди приходского священника Александра Медведского послужили причиной его ареста. Все арестованные были высланы в Казахстан, оттуда никто уже не вернулся.

В то же время, только в Ленинграде многие храмы были закрыты и разрушены (Краснов-Левитин дает их точный список, смотреть стр. 222 его книги). Даже приходская церковь, к которой принадлежал известный ученый И. П. Павлов (он лично ездил в Москву, пытаясь отстоять ее) была затронута и, как только Павлов умер, этот величественный архитектурный памятник, посвященный Знамению Пресвятой Богородицы, был взорван динамитом, и от него не осталось и следа. В это время, конечно, все 1400 русских монастырей, бесчисленные скиты и новые монашеские общины были закрыты и, за небольшим исключением, уничтожены.

“Все мы, — отзывается свидетель, — стали жалкими в тот страшный период, жалкими до отвращения. Каждый чувствовал, как они (власти) садистки плевали в наши души и насмерть били наших матерей у нас на глазах. Это было ужасное чувство обиды и гнева, но все были беспомощны. Весной 1932 года я познал это состояние на собственном опыте (Краснов-Левитин). Эти люди и подумать не могли, что вскоре после “Святой ночи” свободолюбивые Соединенные Штаты Америки признают советскую тиранию, как законное правительство. И в это же время сергианские “епископы”-марионетки провозглашали на весь мир, что христиане в России свободны.

Источники. (All in Russian): Nun Veronica, Memories, published by Russian Life Press, San Francisco, 1954; Archpriest Gerasim Shoretz in Polsky's The New Martyrs of Russia, Vol. I, p. 181, Vol. II, p. 284; L.P., The Death of Schema-Bishop Macarius, in "Orthodox Russia, " — 13-14, 1944; A. Krasnov-Levitine, Likhie Godi, Paris, 1977, pp. 215-20; Natalia G. Von Kieter, manuscript. — (Все на русском): Монахиня Вероника. “Воспоминания”. Сан — Франциско, 1954; протоиерей Герасим Шорец в книге Польского “Новые мученики Российские”. Т. 1, стр. 181, т. 2, стр. 284. Л. П. “Смерть схиепископа Макария” в “Православной Руси” № 13-14, 1944 г.; А. Краснов-Левитин “Лихие годы” Париж, 1977, стр. 215-20; Наталья Г. фон Китер, рукопись.