Святые российских катакомб (Отверженные святые России. Жития новомучеников)

VI. Агнец, ведомый на заклание

Чтобы отправить на Колыму, узников набили в трюм "Сахалина" и по реке Амур отправили в Николаевск. Оттуда на кораблях американской постройки (купленными в США на золото, добытое рабским трудом на Колыме) узники пересекли Охотское море и добрались до Магадана. Высади в Охотске, заключенных под вооруженной охраной пешком погнали в дальний путь через густую тайгу до берегов реки Колымы. В лесу днем, а особенно ночью тучи злобно жалящих комаров превращали незащищенных, измученных и совершенно истощенных людей в окровавленные, опухшие, едва движущиеся тени в лохмотьях. Все выбивались из сил, чтобы не упасть и двигаться вперед, иначе охранники их просто "приколют", то есть несчастных оттаскивали в кусты и втыкали в живот острый кол, чтобы они не сбежали. Было хорошо известно, что охранник не отвечал за смерть заключенного, а за сбежавшего рисковал собственной головой.

Для подтверждения таких бесчеловечных действий давайте вспомним, что писали узники Соловецкого лагеря и лагеря Беломорканала. В то время, когда Соловки были в ведении палачей Дзержинского и Берии, туда были сосланы священник по фамилии Успенский и его сын. Сын скоро стал охранником. Он сопровождал группы узников из одного лагеря в другой; очевидно, его жестокость завоевала ему доверие в НКВД. Однажды зимой, в буран, он должен был сопровождать группу заключенных, в которой был его собственный отец. Уже старый и больной, тот не мог идти прямо по глубокому снегу, часто спотыкался, падал, колонне из-за него, очевидно, приходилось замедлять ход. Тогда сын-негодяй велел отцу отойти с дороги в кусты и там застрелил его. Выстрелы эхом прозвучали в лесу, в соловецкой метели, под завывание северного ветра, укрывшего нового священномученика облачением из белого снега. Следующей весной тело протоиерея с пулей в затылке было обнаружено нетленным — святые мощи. А сын, Успенский, совершивший такое злодеяние, был награжден начальством НКВД повышением по службе и пользовался временным доверием в их среде. Следующие несколько лет он служил начальником Медвежьегорского лагеря и всех концлагерей за Онежским озером, пока его самого не расстреляли во время ежовской чистки. В его время помощником его в Повенецком районе Беломорканала был еще один жестокий негодяй, бывший старовер Иконников.

Выжившие в том страшном переходе, наконец, дошли до реки. На берегу было несколько мрачных бараков и разваливающаяся пристань для пароходов. Здесь всех узников погрузили на баржу, и небольшой пароходик ("кукушка") вытащил ее на середину реки и повел вниз по течению вдоль ее золотых берегов, девственных лесов, доставляя на золотые рудники новую партию рабов, где уже десятки тысяч им подобных, приговоренных к быстрой смерти, копошились, как муравьи, день и ночь, добывая ценой собственной жизни золотого тельца для безбожных советских идолопоклонников.

Концентрационный лагерь на Колыме в районе Магадана был таким же, как все советские лагеря: забор из колючей проволоки, вышки с вечно бдительными охранниками, вечерние переклички, скудная еда и нечеловеческие условия труда... Единственная разница была в том, что с Колымы некуда было бежать, и никто не хотел быть сожранным дикими зверями. Дни отдыха часто заменялись работой в честь какого-нибудь советского достижения или одного из тиранов, подобных Ленину или Сталину. Навигация обычно прекращалась в начала сентября, и поступление новых рабов откладывалось до весны. Люди, погибшие в течение зимы, летом заменялись новыми "врагами народа", и так продолжалось год за годом. Такой была атмосфера, в которой епископ Онуфрию довелось закончить свой земной путь.

Один из свидетелей, протоиерей Василий Архангельский, соузник священноисповедника епископа Афанасия (Сахарова) писал: "Особенно памятны некоторые случаи, когда мы особенно скорбели о потерянном рае... возможности служения. Великая Пятница <...>, а мы на лесоповале, в болотистой чаще дремучего леса, увязаем в тину, с опасностью провалиться в так называемые волчьи ямы, занесенные снегом, и, кто попадал в них, сразу погибали. И в такой обстановке мы исповедались друг у друга... открыли друг другу все сокровенные мысли..." Многие верующие, признав в своем товарище по несчастью священника или епископа и хорошо зная, что нет никакой надежды в будущем вернуться к жизни в миру, просили постричь их в монахи, и таким образом принимали свою судьбу как монашеское послушание. Эти тайные монахи заполняли бреши в рядах видимых духовных воинов, сражающихся чистотой своих искупительных страданий со злобными силами врага нашего спасения. Мы знаем некоторых из тех, кто принял постриг подобным образом, и знаем, что их свидетельство правдиво. Там они встречали истинных святых. Кто может понять чудные видения, которые открывались этим невинным агнцам Христовым, когда их вели на заклание? Кто может сказать, какую цену платят сегодня, в наши жестокие времена, за сохранение Православия? Действительно, это их молитвами и их самопожертвованиями еще держится мир.

Здесь теряется для близких последний след земного существования епископа Онуфрия. Его святость, несомненно, привела многих в Рай. В 1938 году до его далекой паствы на юге европейской России дошел слух, что он был застрелен при попытке к бегству, но проверить это невозможно. Мало кто вернулся из советского ГУЛага.

Понятно, почему коммунистам необходимо было мучить и уничтожить такого доброго человека: зло ненавидит добро и свет, потому что они — отражение Бога. Те, кто действительно верит в коммунизм как идеалистическую философию, конечно, не могут объяснить, почему, чтобы принести счастье людям на земле, нужно было мучить и погубить такое воплощение добра и добродетели, как епископ Онуфрий. Но мы можем понять это, основываясь на православном святоотеческом учении о духовной слепоте: коммунисты причиняют такие страдания, потому что совесть у них нечиста, они сами обмануты, а их возвышенные мечты об улучшении человечества — это только мираж, скрывающий действительно убийственную суть их системы.

Пусть пример тех, кто, как епископ Онуфрий, страдал и обрел победу над слугами антихриста, спасет нас от этого ужасного обмана! Аминь.

Игумен Герман.

Источники. Polsky's Russia's New Martyrs, Vol. 2; Regelson, The Tragedy of the Russian Church; R. Conquest, Kolyma, the Arctic Death Camps; M. Mostiko, "Bishop Onouphry" in Orthodox Russia, No 6, 1972; Archimandrite Seraphim Verbin, "New Martyr Archimandrite Gennady" in Orthodox Path, 1963; personal memoirs by Bishop Nektary of Seattle, Vera Kontzevitch, Rev. Sergei Shukin, Matushka Alexandra Pawliusik. — Польский "Новые мученики Российские", т. 2; Регельсон "Трагедия Русской Церкви"; Р. Конквест "Колыма, лагеря полярной смерти"; М. Мостыко "Епископ Онуфрий" в "Православной Руси", № 6, 1927 г.; архимандрит Серафим (Вердин) "Новомученик архимандрит Геннадий" в "Православном пути", 1963 г.; личные воспоминания епископа Нектария Сиэттлийского, Веры Концевич, прот. Сергия Щукина, матушки Александры Павлюсик.